Вот он уже прошел, по его ощущениям, примерно с километр от входа, но ничего абсолютно не менялось. Все те же идеально ровные стены по идеально ровной прямой уходящие в черную бездну то ли горы, то ли уже куда-то в другой мир. Никита снова достал из кармана зажигалку и зажег огонь, чтобы удостовериться в наличии кислорода в воздухе. Пламя заиграло ярко, но как-то странно пританцовывая. Только сейчас он заприметил, что воздух в тоннеле шевелится, но движется очень необычно от потолка в пол, причем никаких вентиляционных отдушин нигде он до сих пор не заприметил, хотя вглядывался вокруг очень внимательно. Опустив включенную зажигалку горизонтально вплотную к каменному ровному полу, Никита, не веря своим глазам, обнаружил, что язычок пламени, если преподнести его к поверхности гранита, кончиком уходит внутрь камня, словно это и вовсе не сверхтвёрдый материал, а вентиляционная решетка. Исследуя это невероятное явление, Никита попутно заметил на почти идеально ровной поверхности пола еле различимые продиры, идущие перпендикулярно в некоторых местах пунктирами от стены к стене. Объяснение этим линиям было только одно: они оставлены в процессе движения всей массы блоков, включая всю горную породу выше них, относительно пола. То есть, какому-то титану, живущему в земной толще, вдруг захотелось поиграться и сотворить вот эти катакомбы – только так можно было растолковать все это. Если вначале Никите в голову пришла идея, что туннель – дело военных, что было, конечно же, глупостью, то сейчас в сознании начали вертеться самые необычные догадки. Первым делом, с улыбкой, он предположил, что сама гора, возле которой построил избушку еще дед Тани, вернувшись из войны с двумя орденами Славы и кучей медалей, – это резиденция Бажовской хозяйки Медной горы. Не зря же отца тестя звали Даниилом! А про свою тайну он не открыл никому, даже своему старшему сыну – отцу Тани. Через какое-то время, двигаясь дальше в глубь черной бездны, обволакивающего его материнским теплом, он вспомнил о мифических нибелунгах: а что, если у Енисея есть свои дети тумана, и эти таинственные карлики еще до появления людей на земле здесь уже имели города внутри гор и собирали золото из сибирских недр? Потом, развивая эту тему, Никита вспомнил забавный фильм про хоббитов, гномов и золотого дракона, забравшего все богатства карликов…
Все эти соображения только увеличивали и без того зашкаливающее любопытство, несмотря на снова подкатывающий приступ кашля и бьющий в виски и затылок пульсирующую боль при каждом вдохе. Каждый раз, пропуская через свое сознание все эти свои гипотезы очередной раз по кругу, Никита спотыкался о разящей наотмашь догадке, что он на самом-то деле умер, и этот узкий коридор не что иное, как тот самый пресловутый туннель, по которой человек перебирается в иной мир. И каждый раз, не имея иного способа проверить, он запускал руку в карман, – а, как известно, у «гроба» нет карманов, – и, достав оттуда, зажигалку, приводил свое сознание в чувство реальности обжиганием ладони.
У Никиты не было часов, но чувство времени у него было обострено образом самой жизни охотника в гармонии с природой. По его прикидкам он уже шел минут двадцать – никак не меньше, а тоннель уходил все дальше и дальше. Прошло еще минут десять, пока слабомощный светодиодный его фонарик, пробивающий максимум десять метров бархатной темноты тоннеля, своим лучом не уткнулся в стену. Находясь под действием перебивающих и противоречащих друг другу попыток объяснить происходящее вокруг него, Никита первоначально даже как-то с сожалением отметил бессмысленность такого грандиозного сооружения, как тот тоннель, по которому он шел уже примерно километра три, если он заканчивается вот так глупо тупиком. Подойдя же вплотную к этой, перекрывающей дальнейшее продвижение, стене, Никита понял, что это еще не конец: влево и вправо симметрично от каменного блока, расположенного опять же строго перпендикулярно тоннелю, виделись проемы. Никита завернул в правый из этих порталов. Узкий проход, шириной с метр, а то и меньше, через несколько шагов повернул налево, а затем еще раз налево. Стало ясно, что стена, которую он принял за конец тоннеля, представляет собой подобие перегородки, а левый проход симметричен правому. Уже привыкший к мысли, что его путешествию по загадочной «кроличьей» норе пришел конец, Никита с противоречивыми чувствами заметил, что на противоположной стене от этого замкового блока, ровно посредине по оси всего тоннеля, опять виднеется следующий проход. В этот момент он закашлял, и боль в груди буквально скрючила его так, что он, сев на корточки, уперся руками об пол. Фонарик укатился куда-то назад, а Никита, чтобы переждать приступ, упал на бок и сквозь плавающие перед глазами разноцветные круги, которые всегда его сопровождали во время сильного кашля, заметил, как в темноте на каменной стене замкового блока, словно на киноэкране, отражается мягкий свет, идущий из глубины проема на противоположной стене. Он решил, что это ему, вместе с радужными кругами, всего лишь видится, и сперва не придал этому никакого значения, весь ушедший на борьбу с приступом кашля. Но вот круги постепенно исчезли, а свет на стене стал даже ярче и начал как-то неуловимо переливаться фиолетовыми оттенками.
Никита встал на ноги и, забыв про лежащий на полу свой фонарик, пересиливая сильнейшую боль между лопатками, которая отдавала через все тело аж в колено при каждом шаге, подошел к прямоугольному проему, откуда вырывался этот необычный свет. Еще в тот момент, когда он понял, что это свечение ему не кажется, Никита подумал, что он вышел на другую сторону горы, только удивился тому, что добрался так быстро: в диаметре гора, если измерять по подошве, была минимум километров восемь. Увидев истинную картину внутри небольшого, примерно в четыре метра в длину и шириной в полтора, пролета, Никита сполз медленно по стене и словно ребенок стал улыбаться открывшемуся перед ним феномену. От стены до стены, от пола и до потолка в этом тупике висело нечто похожее на киноэкран, который опалесцировал мягким фиолетовым светом, время от времени чуть меняя цвет местами то на зеленый, то на серовато-голубой. Никита смотрел на эти переливы завороженно и не мог оторвать взгляда, так они были прекрасны и чудесны, особенно здесь, в конце темного тоннеля. Он почему-то нисколько не удивился увиденному и не пытался даже как-то анализировать или объяснить суть этого необычного, никак не природного, явления. Обессиленный и измотанный до предела, уже чувствуя, что поднялась прилично температура после вчерашнего переохлаждения, Никита ясно осознавал, что домой в Сайгир он уже не попадет никогда. Он был рад тому, что перед смертью – безразлично кто – ему подарили это чудо, и он радовался этой фантастической игре света и цветов. Ни о чем не думая, он тяжело встал на ноги и подошел вплотную к этой светящейся поверхности. Когда он уже протянул руку, чтобы попробовать на ощупь этот странный экран, вдруг на нем фиолетовый свет поменялся на мягкий белый, а сама поверхность зашевелилась, словно бы подул легкий ветер на тихую гладь воды. В следующее мгновение от этого портала, почти из-под самого потолка, оторвались два светящихся шара примерно с теннисный мяч, и, двигаясь абсолютно одинаково вдоль стен слева и справа, слегка покачиваясь верх-вниз, пролетели за его спину, поменялись местами и подлетели вплотную к нему, остановившись на уровне груди. Никита, повернувшись, завороженно, словно ребенок, наблюдал за ними. Шары, мягко покачиваясь верх-вниз с небольшой амплитудой, снова зашли за его спину и исчезли в светящейся поверхности портала, но, почти сразу же появившись вновь, нырнули через секунду обратно. Так повторилось еще два раза, после чего шары, вылетев из экрана, встали по бокам и перестали даже шевелиться, а портал опять стал фиолетовым. При этом сами шары стали светиться так ярко, что Никита, привыкший к полумраку, даже зажмурился. Он понял, что эти шары приглашают его войти внутрь портала…
Никита чувствовал, как все телесные недуги, так невыносимо давившие на его сознание через боль, никуда не исчезая, как бы отошли в сторону и освободили его разум и волю. Ему вдруг стало так легко и беспричинно приятно просто от того, что он еще есть, пусть и на пороге смерти. Никита забыл про свой возраст, забыл про все на свете, зачарованный светом мерцающей опалесценцией загадочной поверхности. Наверное, так он смотрел единственный раз в жизни в глубоком детстве, когда ему было четыре года, увидев впервые новогоднюю елку… У них, в патриархальной семье, Новый год не отмечали. И вот однажды в самый канун этого праздника к ним в гости нагрянул двоюродный брат отца, работавший в Петрозаводске диктором местного республиканского радио и телевидения. Достав из своей большой сумки елочную электрогирлянду и небольшую картонную коробку с игрушками, по праву своего старшинства, стал укорять своего младшего брата из-за отсутствия в доме елки. Никита словно во сне помнил тот сказочный вечер 31 декабря: на улице светила яркая луна, он сидит на шее своего дяди, а впереди, показывая дорогу, идет сестра. И вот при свете полнолуния дядя нашел самую красивую карельскую елку – так он тогда сказал, увидев после часового блуждания по лесу действительно настоящую красавицу идеально симметричной формы с густой шубой из ароматной хвои. Никита не помнил обратную дорогу, да и порой, вспоминая свое детство, он даже сомневался, что это произошло на самом деле – может, ему это все приснилось? Но то, как дядя водрузил елку в ведро с водой, потом привязал верхушку суровой дратвой в стене и к потолку, после чего нарядил и, самое главное, когда выключил свет и воткнул вилку от электрогирлянды в розетку – это помнил очень ясно. Вроде бы ничего такого не произошло с точки зрения взрослого человека, но тогда для него, четырехлетнего мальчика, это было настоящей сказкой, абсолютным чудом!
