Скалы были в самом деле серо-голубыми. Они выглядели по-своему хорошо, но для нас, если по совести, не представляли, увы, интереса. Это сделалось ясно сразу. Мы с Аликом переглянулись и даже не стали об этом говорить. Прошли чуть дальше, надеясь увидеть что-нибудь еще, — пейзаж оставался все тот же. В этих скалах было что-то и от зубцов Ай-Петри, и от фигур выветривания долины Привидений на Демерджи, и от каменных столбов Кара-Дага, но там сочетание всяких чудес с бездонными пропастями и неповторимым ощущением простора рождает если не восторг, то изумление, здесь же мы испытали только вежливое и весьма умеренное любопытство. Что поделаешь…

Спрятавшись от ветра, закурили. Ветер, кстати, усилился. Этому можно было и обрадоваться: авось разгонит тучи, подсушит дорогу — пусть не для нас, мы еще сегодня уедем, но легче станет другим. Однако на душе было паршиво. Наверно, от разочарования, которое сделало бессмысленной, ненужной эту трудную поездку (сколько же людей мы впутали в нее!).

Возвращались к машине несколько иной дорогой и нечаянно наткнулись на заброшенное мусульманское кладбище. Задерживаться не стали, только глянули по сторонам: где-то неподалеку должны быть остатки, развалины деревни. Так и есть. Заросшие бурьяном и колючим кустарником фундаменты, следы улиц, обрушившийся, заваленный камнями колодец… Еще один рубец на теле многотерпеливой земли. Мне почему-то вспомнилось раскопанное археологами на Азовском побережье небольшое городище — я туда забрел случайно лет восемь назад. Судя по всему, то была забытая всеми греческими богами торговая фактория на самом краю (по тогдашним понятиям) Земли. Как и здесь, всего несколько домов. Следы поспешного бегства. От кого? Куда? А ведь жили себе люди, ловили рыбу, сеяли хлеб, стригли овец, растили детей, с надеждой или тоской смотрели, как и мы сейчас, на небо…

— Ну что? — встретил нас Матвей.

Секретарь с механиком тоже оторвались от работы. Толстой жердью они пытались приподнять машину.

Я растерялся. Сказать правду было невозможно, просто не поворачивался язык.

— Очень интересно, — ответил Алик. — Просто удивительно. Как раз то, что нам нужно. Летом приедем еще раз.

— Порядок, — сказал Матвей. — А теперь подключайтесь сюда, попробуем толкнуть козла. Заводи! — скомандовал он.

Леша сидел на своем месте водителя. Ботинки у него были сухие и чистые. Мы облепили машину. Пятеро здоровых мужиков — неужели ничего не сможем сделать? И-и-и раз, два — взяли! Ничего не смогли. Грязь летела из-под колес так, что скоро все мы были заляпаны, а толку никакого.

Секретарь сказал:

— Нужен трактор. Вы оставайтесь, ждите, а мы пошли.

— Нехорошо, — сказал Алик. — Мы будем прохлаждаться, а вы — выручать нас?

— Чё споришь? — возразил механик. — Через час вернемся с трактором.

Я глянул на приборный щиток машины: часы показывали пять. По зимнему времени уже вечер, однако было еще светло. Правда, ветер усиливался, и заметно похолодало. Изо всех щелей (а их в машине с брезентовым верхом хватает) противно дуло. Алик начал постукивать ногой об ногу, но продолжал твердить:

— Нехорошо с ребятами получилось…

— А с Матвеем хорошо? — не выдержал я.

— Бросьте вы ерунду, — вмешался Матвей. — Вы что, за уши кого-нибудь с собой тянули? Все в порядке. Нам еще домой на ужин поспеть нужно.

— Бензин кончается, — сказал Леша.

— Заправят, — успокоил Матвей.

Время тянулось ужасно медленно. Горизонт на юго-западе все еще светлел. Я повернулся к Алику:

— Твоя речь за столом все решила. Механик сразу растаял.

Матвей хмыкнул, и это, должно быть, означало: лучше бы он не таял.

Алик отозвался:

— Славный человек.

У него, по-моему, все были славные.

Ветер сдержанно гудел, обтекая машину. Похоже, что он только пробует силу, а по-настоящему разойдется позже.

— Я ведь тоже здешний, — сказал Алик. — Не совсем, конечно.

— Откуда?

— Из Феодосии. Помните, Волошин пишет о стариках, которые знали Гарибальди — он приходил в Феодосию юнгой на итальянских парусниках?

— Что-то припоминаю.

— У Гарибальди тетка была в Феодосии — торговала колбасой. Ее еще почему-то называли на немецкий манер — фрау Гарибальди.

— Да-да, читал.

— Так вот, эта фрау Гарибальди приходилась кем-то моей бабушке.

— Тоже итальянке?

— По-видимому.

В разговор влез Леша.

— Родственнички за границей? — сказал он с деланной строгостью.

Метель налетела неожиданно. Сначала послышался шорох, будто кто-то гладил брезент огромной, шершавой рукой, а вслед за этим ударил снежный заряд. Сразу стало темно, как бывает только ночью во время метели. Снег кажется черным, и ни тебе неба над головой, ни дороги под ногами, ни ясного понимания, что делать и куда идти. Леша включил фары, но их свет пробивался от силы метра на полтора. Не нужно было особенного воображения, чтобы представить себе нашу машину такой же одинокой в огромном мире, как лодка в океане или космический корабль на дальней трассе. Скорее наоборот — нужно было напрячься, чтобы поверить в близость людей и жилья.

Удивительные шутки проделывает с нами иногда природа. Одним мановением отбрасывает к тому одиночеству и беспомощности, которые испытывал человек разве что тысячу лет назад. Вот так же, помнится, я попал однажды с рыбаками в шторм. Крен доходил до критического, на койке не удержаться, с сейнерной площадки чуть не сорвало сеть. Считалось, что мы идем своим курсом, но куда нас несет и что с нами вытворяет погода, трудно было понять. День превратился в сплошные сумерки, а ночь — черт знает во что. Уже к концу первых суток я усомнился в самом существовании не то что порта, куда мы спешили, но и вообще берега, твердой земли. Сейчас, конечно, до такого было далеко, но буран ошеломил своей внезапностью и силой.

Шесть, половина седьмого — свистопляска не прекращается.

— Жди их теперь, — пробурчал Леша. — Сидят в тепле. Кому охота в такую погоду соваться в степь…

— Буран захватил их на полдороге, — сказал Алик. — Как бы не заблудились.

Меня это тоже тревожило. Ребята как будто крепкие и местность знают, однако мало ли что случается.

— Ждем до семи, — решил Матвей. — Если трактора не будет, свяжемся веревкой и пойдем пешком.

— В гробу мне снились такие прогулки, — заявил Леша. — Идите сами. Я машину не брошу.

— Сколько бензина?

— Четверть бака.

— Оставайся, — согласился Матвей.

Однако без десяти семь послышался рокот мотора. Сперва он промелькнул как бы случайной нотой в мощном гуле бурана, а потом сразу усилился и оказался вдруг рядом. Леша начал сигналить и зажег фары.

Как все сразу переменилось! К рыканью трактора присоединился негромкий, простуженный голос нашего «газика» (он что-то начал чихать). Огней горело столько, что хоть начинай киносъемки. Обрадованный, я выскочил на сверкающую снегом и словно дымящуюся дорогу и опять провалился по щиколотки в грязь. Матвей вылез вместе со мной. От трактора к нам спешил человек — это был секретарь.

— Может, поехали к нам? Заночуете у меня…

— Какой ночлег! Мне завтра с утра выступать на совещании. Да и время — восьмой час.

— Время детское, — согласился секретарь и крикнул Леше: — Трос есть?

— Цепляйте своим, — ответил Леша, не выходя из машины.

Секретарь замахал руками, и трактор двинулся мимо нас. Сзади у него тоже горела сильная фара.

Секретарь перебрался опять к нам, механик остался на тракторе. Тракторист, раскоряченной черной тенью мелькая в скрещении прожекторов, закрепил трос, дизель угрожающе взревел, и мы, покачиваясь, словно лодка на волнах, двинулись наконец в обратный путь.

— Вам повезло, — сказал секретарь, — трактор со второго отделения.

«Ага! — сообразил я. — Значит, довезет не только до этого села — нам и дальше по пути».

Минут через сорок остановились; секретарь стал прощаться:

— Счастливого вам. Извиняйте, если что не так.