Я устала быть жертвой обстоятельств. Мне нужно двигаться вперед, но я не знаю как. С Гарретом я продвигаюсь вперед, но есть маленькие шажки, те последние у вершины горы, на которую я не знаю как взобраться. Каждый раз, когда я пытаюсь, мои шаги становятся слишком неуверенными. Я говорю себе закрыть глаза и сделать это, но ничто, что делается вслепую, не бывает легким.

Знаю лишь, что сейчас мое лицо утыкается в его грудь, его руки обнимают меня, а его успокаивающий голос тихо говорит мне на ухо, что все будет хорошо. Кажется, именно тут я и должна быть.

Гаррет — мой надежный человек. Он постоянен в моей жизни, всегда готов мне улыбнуться, предложить дружбу, что никогда не ослабевает, и связь, что крепнет с каждым днем. Он — теплые руки, которые обнимают меня, пальцы, которые скользят по моей спине, тихий голос, который облегчает мои тревоги в конце дня и обещает быть моим безопасным пристанищем.

И вот почему я знала, что вернусь. Вот почему я провела ночь, проваливаясь в отрывистый сон, расхаживала по гостиной, сворачивалась калачиком на диване в ожидании восхода солнца. Все, чтобы вернуться и попросить его выслушать меня.

Мешки под его тяжелыми, затуманенными глазами говорят о том, что он точно также не спал, и я могла сохранить нам время, приди я сюда раньше. Ведь он ждал меня.

Он всегда ко всему готов. Это я делаю слишком много шагов назад, а не на встречу.

Большие руки Гаррета обхватывают мое лицо, убирая волосы с моих щек. Его сине-зеленые глаза полны сострадания, и невероятного терпения. Когда подушечка его большого пальца касается моей нижней губы, я растворяюсь в его прикосновении.

— Спасибо, что вернулась.

— Прости, что я наорала на тебя.

— Ты можешь испытывать чувства, Дженни, и ничего страшного, если это — гнев.

— Но я злюсь не на тебя.

Он перекидывает мою косу через плечо и целует в лоб.

— Зайдешь и поделишься со мной, на кого злишься?

Напряжение между лопатками не покидает меня со вчерашнего дня. Это началось с Крисси, ослабло с Гарретом, но в момент, когда я увидела Кевина на ступеньках в кинотеатре, оно вернулось, с ревом. Крисси и Кевин — одно и то же лицо; они из тех, кто заставляет других чувствовать себя маленькими и незначительными. Мне нравится заявлять о себе громко и гордо, но когда они рядом, я замыкаюсь в себе, надеясь стать невидимой.

Гаррет берет меня за руку и нежно сжимает, напоминая об ответе, которого он ждет. Когда я киваю, он ведет меня к дивану и укрывает одеялом, и обещает, что скоро вернется. Он возвращается с самой шикарной кружкой горячего шоколада в руках. На кружке взбитые сливки, измельченные конфетки и голубые зефирки в форме снежинок.

Я обхватываю ее руками.

— Ты все лучше и лучше в теме с горячим шоколадом.

— Это все ты, — бормочет он. — С тобой я хочу быть лучше.

— Тебе не нужно становиться лучше. Ты и так лучший человек, которого я знаю.

— Также я считаю и о тебе, но у меня такое чувство, что ты относишься к себе по-другому. По крайней мере, в некоторых вещах. — Он кладет руку на спинку дивана, наклоняясь ко мне. — Тебе не нужно ничего менять в себе, Дженни, чтобы понравиться кому-то вроде Крисси. Ты намного лучше таких людей.

Вот это расстройство по поводу дружбы с ней и не имеет никакого смысла. Ни для людей, что знают меня, такие как Гаррет, например, ни для меня самой. Я не последователь. Я прекрасно прокладываю свой собственный путь, и не хочу отказываться от своей индивидуальности, чтобы соответствовать кому-либо. Так почему же я так сильно жажду признания?

— Думаю, я просто хочу чувствовать, что у меня есть место в этом мире, что люди любят меня такой, какая я есть.

— Но тебя любят, — возражает Гаррет.

— Не совсем. Все, кто важен в моей жизни, пришли через Картера.

— И что? Ну, я понимаю о чем ты. Но лишь потому, что они нашли Картера первыми, не значит, что они не любят тебя за все, что в тебе есть. Я точно знаю, что Оливии и Каре очень повезло с тобой. Ты сомневаешься в этом?

Я вспоминаю, как Оливия плакала из-за моего предложения о работе, от мысли о том, что я переезжаю на другой конец страны. Как она, совсем как мама, хочет, чтобы я следовала своим мечтам, но хотела бы, чтобы я смогла сделать это здесь, рядом с ней, с нашей семьей. Я думаю о Каре, которую так легко убедить сохранить наш секрет в тайне не только от Картера, но и от ее мужа. То, как она сжала мою руку и прошептала мне на ухо «если ты счастлива», прежде чем вернуться на вечеринку.

— Они получили двух Беккетов по цене одного, Дженни, и я тоже. Мы все любим тебя такой, какая ты есть, а не за то, кто твой брат. Мне жаль, что кто-то когда-либо заставлял тебя чувствовать, что все, чего ты добилась — это быть сестрой Картера. Это неправда.

Я делаю глоток горячего шоколада, чтобы осмыслить его слова, почувствовать любовь, о которой он говорит, и позволить себе поверить в это. Когда я убираю кружку, Гаррет усмехается.

— Что? — Я провожу пальцем по уголку рта. — Сливки на губах?

Его ладонь обвивается вокруг моей шеи, притягивая меня ближе к нему, его губы касаются кончика моего носа. Когда он отстраняется, его язык высовывается, слизывая взбитые сливки с моих губ. Он сидит сложа руки, терпеливо ждущий, улыбающийся.

Я делаю глубокий вдох и прыгаю в воспоминания.

— Кевин был моим парнем в старших классах. — Моим единственным парнем. — Я даже не знаю, почему он мне понравился. Может, я была легкомысленной. Он был симпатичным, популярным и капитаном нашей футбольной команды. Его все любили. Я думала, что такая особенная, когда он начал ухаживать за мной. Это было вскоре после смерти моего отца, и думаю… может быть, мне не хватало любви, что я потеряла. Было тяжело. Моя мама едва функционировала, а Картер почти не бывал дома. Я знала, что я не одна, но большую часть времени мне казалось обратное. Благодаря Кевину казалось, что меня замечали, он заботился обо мне. — Я сглатываю ком в горле. — Или он вел себя так, будто замечал меня.

Челюсть Гаррета напрягается, кулаки сжимаются. Он думает о том же, что и Картер — что Кевин воспользовался мной, о том, как горе потрясло меня до глубины души. Сейчас я вижу это ясно как день, но тогда я не видела этого. Тогда мы с Картером слишком часто ссорились из-за этого.

— Кевин хотел заняться сексом, но я хотела подождать. Я не чувствовала себя готовой и была напугана. У него был опыт, и он даже был с некоторыми девочками из старших классов. Он сказал, что не против подождать, но это не мешало ему намекать мне на это каждый раз, когда мы оставались наедине. К концу выпускного года я чувствовала лишь давление с его стороны. Давление, вынуждающее пропускать занятия, пить с друзьями, заниматься сексом, как все остальные, просто… вписываться в тусовку.

Острая боль глубоко пронзает мою грудь, каждый вдох становится тяжелее предыдущего. Кончики пальцев Гаррета скользят по моей шее, и ослабляют напряжение настолько, что я снова могу дышать.

— Кевин начал намекать, что ему становится скучно, что он мог бы пойти куда-нибудь еще, чтобы получить то, что он хочет. Сейчас я бы послала его, но тогда я слишком боялась остаться одна. Однажды вечером, когда его родителей не было дома, он устроил большую вечеринку, и все уговаривали меня выпить.

В глазах Гаррета вспыхивает ярость. Таким я его еще не видела, и я его понимаю. Я была и продолжаю придерживаться отказа от алкоголя. Никому не нужен предлог, чтобы сделать это, но алкоголь украл у меня моего отца — и это более чем достаточная причина, чтобы перестать пить. Тогда мои «друзья» не уважали это, и это должно было быть достаточным предупреждением для меня.

Но хуже всего?

— Это случилось через пару дней после годовщины смерти моего отца. Картер был на десятидневном выезде, и я просто… боролась. Я устала. Я хотела забыть. — Гаррет обнимает меня за талию, притягивает к себе, и я кладу голову ему на плечо. — Я не знаю, что я пила. Пахло бензином и жгло, как огонь. Я поднялась наверх с Кевином, и мы дурачились на его кровати, и я сказала, что хочу заняться сексом.