— Пропан? Может это быть пропан? Слышали ли вы это слово, сэр?
Сам не свой от нежелания говорить хоть что-то определенное, фермер все же вынужден был признать:
— Что-то вроде.
— Это он, потому что пропан — единственный применимый на севере вид сжиженного газа, бутан при низких температурах не испаряется. Это обнадеживает… Я хочу приобрести этот бак и арендовать вашу повозку с лошадью, чтобы перевезти его ко мне. Что вы на это скажете, сэр?
— Нет.
— Я заплачу вам сто долларов.
— Ну и что?
— Я заплачу двести.
— Дайте глянуть.
Гас немедленно вынул бумажник; банкноты шлепнулись на стол. Голова и борода качнулись с совершеннейшей определенностью: нет.
— Колониальные бумажки. Я такие не беру. Канадские зеленухи или стерлинги, выбирайте…
— У меня нет ни тех ни других.
— Ну и не продам.
Гас не собирался ни уступать, ни капитулировать перед этим замшелым хлеборобом; человек, который покорил океан, не мог признать, что потерпел поражение от мирного аборигена пашен.
— Тогда давайте меняться.
— Чо даете?
— Вот это. — Одним движением Гас отстегнул с руки часы и со значением поводил ими перед лицом собеседника. — Стоят двести тридцать семь долларов, водонепроницаемые, четыре стрелки, семь кнопок…
— Беру часы.
-..противоударные, самозаводящиеся, показывают день недели и число месяца, отбивают время, если вот эту кнопочку нажать, — крохотный колокольчик прозвонил шесть раз, — имеется микрорадио, постоянно настроенное на государственную синоптическую станцию, которая даст прогноз, если вот эту кнопочку нажать…
— «…малым аппаратам запретительное предупреждение — снег и ветер штормовой силы…»
Гас будто и не слышал сводку. Стоял в тишине, протягивая обладающие такой массой полезных достоинств часы, пока узловатая натруженная рука не поднялась с величайшей нерешительностью и не коснулась их, благоговейно трепеща.
— Вот это сделка!
Потом был грубый надсадный труд, который несколько заглушил боль и ярость от бессильного ожидания, — борьба с тяжелым баком при свете керосинового фонаря, погрузка на телегу; потом запрягали упрямую скотину, как-то выбрались на дорогу, дальше что было сил толкали свое хозяйство через вспаханное поле к ярко освещенному геликоптеру, где поджидавший Джонс, стоило его окликнуть, сразу высунул голову из открытого люка.
— Нашел неисправность, сэр. Все очень странно, ведь я сам заполнял баки. Теперь они пусты, а индикаторы каким-то образом поломались так, что могут показывать только предельное заполнение. Это может быть лишь…
— Диверсия. Но у меня тут есть кое-что взамен. Пропан — возможно, его хватит до базы в Гандере.
Было делом нескольких секунд открыть крышки моторного отсека и обнажить громоздкие топливные баки геликоптера. Джонс, плюнув на ладони, взялся за ящик с инструментами.
— Нам придется вытащить их, потому что перелить горючее невозможно. Если вы возьметесь за верхнюю гарнитуру, я возьму на себя зажимы внизу, и тогда мы его снимем быстрее, чем вы успеете сказать «Рослланэргч-ругог».
Работали споро; металл звенел о металл, и кроме этого не было иных звуков — разве лишь редкие приглушенные ругательства, когда гаечный ключ срывался и в кровь сдирал кожу с костяшек пальцев. Наконец баки были освобождены и вывалены на землю, после чего, надсаживаясь еще пуще, они взгромоздили привезенный Вашингтоном бак на освободившееся место.
— Грузовик вернет вам бак и заберет эти, — сказал Джонс и получил в ответ неохотный кивок.
Новый бак пришлось закрепить ремнями. Потом возникли сложности при присоединении фитинга к его клапану. Но в течение часа работа была сделана, последние гайки затянуты, металлические крышки возвращены на места. Пока шла работа, ветер усилился, а скоро и первые хлопья снега замелькали в лучах фонаря. Гас заметил их, но смолчал; пилот работал так быстро, как только мог, но Гас все же кинул взгляд на свое запястье, и лишь тогда вспомнил, что часов уже нет. Наверняка еще было время. По слухам, новый реактивный «Веллингтон» мог дать более 600 миль в час. Должно быть еще время. Затем работа и впрямь закончилась, последние задвижки задвинуты, последняя проверка проведена. Они поднялись по лестнице, свернули ее; щелкнул переключатель, и громадная машина задрожала и заревела, вновь возвращаясь к жизни. Джонс зажег посадочные огни, и в их мощном сиянии стало видно, что снег повалил гуще, что перепуганная лошадь лягает копытами повозку, потом в панике пропадает с глаз, что фермер гонится за ней с криком; а винты вращались — быстрее, быстрее, пока геликоптер не рванулся вверх, прочь, в ослепляющий шторм.
— Приборы в порядке, — сказал Джонс со спокойной уверенностью. — Здесь нет ничего выше пятисот футов, ровное поле и мы, так что я буду держаться на тысяче, незачем попусту жечь горючее, залезая выше. Идти по лучу, посматривать на альтиметр — и с этим все.
С этим было не все, ибо погода ухудшалась с каждой минутой и с каждой милей, пока наконец ураган не закрутил огромную тушу геликоптера, как сухой лист. Только мастерство и молниеносная реакция пилота позволяли им выдерживать курс; несмотря на внешнее спокойствие Джонса, промокший воротничок рубашки неопровержимо свидетельствовал, что работа была не из легких. Гас молчал, плотно держась за подлокотники кресла, глядя на вихри снега, крутящиеся в золотых конусах света фар, и старался не думать о минутах, которые улетали так быстро. Время еще было, время должно было быть.
— Посмотрите, посмотрите-ка сюда! — радостно крикнул Джонс и, улучив момент, показал на шкалу радиомаяка; стрелка кружилась, будто обезумев.
— Сломан!
— Вовсе нет! Это значит только, что мы над маяком, над аэродромом. Держитесь крепче, я иду вниз.
И он действительно пошел вниз — камнем к невидимой земле; а стрелка альтиметра моталась из стороны в сторону, и снег валил стеной.
— Вы что-нибудь видите, капитан?
— Снег, только снег и тьма… стоп… момент… есть! По левому борту какие-то огни, и еще… больше… под нами!
— Гандер! Ребята пришли нам на помощь — и очень вовремя. Сидите крепче, сейчас не лучшая погода для маневрирования.