Интеллигент обычно является оптимистом и альтруистом. Он способен ощущать радость и чувство глубокого внутреннего удовлетворения от процесса отдавания своего времени и сил. В разумных пределах конечно. И в соответствующих адекватных ситуациях.
Интеллигент любит жизнь и людей. Хотя и ощущает свое значительное превосходство над большинством. Истинный интеллигент продолжает и в зрелом возрасте очень интенсивно и добросовестно работать над собой, своими достоинствами и добродетелями, слабостями и недостатками. Чтобы сохранить и укрепить свой реальный (а не формальный) статус достойного во всех смыслах человека. И в том числе, достойного партнера в общении. И на приятельском, и на дружеском уровне общения. В любой своей социальной роли. Чтобы, в том числе, оправдать проявленное к нему доверие. Большое и многогранное.
Интеллигент не может уважать и любить себя, если он не может оправдывать доверия, проявленного к нему. И в этом смысле он проявляет особого рода бдительность, чтобы даже случайно не попасть впросак и не потерпеть фиаско. В отношениях с другим человеком интеллигент стремится предъявлять к себе достаточно высокий уровень требовательности. Часто значительно выше, чем у большинства окружающих. Собственно, мнение окружающих, особенно чуждых интеллигентности, его волнует в относительной степени. Ему важно быть верным своим собственным принципам и убеждениям, соответствующим классическим духовным ценностям.
Неприятие того, что непонятно и неизвестно
Адекватное восприятие новой информации – это далеко не простая вещь, как многие полагают. Во-первых, должна быть принципиальная открытость разума человека к какой-либо информации вообще. К принципиально новой, в особенности. Чтобы хотя бы что-то понять из новой информации, нужен хотя бы небольшой элемент проницательности (лучше, конечно, средний по величине). Причем, не только интеллектуальной и психологической, но и духовной (в отдельных случаях еще и эстетической). И оптимальным является сочетание еще и с интуицией, тоже всех четырех видов. Что, в принципе, встречается крайне редко. Это приводит к тому, что большинство людей, сталкиваясь с новой информацией, не может даже примерно определить ни то, насколько она умна, ни то, насколько она мудра. Уж о гармоничности речь вообще трудно вести. В результате та информация, что действительно ценна для интеллектуального или духовного развития конкретного человека, остается им незамеченной. Или замеченной, но принципиально не понятной, а потому отторгнутой. Если же человек имеет вполне конкретный уровень деструктивности или дисгармоничности, то он, как правило, постарается для маскировки своей интеллектуальной несостоятельности максимально обесценить эту информацию. Если же он еще и лично знает автора этой информации, то и в наибольшей степени скомпрометировать его личность в глазах окружающих. Дабы избавить себя от потенциального дополнительного интеллектуального напряжения. Находятся десятки дополнительных аргументов, в соответствии с которыми принятие этой новой информации, как минимум, бессмысленно. А, как максимум, вредно.
Все, что выходит за рамки привычных понятий и представлений, стандартов и стереотипов, принципов и убеждений, правил и законов, воспринимается, как правило, людьми со стереотипным мышлением с большой напряженностью и подозрительностью, недоверчивостью и отстраненностью. Попытки одним махом вникнуть в суть новой информации оказываются безрезультатными. А потому прекращаются вообще, как ненужные и бесполезные, бессмысленные и напрасные.
Библейская Марфа, улавливая отрывки разговора Марии с Иисусом, понимала то, что лично для нее в этом нет ничего особенно ценного и полезного. Что, безусловно, на самом деле, было не так. Но ее приземленный и прозаичный, обычный и упрощенный ум не мог ухватить ни мощную интеллектуальную составляющую их беседы, ни элемент высокой духовности. Ибо, для нее духовность, как и высокий интеллект, были чисто теоретическими и предельно абстрактными понятиями. По поводу чего она не считала нужным заморачиваться даже на одну секунду. Не говоря уже о чем-то принципиально большем. Духовность, как таковая, по большому счету, была принципиально чужда Марфе. Ибо, она не видела в ней реального конкретного практического приложения. Варить суп или кашу она не могла ей помочь, условно говоря. А все, что с точки зрения банального рационализма, не давало ощутимый практический результат (желательно еще и быстрый, и большой), выглядело в глазах стандартного психотипа Марфы бесполезным и бессмысленным. Кроме принципиальной открытости ума, для адекватного восприятия информации необходим еще и достаточно большой практический опыт творческого осмысления новых данных. Который, к сожалению, у большинства отсутствует. Да и уровень сложности информации играет большую роль. Первоклассник не в состоянии понять красоту алгебраической задачи так же, как и пятиклассник не может адекватно воспринять задачу тригонометрическую. Но даже десятиклассник будет испытывать явный дискомфорт при восприятии задачи из высшей математики. Вот вам четыре уровня сложности информации. Причем, не просто несколько разной, а принципиально различной. Другой вопрос в том, что, если в плане математических задач школьнику можно что-то объяснить в плане его реальных возможностей, то в плане жизненных задач это сделать гораздо труднее, ибо все категорически убеждены в том, что именно они ничуть не глупее окружающих. В связи, с чем все попытки аналитика объяснить относительность их возможностей в решении жизненных задач будут в принципе обречены на неудачу. Объяснить что-либо человеку, который имеет предубеждение в конкретном вопросе, невозможно даже чисто теоретически. Адекватная самокритичность встречается не чаще пяти процентов от всей массы людей.
Конечно, нужна еще и большая любознательность, жажда нового, интересного, полезного, важного и ценного. Но, только достаточно умный человек (с интеллектом существенно выше среднего) может ощутить и понять относительность величины своих знаний. Иначе говоря, то, как много он еще не знает. Но, к сожалению, у большинства людей не принято сознательно и целенаправленно, интенсивно и продолжительно заниматься своим развитием, в том числе, умственным. А если нет такого стремления, то и реакция человека на появление в его жизни новой информации будет естественно и закономерно негативной. Иначе говоря, сам шанс обретения каких-либо особенно важных и ценных знаний не представляется ценным для такого типа индивида, а потому просто-напросто пропускается им. Как тысячи второстепенных мелочей повседневной прозы жизни.
Человек, который не умеет управлять автомобилем, вряд ли сядет за руль в здравом уме. Ибо, даже саму идею сочтет глупой и нелепой. А если ему предложат поучиться, то он будет оценивать степень практической ценности вождения автомобиля для своей жизни. И если таковой не обнаружит, то и учиться не будет. Даже в самой минимальной степени.
Даже самые элементарные понятия философии бытия для большинства людей (более девяноста процентов) – это пустой звук. Поэтому ни о каком духовном развитии, по большому счету, применительно к ним речь вести не стоит. Другой вопрос в том, что многие люди, имеющие задатки среднего уровня одухотворенности, глядя на окружающих, лишенных этих задатков, часто перенимают, вольно или невольно эти стереотипы пассивности и инертности. В результате чего, их задатки так и остаются на уровне задатков. А обществу при этом наносится громадный ущерб и интеллектуального, и духовного характера. Восполнить который бывает часто очень трудно. Интенсивность эволюции общества существенно уменьшается. Это, как минимум. А, как максимум, превращается в глобальную и интенсивную деградацию. Что мы и может наблюдать последние четыреста лет во многих странах мира. По мнению десятков классиков философии и психологии.
Отношение таланта к критике
Если сказать коротко, что отношение таланта к критике его личности, его жизни, его творчества должно быть конструктивным. Во-первых, в оценке сути того, кто критикует. Понятно, что существует группа людей, завидующая чужому таланту и ревнующая к чужому успеху. В подавляющем большинстве случаев, это достаточно посредственные личности. И чем выше степень их реальной никчемности, тем агрессивнее, обильнее и длительнее могут быть их выпады, в первую очередь, в адрес самой личности таланта и его жизни, а уже потом по отношению к результатам его творчества. Могут, конечно, и в плане особенностей творческого процесса сделать несколько выпадов. Это уже зависит от уровня интеллекта критика (от малого до среднего, как правило).
