Разложив у себя на коленях пронумерованные листы, я принялась читать.
Вот что я поняла из прочитанного. Оказывается, у моего отца был двоюродный брат, с которым в детстве и юношестве они сильно дружили. И вот этот двоюродный брат, узнав, что у моего погибшего отца были дети ( то есть, я), решил найти меня и написать письмо. Я у него была единственной дальней родственницей, и к тому же я была дочерью его брата и лучшего друга, которого он потерял много лет назад. В общем, он как-то в общих чертах описал, как дорог ему был мой отец, потом начал рассказывать про себя, свою семью. У него было два сына: один на год младше меня, другой на год старше; и дочь, на два года меня младше. Даже сквозь строки явно было видно, что он гордится своими детьми, почему-то мне это понравилось. Не каждый родитель в наши дни может позволить себе гордиться своими детьми. А он может, вероятно, есть на то причины.
Далее мой отыскавшийся дядя описывал, как они живут, кто чем занимается, где работает он, его жена, где учатся дети. Честно говоря, эту часть письма было не очень интересно читать, так как она была написана тем обыденным языком, которым обычно приходится разговаривать с незнакомыми людьми, рассказывая о себе совершенно банальные вещи. Эту часть письма я читала через строчку-две. Потом мой дядя плавно перешел к описанию местности. Из чего я поняла, что они живут в пригороде Белгорода, у них собственный дом, в пяти минутах ходьбы от дома небольшая речка, за ней большой луг, за лугом лес, за лесом меловая гора… (у него описание получилось, конечно, намного лучше, чем мое краткое описание, приведенное здесь)… Короче, кругом зелень, мало машин и свежий воздух.
Судя по манере изложения, мой дядя был простым, добродушным, но строгим человеком. В конце письма он посочувствовал мне по поводу того, что я росла без отца. Всю вину он свалил, (даже не свалил, а как-то аккуратно уложил стопочкой) на доброе имя моей матушки, что это именно она не позволила моему отцу видеть меня и лишила меня отцовской любви. Честно говоря, он отчасти прав: отец бросил маму, как только узнал, что она забеременела, но потом, через несколько лет, когда мне было года три-четыре, он вдруг объявился, но мама послала его куда подальше. Также мой дядя настойчиво просил ответить на его письмо и рассказать все обо мне. После пяти листов его письма, написанного так старательно, я просто не могла ему отказать. Что, с меня убудет, что ли?
Письмо я написала в тот же день, потому что знала, что если я это отложу, то потом будет трудно заставить себя этим заняться. Отправила я его по адресу, указанному на конверте, на следующий день.
Не буду говорить, что я не ждала ответа. Это не так. Теперь, когда у меня появился хоть один человек (кроме моей мамы), который хорошо знал моего отца, чтобы рассказать мне о нем. Ведь я была похожа на отца. Так я решила простым методом исключения – моя мама маленького роста, немного пухленькая, у нее светлые прямые волосы, голубые глаза и вздернутый носик. У меня все совершенно по-другому: высокая, стройная, темно-каштановые, немного вьющиеся волосы и темно-зеленые глаза. Да и по характеру она совершенно не такая, как я.
Так что у меня были все основания полагать, что я с моим папашей очень похожи, не только внешне, но и по характеру. Но все равно. Я ни разу его не видела, а было бы жутко интересно посмотреть хотя бы на его старые фото.
Второе письмо пришло примерно через два месяца. Только в этот раз я распечатала его сразу же, как только поднялась в квартиру. Дядя Андрей писал, что они все были очень рады моему письму. Не только он с женой, но и все дети, которые настойчиво просили пригласить меня на лето к ним. Естественно, он меня пригласил, а как же иначе-то? Я этому даже не удивилась. Написала им ответ только через неделю.
Через несколько дней после того, как я отправила второе письмо, мне снова позвонила Вика, моя лучшая подружка. Вместо того, чтобы спокойно поболтать о жизни, о наших, женских проблемах, она как всегда начала рассказывать мне про свою какую-то подругу, может даже и знакомую, которая вышла неделю назад замуж, а теперь жалуется. Я ей посоветовала передать от меня той несчастной, что не надо было в столь цветущем возрасте лишать себя свободы. После этого Вика предложила мне встретиться в баре, отпраздновать сдачу моей сессии и начало летних каникул.
Это был неплохой повод расслабиться после десяти дней напряженки и умственных перегрузок. Кроме того на работе у меня тоже через день начинается отпуск. Я с радостью согласилась на предложение моей подруги.
Встретились мы в баре через час. Заказали бутылку шампанского на двоих и кое-что из закуски. В баре было на редкость много народу, но все равно там было уютно. Мы с Викой, когда выпили бокала по три шампанского, уже немного опьянели, и нашли себе веселое занятие – щипать проходящих мимо нас официантов. Было и правда весело, пока один молодой официант не наклонился ко мне, вложив мне в руку какой-то сверток, прошептав, что мне это передал какой-то человек, сидящий в другом конце зала, но, когда я туда повернула голову, раздался выстрел, и мой официант опустился на наш столик с пулей во лбу. Вику парализовало, я, приоткрыв рот, уставилась на труп. Люди вокруг закричали, забегали. Схватив парализованную от страха Вику, я поспешила скрыться в толпе, все еще крепко сжимая в руке сверток.
Вылетев на улицу, мы поймали такси – деньги сейчас нас беспокоили меньше всего – и помчались ко мне домой. Я пыталась разговорить мою обычно очень разговорчивую подругу, но у меня это не получилось, поэтому мы ехали в полной тишине. Пока Вика смотрела невидящими глазами в окно, я решилась развернуть сверток, который мне всучил ныне уже покойный официант. Развернув плотную желтую бумагу, в моих руках оказалась толстая пачка сотенных бумажек с изображением очередного американского президента. Я громко вздохнула от удивления. Там было тысяч пятьдесят, или около того… Вика повернулась ко мне и тоже была поражена увиденным. Мне постепенно приходило на ум, что это могли быть деньги мафии, а ко мне они попали по ошибке, за которую уже ответил жизнью официант…
Я не помню, с какой скоростью я поднималась ко мне на пятый этаж. Впервые тогда я не почувствовала, что устала, настолько я была напугана, что меня вот-вот догонят и убьют. Мы заперлись на все возможные замки, закрыли окна, хотя в комнате, как и на улице, было достаточно душно, задернули шторы и выключили свет во всей квартире. Усевшись в кресла, мы взяли по сигарете. Рука дрожала не только у впечатлительной Вики, но и у меня, когда мы пытались прикурить. Наконец, сделав по несколько глубоких затяжек, я услышала немного охрипший от волнения голос Вики – впервые после того, как мы покинули этот злополучный бар.
– Что теперь мы будем делать? – если бы не спросила она это у меня, я бы спросила то же самое у нее, только несколько секунд спустя. Я вздохнула.
– Не знаю. Теперь меня будут искать, если найдут – я точно буду похожа на труп… – почти прошептала я в ответ.
– Не шути так, знаешь, как мне страшно? – она, казалось, была взволнована только своим состоянием.
– Знаю, но тебе-то чего бояться, пакет-то у меня, и мне его вручили, а не тебе. Так что не беспокойся, – постаралась я подбодрить мою подружку.
– Но я в тот момент была с тобой! – возразила она.
– Со мной в тот момент были все, кто находился в баре, – улыбнулась я, начиная успокаиваться. – Знаешь что, давай поделим эти деньги… – я не успела договорить, как Вика наотрез отказалась брать свою половину.
Распрощавшись утром, Вика уехала к себе, а я осталась наедине со своими проблемами. Счастье привалило, тоже мне…
Днем я умудрилась сходить в банк и положила деньги на мой счет. Это могло быть для меня очень опасным, но я все-таки осталась жива и со мной ничего не случилось.
Вернувшись домой, я включила телевизор, как раз показывали криминальные новости. И как специально, крупным планом показали несчастного официанта. Потом добавили, что это была скорее всего какая-то разборка, и что ведется следствие. Затем сказали, что вроде как официант что-то кому-то передал, а после этого упал мертвый. Некоторые утверждали, что была стрельба, не меньше пяти раз, другие говорят, что было всего три выстрела… Но я-то знаю, что выстрел был один, и стрелявший не промахнулся…