Клоун улыбнулся накрашенными губами и сказал приятным девичьим голосом:
– После того как осмотрите древний город Болгар и пообедаете, мы ждем всех детей в музыкальной комнате, там с ними будут заниматься аниматоры, – клоун ласково погладил белобрысые затылки, которые непокорно отпрянули от чужой руки.
– Вот видите, – сказала бабушка, – после обеда с вами будет играть клоун. Какое счастье, что есть еще на свете клоуны!
– Бабуля, я не хочу клоуна, я хочу погружение, у меня ласты есть! – и мальчик помахал неизвестно откуда взявшимися в руке ластами. Тут же ластами замахал и его брат:
– Бабуля, я не хочу клоуна, я хочу погружение, у меня ласты есть.
– Будет вам погружение, – подмигнул клоун и убежал, помахав ручкой.
Близнецы сразу успокоились и целых две минуты счастливо молчали. После чего завелись опять:
– Бабуля, пойдем в каюту и возьмем маску для погружения.
– Бабуля, пойдем в каюту и возьмем маску для погружения.
– И трубку…
– И трубку…
– Вот именно про это писал Некрасов: «Мужик что бык: втемяшится в башку какая блажь…» – бессильно развела руками бабушка Арина.
– «…Колом ее оттудова не выбьешь…» – блестяще продолжила цитату бабушка Ирина. – Эдак они нас уморят до обеда.
– Я вот им сейчас уморю, – сделала сердитые глаза бабушка Арина. – А ну! Замолчали оба, а то после обеда пойдете спать как миленькие, а не к клоуну, понятно?!
– Бабуля, я не хочу спать, я хочу погружение с клоуном.
– Бабуля, я не хочу спать, я хочу погружение с клоуном.
– Вот тогда замолчали оба, взялись за руки, и идем осматривать древний город.
– Бабуля, я не хочу древний город…
– А ну-ка цыц! Замолчали оба, или прямо сейчас спать отправлю! – Бабушка не шутила, и близнецы покорно замолчали, подставили свои головы под бейсболки с безглазыми черепами на лбах и, с трудом сдерживая слезы, послушно держась за руки, стали сходить по трапу на пристань древнего Болгара.
Древний город их совсем не впечатлил – старые развалины и жара. Но они терпели, покорно плелись по заданному маршруту, лишь изредка бросая несчастные, полные немой мольбы взгляды на бабулю. В этих глазах плескались прохладные волны и плавали разноцветные рыбки… Но бабушка не обращала ни на волны, ни на рыбок никакого внимания, предпочитая сухопутные развлечения водным: лазила по камням, фотографировала бабулю Арину, периодически разговаривала с дочкой по телефону:
– Да, Наташенька, все у нас в порядке, отдыхайте. Они здесь, под двойным присмотром… куда они денутся… все у нас хорошо… Нет, ведут себя очень даже послушно, держаться за руки… Справляемся, отдыхайте от этих спиногрызов, отдыхайте.
К обеду, когда все уже вернулись на теплоход, близнецы полностью экипировались.
– Куда это вы так вырядились? – всплеснула руками бабушка Арина, войдя в каюту и наткнувшись на двух готовых к погружению аквалангистов.
На шее у близнецов висели маски с прицепленными к ним трубками. На ногах растопырились ласты.
– На погружение, – отрапортовал один.
– На погружение, – отрапортовал второй.
– Вообще-то у нас еще обед сначала, как вы в столовую в ластах пойдете? – удивилась бабушка Арина.
– Ой, пусть идут уже хоть в ластах, хоть в лыжах, лишь бы не ныли, – отмахнулась бабуля Ирина.
– Мы, чтобы время зря не терять.
– Мы, чтобы время зря не терять.
– Покушаем – и сразу к клоуну, на погружение.
– Покушаем – и сразу к клоуну, на погружение.
– В таком одеянии их совсем не различишь, – сказала бабуля Ирина. – Где Тимоша, а где Антоша – непонятно.
– Я Тимоша, – сказал Тимоша.
– Я Антоша, – сказал Антоша.
– Ну, тогда все понятно, – сказала бабуля Ирина. – Будем различать по ластам: у Тимоши синие – у Антоши зеленые.
– Нет, у меня синие.
– Нет, у меня зеленые.
– Понятно, – кивнула бабуля Ирина, озадаченно глядя на аквалангистов. – Хотя, если честно, ничего не понятно. Неужели, Ариша, и мы такими же были неразличимыми?
– Неужели, Ариша? – передразнил ее точно такой же голос. – Да ты вспомни, Ириша! И в зеркало посмотри!
И бабушки, взглянув в зеркало, прыснули в ладоши.
***
Во время обеда близнецы маялись, раскачиваясь на стульях. Есть не хотелось, даже свежий воздух древнего Болгара не прибавил аппетита. Они ерзали и вертелись, как и утром, приковывая к себе взгляды окружающих.
– Смотри, они уже в ластах, – сказала Мила матери. – Погружаться собрались. Прикол. Пожалуй, я соглашусь на братиков.
– Хорошенькие? – мама тоже любовалась.
– Угу, – кивнула Мила. – Жалко, что папа не видит, он бы тоже таких захотел. Я их сейчас сфоткаю и ему отправлю эмэмэской.
В конце обеда в столовую торжественно зашел знакомый клоун и пригласил всех детей в музыкальную комнату. Близнецы, несмотря на трудности передвижения в ластах, мигом оказались рядом с ним, так и не доев второе.
Бабушки облегченно вздохнули, глядя, как удаляются внуки…
– Может, тоже пойдешь, доча? – спросила мама Милу, ожидая услышать гневный отказ: ведь ей уже 11 лет, с малявками играть просто неприлично!
– Пойду, – неожиданно встрепенулась Мила, – вон туда и Карина пошла, и Альберт, с которыми мы утром познакомились… – И, чмокнув родительницу в щеку, она поспешила в музыкальную комнату.
– Я буду ждать тебя на палубе! – крикнула вдогонку мама. И вдруг почувствовала себя страшно одинокой в этом мире, среди начинавших хмуриться облаков. Новый белый сарафан, красивый пурпурный маникюр на руках – все, на что она еще пару минут назад любовалась в зеркало, перестало радовать сразу и вдруг – когда дочь оставила ее одну. Поэтому, забрав свою сумку, она переместилась поближе к музыкальной комнате, села в кресло у двери и стала ждать.
Глава 2. ПО ТУ СТОРОНУ
– О, небеса! Что за народ я допустил до жизни?! Они убиваются по детям своим и обвиняют меня – МЕНЯ – во всех СВОИХ грехах! – Всевышний вознес перст к небу, призывая в свидетели своего недоумения ангелов, коих скопилось вокруг него великое белокрылое множество. – Меня обвиняют в грехах собственных родителей и прародителей! – продолжал он. – Как неграмотные, честное слово. Сказано же в Библии: расплата за грехи до седьмого колена, а значит, нечего грешить. Или я неправ?
Ангел, к которому обратился Всевышний, почтительно склонил голову, что могло означать только одно – прав.
– Вот именно, – кивнул Всевышний удовлетворенно. – Поэтому выключи-выключи – меня этим не проймешь, – замахал он руками на огромный экран на каменной стене. – Я-то знаю, что детишкам – особенно детишкам – у меня будет лучше, чем на земле. И ничего страшного с ними до конца существования не случится, а это значит, никогда не случится. Только покой, уют, моя любовь и покровительство.
Ангел опять покорно кивнул, склонив голову, хотя и слыл Непокорным. Но подняв голову, он уже не увидел Всевышнего на прежнем месте – тот отправился в преисподнюю проведать грешников.
В подземелье стояла жуткая жара и смрад. Черная Тень метнулась к вошедшему и услужливо замахала перед ним алым веером.
– Оставь это! – раздраженно отмахнулся Всевышний. – Ты же знаешь, мне все равно. Мне ни жарко ни холодно, а твоим подопечным никакой веер не поможет.
Тень сложилась в поклоне в три погибели и спрятала веер куда-то прямо в себя.
– Где семиколенники? – спросил Всевышний.
Тень указала вновь извлеченным из своих недр веером на правый коридор. Оттуда слышались мучительные стоны.
Всевышний, поддерживая полы своих белых одежд, направился в указанном направлении. Стоны становились все громче и громче, пока взору Всевышнего не предстала картина вечных страданий: совершенно изможденные полупрозрачные личности без остановки подкидывали уголь в пылающий зев печи, на гигантских конфорках которой на сковородках величиною с три человеческих роста извивались будто черви и стонали от обжигающей боли человечки – много обугленных, просвечивающих насквозь человечков, именуемых по эту сторону земли душами.
