Женя и Таня переглянулись. Очень уж она была смешная, эта маленькая, загорелая, похожая на цыганку Нюрка.
Взявшись за руки, они подошли к самому краю обрыва, под которым плескалась ясная, голубая вода.
– Ну, прыгнули?
– Прыгнули!
И они разом бросились в воду. Но не успели девчонки вынырнуть, как вслед за ними бултыхнулся кто-то четвёртый.
Это, как он был – в сандалиях, трусах и майке, – Сима Симаков с разбегу кинулся в реку. И, отряхивая слипшиеся волосы, отплёвываясь и отфыркиваясь, длинными сажёнками он поплыл на другой берег.
– Беда, Женя, беда! – прокричал он, обернувшись. – Гейка и Коля попали в засаду!
…Читая книгу, Ольга поднималась в гору. И там, где крутая тропка пересекала дорогу, её встретил стоявший возле мотоцикла Георгий. Они поздоровались.
– Я ехал, – объяснил ей Георгий, – смотрю, вы идёте. Дай, думаю, подожду и подвезу, если по дороге.
– Неправда! – не поверила Ольга. – Вы стояли и ожидали меня нарочно.
– Ну, верно, – согласился Георгий. – Хотел соврать, да не вышло. Я должен перед вами извиниться за то, что напугал вас утром. А ведь хромой старик у калитки – это был я. Это я в гриме готовился к репетиции. Садитесь, я подвезу вас на машине.
Ольга отрицательно качнула головой.
Он положил ей букет на книгу. Букет был хорош. Ольга покраснела, растерялась и… бросила его на дорогу.
Этого Георгий не ожидал.
– Послушайте! – огорчённо сказал он. – Вы хорошо играете, поёте, глаза у вас прямые, светлые. Я вас ничем не обидел. Но мне думается, что так, как вы, не поступают люди… даже самой железобетонной специальности.
– Цветов не надо! – сама испугавшись своего поступка, виновато ответила Ольга. – Я… и так, без цветов, с вами поеду.
Она села на кожаную подушку, и мотоцикл полетел вдоль дороги.
Дорога раздваивалась, но, минуя ту, что сворачивала к посёлку, мотоцикл вырвался в поле.
– Вы не туда повернули, – крикнула Ольга, – нам надо направо!
– Здесь дорога лучше, – отвечал Георгий, – здесь дорога весёлая.
Опять поворот, и они промчались через шумливую тенистую рощу. Выскочила из стада и затявкала, пытаясь догнать их, собака. Но нет! Куда там! Далеко.
Как тяжёлый снаряд, прогудела встречная грузовая машина.
И когда Георгий и Ольга вырвались из поднятых клубов пыли, то под горой увидали дым, трубы, башни, стекло и железо какого-то незнакомого города.
– Это наш завод! – прокричал Ольге Георгий. – Три года тому назад я сюда ездил собирать грибы и землянику.
Почти не уменьшая хода, машина круто развернулась.
– Прямо! – предостерегающе кричала Ольга. – Давайте только прямо домой.
Вдруг мотор заглох, и они остановились.
– Подождите, – соскакивая, сказал Георгий, – маленькая авария.
Он положил машину на траву под берёзой, достал из сумки ключ и принялся что-то подвёртывать и подтягивать.
– Вы кого в вашей опере играете? – присаживаясь на траву, спросила Ольга. – Почему у вас грим такой суровый и страшный?
– Я играю старика инвалида, – не переставая возиться у мотоцикла, ответил Георгий. – Он бывший партизан, и он немного… не в себе. Он живёт близ границы, и ему всё кажется, что враги нас перехитрят и обманут. Он стар, но он осторожен. Красноармейцы же молодые, смеются, после караула в волейбол играют. Девчонки там у них разные… Катюши!
Георгий нахмурился и тихо запел:
За тучами опять померкнула луна.
Я третью ночь не сплю в глухом дозоре.
Ползут в тиши враги. Не спи, моя страна!
Я стар. Я слаб. О горе мне… о горе!
Тут Георгий переменил голос и, подражая хору, пропел:
Старик, спокойно… спокойно!
– Что значит «спокойно»? – утирая платком запылённые губы, спросила Ольга.
– А это значит, – продолжая стучать ключом по втулке, объяснял Георгий, – это значит, что: спи спокойно, старый дурак. Давно уже все бойцы и командиры стоят на своём месте… Оля, ваша сестрёнка о моей с ней встрече вам говорила?
– Говорила, я её выругала.
– Напрасно. Очень забавная девочка. Я ей говорю «а», она мне «бэ»!
– С этой забавной девочкой хлебнёшь горя, – снова повторила Ольга. – К ней привязался какой-то мальчишка, зовут Тимур. Он из компании хулигана Квакина. И никак я его от нашего дома не могу отвадить.
– Тимур!.. Гм… – Георгий смущённо кашлянул. – Разве он из компании? Он, кажется, не того… не очень… Ну ладно! Вы не беспокойтесь… Я его от вашего дома отважу. Оля, почему вы не учитесь в консерватории? Подумаешь – инженер! Я и сам инженер, а что толку?
– Разве вы плохой инженер?
– Зачем плохой? – подвигаясь к Ольге и начиная теперь стучать по втулке переднего колеса, ответил Георгий. – Совсем не плохой, но вы очень хорошо играете и поёте.
– Послушайте, Георгий, – смущённо отодвигаясь, сказала Ольга. – Я не знаю, какой вы инженер, но… чините вы машину как-то очень странно.
И Ольга помахала рукой, показывая, как он постукивает ключом то по втулке, то по ободу.
– Ничего не странно. Всё делается так, как надо. – Он вскочил и стукнул ключом по раме. – Ну вот и готово! Оля, ваш отец командир?
– Да.
– Это хорошо. Я и сам командир тоже.
– Кто вас разберёт! – пожала плечами Ольга. – То вы инженер, то вы актёр, то командир. Может быть, к тому же вы ещё и лётчик?
– Нет, – усмехнулся Георгий. – Лётчики глушат бомбами по головам сверху, а мы с земли через железо и бетон бьём прямо в сердце.
И опять перед ними замелькали рожь, поля, рощи, речка. Наконец вот и дача.
На треск мотоцикла с террасы выскочила Женя. Увидав Георгия, она смутилась, но когда он умчался, то, глядя ему вслед, Женя подошла к Ольге, обняла её и с завистью сказала:
– Ох, какая ты сегодня счастливая!
Условившись встретиться неподалёку от сада дома номер двадцать четыре, мальчишки из-за ограды разбежались.
Задержался только один Фигура. Его злило и удивляло молчание внутри часовни. Пленники не кричали, не стучали и на вопросы и окрики Фигуры не отзывались.
Тогда Фигура пустился на хитрость. Открыв наружную дверь, он вошёл в каменный простенок и замер, как будто бы его здесь не было.
И так, приложив к замку ухо, он стоял до тех пор, пока наружная железная дверь не захлопнулась с таким грохотом, как будто бы по ней ударили бревном.
– Эй, кто там? – бросаясь к двери, рассердился Фигура. – Эй, не балуй, а то дам по шее!
Но ему не отвечали. Снаружи послышались чужие голоса. Заскрипели петли ставен. Кто-то через решётку окна переговаривался с пленниками. Затем внутри часовни раздался смех. И от этого смеха Фигуре стало плохо.
Наконец наружная дверь распахнулась. Перед Фигурой стояли Тимур, Симаков и Ладыгин.
– Открой второй засов! – не двигаясь, приказал Тимур. – Открой сам, или будет хуже!
Нехотя Фигура отодвинул засов. Из часовни вышли Коля и Гейка.
– Лезь на их место! – приказал Тимур. – Лезь, гадина, быстро! – сжимая кулаки, крикнул он. – Мне с тобой разговаривать некогда!
Захлопнули за Фигурой обе двери. Наложили на петлю тяжёлую перекладину и повесили замок.
Потом Тимур взял лист бумаги и синим карандашом коряво написал:
«Квакин, караулить не надо. Я их запер, ключ у меня. Я приду прямо на место, к саду, вечером».
Затем все скрылись. Через пять минут за ограду зашёл Квакин.
Он прочёл записку, потрогал замок, ухмыльнулся и пошёл к калитке, в то время как запертый Фигура отчаянно колотил кулаками и пятками по железной двери.
От калитки Квакин обернулся и равнодушно пробормотал:
– Стучи, Гейка, стучи! Нет, брат, ты ещё до вечера настучишься.
Дальше события развёртывались так.
Перед заходом солнца Тимур и Симаков сбегали на рыночную площадь. Там, где в беспорядке выстроились ларьки – квас, воды, овощи, табак, бакалея, мороженое, – у самого края торчала неуклюжая пустая будка, в которой по базарным дням работали сапожники.