Сев, я почти сразу уснул, а когда проснулся, вокруг было темно. Мы стояли на обочине трассы, я оглянулся назад и увидел оранжевое свечение в черном облачном небе – это светился миллионами своих огней город. Я удивленно спросил у таксиста, тупо уставившегося куда-то сквозь ветровое стекло:
– Почему стемнело?
– Так ночь уже, – буркнул таксист; этот мощный красноватый мужик с татуировкой на плече, в полосатой майке и старых джинсах был явно не расположен к разговору. Я увидел, что мой молоток лежит на приборной доске, посмотрел на часы.
– На моих часах половина двенадцатого, сейчас день.
– Они отстают, – кинул таксист, не глядя на меня.
Я посмотрел на часы, встроенные в приборную панель.
– На ваших тоже, – я показал пальцем.
Таксист нехотя посмотрел на часы, но тут же отдернул взгляд, как будто посмотрел на человека и встретил пристальный ответный взгляд. Он беспокойно проворчал:
– Не могу разглядеть; у меня сейчас конъюнктивит, глаза гноятся, очень плохо вижу.
Он уперся мощными своими лапами в руль и сидел теперь мрачнее тучи, нахохлив загривок и моргая гноящимися глазами, потом гавкнул:
– Давай выметайся и молоток забери, деньги тоже забери, – и протянул мне деньги.
Пока я вылезал, таксист завел мотор. Как только я захлопнул дверь, машина унеслась прочь.
Я огляделся: было темно, от горизонта до горизонта небо застлала плотная черная туча, воздух неприятно пах паленой шерстью. На всякий случай я пристроил молоток в карман ветровки, потом пошел по обочине трассы к городу. Мне встретился велосипедист, я остановил его и спросил:
– Вы чувствуете, какой запах в воздухе?
– Какой, – спросил он, и его глаза почему-то беспокойно забегали.
– Пахнет паленой шерстью, как будто… собаку сожгли, что-то вроде этого.
– Нет, ничего не чувствую, – торопливо ответил он. – Я недавно обжег нос и пока не чувствую запахов, но доктора обещали… до свидания, – он сорвался с места и поехал дальше.
Я поймал машину и, стараясь, на всякий случай, быть как можно молчаливее, попросил отвезти меня в центр города. Откуда эта темень и плотные тучи, я уже почти догадался, но не мог взять в толк, почему, пока мы ехали, они теряли плотность, редели, и сквозь серую дымку уже стало пробиваться солнце.
На Красной Площади было полно людей, и у всех уши были залеплены ватой, глаза гноились, а носы были обожжены. С самым плохим предчувствием я подошел к молодой девушке и спросил, что говорили о погоде в новостях. Она замычала, замахала руками, потом открыла рот и показала пальцем внутрь. Во рту не было языка.
