До дома они доехали уже глубокой ночью. Печной не то спал, не то притворялся. Костя решил, что дед сначала хочет составить свое мнение о госте, а потом явить перед ним свой незабываемый лик и валенки. Хотя, скорее всего, дед просто стеснялся. Не любил он лишний раз перед людьми показываться.

А Косте не спалось. До утра разговаривал он с братом, до утра рассказывал подробности дел, которые он раскрыл самостоятельно, практически без помощи начальства свыше и вопреки активному содействию дружественно настроенных односельчан. Эмалированная миска с апельсинами, которую Комаров поставил себе на колени, медленно, но верно лишалась апельсинов и наполнялась ярко пахнущими апельсиновыми корками, Кирилл апельсины игнорировал, слушал с интересом, но выражение несколько снисходительной иронии не сходило с его лица.

– Хищение гороха с мелькрупкомбината, это, конечно, круто, – преувеличенно серьезно оценил он подвиги брата, – я занимаюсь делами попроще.

Кирилл был перспективным юношей. Диплом с отличием не был пустым звуком. Фотографическая память, железная логика, широкая эрудиция, обаяние Кирилла Комарова не прошли незамеченными для преподавательского состава академии, и практику юноша проходил не где-нибудь, а в одной из столичных прокуратур.

– Вот скажи, какие суммы оперировали в твоих двух делах?

– В первом – пятьдесят четыре тысячи. Это уже доказано. Во втором – нисколько. Убийство произошло на почве любви и ревности.

– Пятьдесят четыре! Рублей? Чего я спрашиваю! Конечно, рублей. В вот в деле, о котором говорил мне мой куратор, счет шел на десятки тысяч долларов. Ты слышал что-нибудь о хакерах?

– Ты чего? – обиделся Костя, – еще спроси, видел ли я когда-нибудь телевизор.

– Не обижайся. Так вот, примерно год назад в Москве сверкнул необычный хакер. Этот тип ввергнул в панику все столичные банки. За кратчайший срок со счетов двух из них уплыли довольно внушительные суммы. Уплыли, как ты догадываешься, в неизвестном направлении. Самое интересное заключалось в том, что на этом дело и закончилось. После столь мощного удара по банкам атаки прекратились полностью. Понимаешь, в преступном мире действует свой закон, нарушить который практически невозможно: если преступление удалось один раз, преступник обязательно совершит еще одну попытку. Легкий хлеб сладок, поэтому жуется быстро. Если бы хакер не угомонился, если бы он хоть раз предпринял попытку к повторному ограблению, то был бы шанс вычислить его, а так…

– Я бы на его месте давно перебрался за границу. С такими деньгами можно купить маленький коттеджик на берегу Атлантики и жить себе припеваюче до конца жизни.

– Провезти такую сумму за границу не так легко, как ты думаешь. Так что либо он залег на дно и ждет, когда о нем все позабудут, а ждать придется долго, либо, что наиболее вероятно, деньги были переведены напрямую – в один из банков Европы.

– И никакого следа?

– Никакого. За исключением его виртуального автографа. Этот тип называет себя Муха. Кстати, как тебе известно, мухи отличаются крайней назойливостью. Именно поэтому мы считаем, что так просто он не откажется от столь сытных кормушек.

– Или она. Муха – существительное женского рода.

– Или она, – не стал спорить Кирилл.

– А можно ли вообще поймать хакера с помощью старых, дедовских методов?

– Ты имеешь в виду кровавые следы, ведущие от квартиры жертвы к квартире преступника и пузырек с ядом, на этикетке которого обозначена фамилия убийцы? – хмыкнул Кирилл.

– Я имею ввиду дедукцию, логику, анализ.

– Это все слишком сложно, – зевнул Кирилл, – виртуальное расследование настолько отличается от реального, насколько ярмарочный балаган отличается от телевизора последнего поколения. И это так сложно и интересно! Не то, что искать похитителя гороха и воришку пиджака с огородного пугала. И вообще, не слишком ли ты разошелся с апельсинами?

– Что я, маленький? – обиделся Костя, – все детство мама отбирала, теперь ты. Я уже взрослый и сам решаю, что хочу, а чего нет. Ты меня еще суп перед апельсинами заставь поесть. Или кашку овсяную.

– Давай лучше спать, – еще раз зевнул Кирилл, – а завтра договорим.

– Ты не прав, Кирилл, – горячился Костя, – ты считаешь, что найти похитителя крупной суммы гораздо важнее, чем вернуть старушке украденную козу. А может, для моей старушки эта коза – единственная ценность? Причем ценность не только материальная. Ты не допускаешь, что к козе можно привязаться как к собаке, например?

– К козе? – фыркнул Кирилл, – ну ты скажешь! К козе! Скажи еще, что поросенка можно научить давать копыто и брать след. А ты не думал о том, что и к деньгам можно привязаться? И ограбленные хакером владельцы банков подобно твоим бабушкам, рыдающими в пустом стойле, рыдают над пустым сейфом?

– Так он и сейфы обчищал?

– Я условно. Вот это, я понимаю, настоящее дело. С сильным, умным и ловким врагом гораздо интереснее бороться, чем с огородным воришкой.

Костя не ответил. Потом, когда брат уже спал, он долго лежал с открытыми глазами. Конечно, то, чем занимается Кирилл – несравненно более монументально, более пристижно, чем работа самого Кости. Как приятно, наверное, намекать в кругу близких и не очень близких на характер и масштабность своей работы! Но стоят ли того слезы радости старушки, которой Костя нашел украденную козу? Вопрос!

– Ага, – тихонечко раздалось с печки.

«Почему Печной со мной согласился? – уже засыпая, подумал Костя, – я ведь думал не вслух?»

Утро добрым не бывает. С этой народной мудростью Костя никогда не был согласен. Он очень любил утро в деревне. И даже специально завел петуха, чтобы утро было настоящим по всем направлениям – визуальным, аудиальным и невербальным. Но иногда, все-таки, самым краешком подсознания, он временно соглашался с этим спорным утверждением. Например, сегодня.

Конечно, то, что Костя лег спать уже под утро – было его личной проблемой. Он прекрасно сознавал, что завтрашний день – будний, значит в том, что он не выспался, никто не был виноват, кроме самого Кости. И все же. Все же он был бы не против, чтобы его разбудило привычное пение Прапора, а не этот весьма неприятный визг за дверью.

– Горе, горе-та какае-е-е, – завывал голос за дверью, – неприятна-а-асть! Открывай, участкова-а-ай, а то поздно буде-е-ет!

Костя спросонья вскочил с постели, не заметив того, что ноги его самым непостижимым образом оказались внутри пододеяльника. То, как он добрался до двери, скорее напоминало масляничный бег в мешке, чем походку участкового. Уже около порога он окончательно проснулся и пришел в себя. Поэтому не стал распахивать дверь терпящему бедствие, а уже привычно спросил:

– Одеться-то можно?

– Можно, – немного подумав, капризно разрешил голос за дверью, – только скоренько, а то будет поздно.

– Значит, все в порядке, – вздохнул с облегчением Костя.

– Что случилось? – приподнялся на локте Кирилл, – помощь нужна?

– Спи, – отмахнулся Костя, – ничего особенного. Опять кого-нибудь муж обозвал или горшок с плетня уволокли.

На улице было еще темно. Костя, спотыкаясь и скользя, брел за молодой, лет тридцати, Людмилой Маркеловой и пытался сосредоточиться на том, что она говорила. А говорила она что-то о ядовитом змее, который отобрал у сирот последнюю корочку хлеба.

– Ну, ядовитый змей, надо полагать, ваш муж, – предпринял он попытку к систематизации услышанного, – а сироты кто?

– Так дети же, Андрюшка и Дашутка.

– Чьи дети? – уточнил Костя.

– Мои.

Женщина остановилась и участливо заглянула в глаза участкового. По причине раннего утра и темноты глаз участкового было не видать, поэтому женщина решила подтвердить свои подозрения словами:

– С вами все в порядке, Константин Дмитриевич?

– Людмила Сергеевна, ваш муж неродной отец вашим детям?

– Поклеп, – быстро схватилась женщина, – у Дашутки глазки точь-в-точь в ихнюю породу, а Андрюшка вообще всей личиной в отца. Чистой воды поклеп! А кто вам сказал?