21 Учитывая обстоятельства, отец решил, что при первой же возможности мать должна рассказать девочке правду о появлении младшего брата.

22 Эта возможность появилась, когда вскоре Анна снова спросила об аисте. Мать сказала, что история про аиста – выдумка, что Фриц вырос в маме, как цветы из земли. Сначала он был очень маленьким, но постепенно становился все больше и больше, как растение. Девочка внимательно слушала без малейшего удивления, а затем спросила:

23 Тут Анна умолкла, а потом воскликнула: «Нет, я знаю, это аист принес его с небес!» Прежде чем мать успела ответить, она сменила тему и вновь попросила показать изображения вулканов. Вечер, последовавший за этим разговором, прошел спокойно. Неожиданное объяснение, очевидно, породило у девочки целый ряд догадок, нашедших выражение в потоке вопросов. Открылись новые и непредвиденные перспективы, и она быстро подошла к главной проблеме: «Откуда появился мой братик? Из отверстия в груди или изо рта?» Оба предположения – приемлемые теории. Как известно, даже молодые замужние женщины нередко придерживаются теории о дыре в брюшной стенке или кесаревом сечении; считается, что это – признак подлинной невинности. На самом деле это не невинность; в таких случаях мы практически всегда имеем дело с инфантильной сексуальностью, в дальнейшей жизни дискредитировавшей vias naturales[10].

23а Нас могут спросить, откуда у девочки появилась нелепая идея о том, что в груди существует отверстие или что роды происходят через рот. Почему она не выбрала одно из естественных отверстий в нижней части тела, из которых ежедневно что-то выделяется? Объяснение этому простое. Прошло не так уж много времени с тех пор, как Анна бросила вызов всем педагогическим навыкам матери повышенным интересом как к этим отверстиям, так и к их любопытным продуктам – интересом, не всегда соответствующим требованиям опрятности и приличия. Тогда она впервые познакомилась с исключительными законами, касающимися этих частей тела, и, будучи весьма чутким ребенком, вскоре заметила, что в них есть нечто запретное. Следовательно, эта область должна быть исключена из расчетов – такова тривиальная ошибка мышления, которую можно простить ребенку, если учесть всех тех людей, которые, несмотря на самые мощные очки, никогда и нигде не видят ничего сексуального. Анна отреагировала гораздо более понятливо, чем ее младшая сестра, чьи скатологические интересы и достижения были, безусловно, исключительными и которая соответствующе себя вела даже за столом. Она неизменно описывала свои испражнения как «смешные», хотя мать утверждала, что это не смешно, и запрещала такие забавы. Девочка, казалось, смирилась с этими непонятными воспитательными капризами, но вскоре отомстила. Однажды, когда на столе появилось новое блюдо, она категорически отказалась притрагиваться к нему, заметив, что это «не смешно», а впоследствии все кулинарные новшества отклонялись как «несмешные».

24 Психология подобного негативизма вполне типична и понятна. Логика чувств проста: «Если вы находите мои шалости несмешными и принуждаете меня от них отказаться, тогда и я нахожу ваши выходки несмешными и не стану играть в эту игру». Как и все незрелые компенсации такого рода, эта повадка следует важному инфантильному принципу: «Поделом вам, когда задеты мои интересы».

25 Но вернемся к нашей теме. Анна проявила послушание и настолько приспособилась к культурным требованиям, что думала (или, по крайней мере, говорила) о самых простых вещах в последнюю очередь. Неправильные теории, заменяющие правильные, иногда сохраняются годами, пока внезапно не наступает просветление, обусловленное извне. Посему неудивительно, что представления, формированию и приверженности которым содействуют родители и педагоги, впоследствии становятся детерминантами важных симптомов при неврозе или бредовых идей при психозе, как я показал в своей работе «Психология dementia praecox»[11]. Все, что существовало в психике долгие годы, всегда где-то остается, даже если оно скрыто компенсациями, казалось бы, совершенно иного толка.

26 Вслед за вопросом, откуда в действительности появляются дети, возникает другая проблема: если дети берутся из мамы, то как быть с няней? Из нее тоже кто-то появился? Затем следует внезапное восклицание: «Нет, я знаю: это аист принес его с небес!» Что такого особенного в том факте, что у няни нет детей? Мы помним, что Анна отождествляла себя с нею и сама мечтала стать няней: в будущем девочке хотелось бы получить ребеночка так же легко, как это сделала няня. Но теперь, когда обнаружилось, что младший брат вырос в маме, что было делать?

27 Данная тревожная проблема устраняется возвращением к теории аистов и ангелов, которая никогда не вызывала особого доверия и спустя некоторое время была окончательно отброшена. Два вопроса, однако, остаются открытыми. Первый: откуда берется ребенок? И второй, значительно более сложный: как получилось, что у мамы есть дети, а у няни и прислуги их нет? В настоящий момент ни один из этих вопросов пока не озвучен.

28 На следующий день за обедом Анна объявила, как будто ни с того ни с сего: «Мой брат живет в Италии. У него дом из ткани и стекла, и он не рухнет».

29 Здесь, как и в других случаях, добиться объяснений оказалось невозможным; сопротивление было слишком велико. Это уникальное и довольно твердое высказывание крайне показательно. Около трех месяцев дети питали стереотипную фантазию о «старшем брате», который все знал, все мог и у которого все было. Он побывал везде, где не были они, ему разрешалось делать все, что не разрешалось делать им, он владел стадами огромных коров, лошадей, овец, собак и т. д.[12] У обеих девочек был такой старший брат. Чтобы найти источник этой фантазии, не следует далеко ходить: прототипом выступал отец, который казался, скорее, братом мамы. Если так, у детей тоже должен быть брат. Этот брат очень могущественный и храбрый; сейчас он живет в опасной Италии в вымышленном доме, который не рухнет. Таким образом исполняется важное желание: землетрясение больше не опасно. В результате боязнь и тревогу удалось подавить, и они больше не возвращались. Вместо того чтобы перед сном звать отца, дабы он прогнал страх, Анна стала более нежной и просила поцеловать ее на ночь. Желая удостовериться, что девочка в самом деле перестала бояться землетрясений, отец показал ей новые изображения вулканов и вызванных землетрясением разрушений, но Анна осталась равнодушной и рассматривала картинки холодно: «Мертвые люди! Все это я уже видела». Даже фотография извержения вулкана лишилась своей притягательности. Весь научный интерес исчез столь же внезапно, как и возник. В последующие дни, однако, у Анны появились более важные дела: ей не терпелось поделиться новообретенными знаниями со своими знакомыми. Она начала с подробного рассказа о том, как Фриц вырос в маме, а также она сама и ее младшая сестра; как папа вырос в своей маме, мама в своей, а слуги – в своих. С помощью многочисленных вопросов она проверила эту версию на соответствие истине, ибо зародившееся в ней недоверие оказалось настолько сильным, что требовались многократные подтверждения, дабы рассеять сомнения. В перерывах дети неоднократно заговаривали о теории аистов и ангелов, но уже менее убежденным тоном и даже нараспев излагали ее своим куклам.

30 Новое знание, очевидно, выдержало проверку, ибо фобия не вернулась.

31 Лишь однажды уверенность Анны грозила серьезно пошатнуться. Приблизительно через неделю ее отец заболел гриппом. Дети ничего не знали об этом, и Анна, войдя утром в спальню родителей, увидела его в постели. Она сделала удивленное лицо и, остановившись в дверях, отказалась приближаться к кровати. Судя по всему, ее вновь одолевали застенчивость и недоверчивость. Внезапно она выпалила: «Почему ты в постели? У тебя внутри тоже растение?»