— Ты чё такая дерзкая, самка? – воинственно рявкнула морда. – А ну, блядь, отворяй ворота. Мечи харчи на стол. Путники устали, а вынуждены тут твой обдолбанный голос слушать.

— Кто это говорит?

— Жан-Пьер Пидрит, — ответил Колобок, катаясь по двору в поисках чего-нибудь съестного. Слух у круглого уродца, как я уже понял, был отменным.

— Говношар дело глаголит, — не стушевалось зеркало, когда я поднял его повыше. – Отворяй ворота, сука обдолбанная.

— Ладно, заходите, — согласился голос и двери, натужно скрипнув, отворились, пропуская нас внутрь. – Заебали тут шляться, уебаны.

Внутри было тихо и довольно прохладно, хотя запашок стоял похлеще, чем на улице. Брезгливо поморщившись, я осмотрелся, но увидев ту же картину, что и во дворе, безразлично пожал плечами. Замок был самым натуральным притоном, как и говорило зеркало.

Пока я был занят осмотром внутреннего убранства, состоящего из загаженной мебели, помятых доспехов и толпы, спящих на полу людей, откуда-то сверху раздался громкий шум. Такой шум издает среднестатистическое тело, когда спотыкается ногой об ночной горшок и затем летит в сторону стены, ломая себе не только нос, но и зубы. Затем звук изменился на цокающий, будто где-то сверху неуверенно ходят на высоких каблуках, норовя поскользнуться и упасть на хладный пол. А чуть позже, когда цокот приблизился к большой лестнице, заваленной рваными газетами, обгаженными матрасами и телами спящих существ, я увидел хозяйку замка. Саму Спящую Красавицу. Вот только Красавицей ее мог назвать лишь конченый дебил с врожденной слепотой и зашкаливающим оптимизмом.

Вот только Красавицей ее мог назвать лишь конченый дебил с врожденной слепотой и зашкаливающим оптимизмом.

По лестнице неловко спускалась рыжая девушка в замызганном белом платье, на котором виднелись и следы еды, и какие-то неизвестные мне телесные выделения. Она морщилась после каждого шага и постоянно хваталась за голову, будто собираясь выгнать всех своих гостей мощным ментальным ударом.

Когда она подошла к нам и уставилась на Колобка пьяным взглядом, я смог рассмотреть ее более внимательно. Спутанные рыжие волосы, в которых застряли обрывки газет и куски колбасы. Маленькие, налитые кровью глаза, тонкие серые губы и прыщавый лоб. Несмотря на всю пышность платья, было сразу понятно, что у девушки нулевой размер груди, а может и весь минус первый.

Она неловко откинула рыжую прядь и, склонившись, ласково потрепала Колобка по макушке. Зря, конечно. Девушка это поняла, когда удивленно отпрянула и уставилась на свою изгаженную руку. Затем, без раздумий вытерев конечность об многострадальное платье, соизволила переключить внимание на меня.

— Ты, бля, кто такой? – спросила она, обдав меня чарующей смесью ароматов, известных под названием «Утро после пьянки».

— В сторонку дыши, — посоветовал я, зажимая нос пальцами.

— А, ну да, — согласилась девушка, доставая из объемных тканей платья настоящий косяк. Толстый и свернутый в трубочку. – Жига есть?

— Кто?

— Зажигалка, балбес.

— Есть, — кивнул я, протягивая хозяйке требуемое. Та, неловко чиркнув и затянувшись горьким дымом, надсадно закашлялась, я всерьез забеспокоился, что девушка такими темпами выплюнет свои легкие на грязный пол.

— Не покашляешь – не покайфуешь, — тоном знатока заметила морда.

— Нихуя себе торкнуло, — буркнула девушка, рассматривая волшебное зеркало, висящее у меня на груди. – Голос знакомый. Мы с тобой того… не трахались?

— Окстись, тупая баба. Я, блядь, зеркало. Как ты с зеркалом трахаться собралась? Все мозги прокурила, ебань хуева.

— Точняк, — кивнула хозяйка. – И кто вы такие? Чего забыли в моем прекрасном замке?

— Ты уж прости, — не удержался я. – Но замок у тебя даст фору любому наркопритону Колумбии. Это же пиздец. Как ты тут живешь?

— Нормально. Ох, — поморщилась девушка. – Башка отваливается. Надо присесть. Пошли.

— Пошли, — покачал я головой. – Не упади только по пути.

— Да хули ей будет, — встряло зеркало. – Она под кайфом. Ты ей можешь руку сломать, а она даже не заметит.

— Злое ты.

— Тоже мне новость, блядь. Ладно, пошли прошмандовку послушаем, пока она не вырубилась.

Спящая Красавица, дойдя до большого стола с кучей объедков на нем, бухнулась на соседнее кресло и притянула к себе серебряное блюдо с белым порошком. Не успели мы предупреждающе крикнуть, как она буквально зарылась носом в вещества и радостно фыркнула, наполнив воздух белой пылью, после чего попросту отключилась.

— Твою мать, — только и мог молвить я, присаживаясь на другой стул. – Ей кирдык? Передоз словила?

— А хуй ее знает, — ответила мне морда. – О, смотри. Пятка!

— Где?

— Вон, — я проследил за направлением взгляда зеркала и увидел маленький окурок. – Кинь его Колобку, пока говношар не укатился спящих наркоманов обирать. С него станется.

— Лови, — я бросил окурок Колобку, который подпрыгнул будто образцовая ищейка и поймал подачку ртом.

— Лепота, — промямлил уродец, закатывая глаза. – Из Шира.

— Хоббиты траву растят? – удивился я. Морда в зеркале закатила глаза и сосчитав вслух до десяти ответила.

— Ага. Не только траву. Еще и лед варят. Во все тяжкие пустились, хуеплеты карликовые. Зацени, прошмандовка проснулась. Ахой, перделка.

— Блядь, — выругалась девушка, вытирая слезящиеся глаза. – Это чистящее средство для туалета. Какой обмудок его сюда высыпал? Хотя, штырит знатно. А вы, блядь, кто такие?

— Заебала ты, рыжее горе, — рявкнул я, ударив кулаком по столу. Хозяйка испуганно сжалась, а затем неожиданно разревелась, заставив даже циничное зеркало открыть от удивления рот.

— Хули вы злые такие, а? – всхлипнула Спящая Красавица. – Башка болит, чистящего средства хапнула, волосы секутся, какие-то долбоебы на меня орут. Я, между прочим, принцесса.

— Прости. Стресс, нервы, — извинился я.

— Не извиняйся. Она сейчас все забудет, — буркнула морда. – Нарколыги несчастные вечно так страдают. А все, блядь, ее фея-крестная виновата. Подсадила девчушку на вещества и поминай, как звали. После первого косяка она уснула на десять лет, прикинь?

— Да ладно? – с сомнением спросил я, наблюдая, как девушка пытается почистить яблоко вилкой. – А как же палец уколотый, проклятье там и все такое?

— Было такое, — вставил Колобок. – Она соплей еще была. А вещества полюбила после первого пробуждения.

— А ты откуда знаешь?

— Ведунья с Лисой сплетничала, а я подслушивал.

— Хитровыебанный шар, — восхитилось зеркало. – Ладно. Вроде оклемалась. Эй, рыжая дева!

— Чё? – недовольно буркнула девушка, отбросив вилку и покалеченное яблоко.

— Чё – по-японски жопа, — радостно ответила морда. – Есть у тебя тут еда какая-нибудь? Мы в столицу пиздуем, а путь еще долгий.

— А хуй его знает. На кухне посмотрите, — махнула рукой хозяйка и вздрогнула, когда входная дверь распахнулась, впуская внутрь дородного детину в классическом доспехе. – Любовь моя! Ты вернулся и сразил дракона?

— Сразил! – ухнул здоровяк, снимая шлем и отбрасывая его в сторону. – Я даже голову его принес!

— Кони в стойле дружно сказали «Нихуя себе», — молвило зеркало, увидев, что бросил рыцарь на стол. Я негромко икнул и зажал рот ладошкой, а все потому, что на столе лежала отрубленная голова какого-то человека.

— Это не дракон, — обиженно протянула Спящая Красавица. – Это садовник мой. Вилли.

— А я-то думаю, чего он огнем не плюется, — хмыкнул рыцарь, сгребая хозяйку в объятия и страстно ее целуя. – Пахнешь ты прекрасно, будто роза утром, когда капли росы сверкают на лепестках под лучами солнца.

— Фу. Я щас блевану, — буркнул Колобок, спрыгивая со стула. Шум, произведенный круглым уродцем, заставил рыцаря оторваться от своей возлюбленной и уставиться на нас подозрительным взглядом.

— А вы кто такие? Полицаи столичные? Уебу, блядь!

— Себя уеби, придурок, — ответил я. – Путники мы. Зашли на ту посмотреть, о ком сказанья гремят по всей стране.