Чтобы перестать себя истязать глупыми сомнениями, я взял из шкафа тубус с плакатами и пошёл в малый конференц-зал. Где он находится я поинтересовался ещё утром, поэтому уверенно поднялся на второй этаж и повернул направо. Я впервые за это время просто поднялся выше первого этажа, до сих пор не было необходимости.

В зале я тоже был впервые. Собирался в пятницу сюда заглянуть, чтобы определиться, как наглядные пособия развесить, а почему так и не получилось, вы сами знаете. Вот теперь пораньше пришёл, есть время подумать.

Вот и зашибись, никакого подобия доски на стене здесь не было, а втыкать канцелярские кнопки в штукатурку и лепнину точно не вариант. Единственное решение — развесить мои плакаты на картины и портреты великих лекарей, длинная цепочка которых украшала противоположную от окон стену. Портить золочёные рамки канцелярскими кнопками я тоже не буду. Тогда какой выход? Бумага довольно плотная, я ровно загнул верхний край и повесил первый плакат на рамку картины. Вроде держится, главное, чтобы мимо никто не бегал, может смахнуть.

Дальше всё как по маслу, я развесил оставшиеся плакаты по порядку рассказа и, представляя себе, с чего и как буду начинать, уселся на центральное кресло в президиуме. Именно там в задумчивой позе меня и застал Гладышев. Я повернул в его сторону голову, не сразу поняв, почему он на меня как-то странно смотрит. Когда дошло, что я занял его место, подпрыгнул с большого красивого кресла и отошёл в сторону. Как-то нехорошо получилось. Ну и ладно, я же там кучку не оставил, значит не страшно.

— Да вы присядьте пока, Александр Фёдорович, — улыбнулся Вячеслав Петрович, похоже его немного повеселила ситуация с моим замешательством. — Скоро все соберутся, и вы начнёте. Готовы?

— Физически да, — кивнул я и растерянно улыбнулся. — Морально — почти.

В конференц-зал начал потихоньку стягиваться народ в белых халатах и рассаживаться по местам. У всех в руках были блокноты и ручки, молодцы, предусмотрительные. К трём собрались все, кто был записан на этот день по плану. Кроме Белогородцева, естественно.

Я выдохнул, вспомнил свой жизненный опыт, шесть лет преподавания в медухе и начал свой рассказ. Главное стоило мобилизовать все скрытые ораторские резервы и дело пошло, как по маслу. Уже через пару минут я вещал, как будто у меня за плечами не медицинский стаж, а профессорский. Очень помогало и поведение аудитории, это были не молодые девчонки из училища, половине из которых это всё не нужно, а взрослые, зрелые и опытные люди, для которых открывались новые, ранее засекреченные грани их мастерства. Они отрывали от меня и плакатов взгляд только для того, чтобы сделать наброски в своих блокнотах. Я старался преподнести информацию максимально подробно, чтобы исключить потребность в уточняющих вопросах на корню. Сам не заметил, как пролетели сорок минут, когда подготовленная мной на сегодня тема подошла к концу.

— Господа, — сказал я, глянув на часы, — на сегодня мы закончили, если у кого-то есть вопросы, то самое время их задать.

На несколько секунд повисла тишина. Потом кто-то начал хлопать и вскоре к нему присоединились все остальные. Такого финиша я не ожидал, смогли всё-таки вогнать в краску. Я поклонился немного скромнее, чем артист на сцене.

— Спасибо! Ну, если вопросов ни у кого пока нет, — снова начал я, когда аплодисменты стали затихать. — Тогда на сегодня всё. Считаю целесообразным повторить семинар через неделю. Скорее всего вопросы появятся, пока вы будете пытаться применить эту методику на практике, вот тогда их и зададите, а я подготовлю дополнения к сегодняшней теме и постараюсь их до вас донести.

— Спасибо вам, Александр Фёдорович, — торжественно произнёс Гладышев. — Порадовали! В среду в это же время будет следующая группа лекарей, как мы договаривались. Готовиться вам уже не надо, всё и так было на высшем уровне.

Я собрал свои плакаты, закатал обратно в тубус, сохранив загибы на верхнем торце. Они очень выручили, но в следующий раз подстрахуюсь липкой лентой, чтобы фиксировать эти загибы позади рамки картины. И следов видимых не останется, и смахнуть случайно никто не сможет.

Домой летел, как на крыльях. Не терпелось рассказать всем о моём первом опыте преподавания лекарского дела. Это первый маленький шажочек на моём длинном пути к воплощению главной мечты — увеличение эффективности и доступности здравоохранения в Российской империи, а начинать, естественно, надо с образования. Одна из самых развитых стран континента хромала в таком важном вопросе, и никто этого просто не видит, всех всё устраивает.

Дверь открыла мама, увидев её выражение лица, я резко перехотел чем-либо хвастаться. Глаза красные, веки набухшие, мешки под глазами. Похоже она долго плакала и совсем недавно взяла себя в руки. На моё осторожное приветствие просто кивнула и молча пошла в гостиную. Я повесил пальто и шляпу на вешалку и пошёл вслед за ней.

За столом сидел отец. Таким убитым я его никогда ещё не видел, даже тогда, когда он узнал, что у меня посттравматическая практически полная амнезия и потеря дара. Я присел за стол напротив него.

— Что случилось? — встревоженно, но максимально осторожно спросил я.

— А ничего хорошего, Саш, — сдавленно сказал он, убирая руки от лица. И опять та же картина, глаза красные, веки опухшие. Такое впечатление, что он тоже пустил далеко не скупую мужскую слезу.

— Кто-то умер? — попробовал я уточнить, потому что он и не собирался дальше ничего говорить, словно ком в горле застрял.

— Умерла наша прошлая жизнь, Саш, — еле выдавил он и снова замолчал. Я решил его не насиловать и просто подождать, когда он снова сможет начать говорить. Прошло несколько минут, и он продолжил. — Ещё вчера Белорецкий уверял меня, что дело движется семимильными шагами, много задержанных, которые выдали просто море ценной информации, уже набирается достаточно материалов для ареста Баженова и наша ссылка скоро может подойти к концу. Очень помогло задержание того, кто пытался тебя убить, от опытного мастера душ, который работает в центральном управлении, невозможно утаить никакие секреты. Я уже чуть ли не вещи хотел начать собирать, но решил пока не торопить события и не стал всем говорить об этом. А сегодня…

Он снова замолчал, не в силах продолжить. Потом налил из стоявшего в центре стола графина воды в стакан и жадно выпил всё до дна. Выдержав паузу в пару минут, он смог продолжить.

— Сегодня разнесли к чертям всю нашу клинику и поместье. Вырвали и выломали всё, что только можно, вероятно искали тот золотой амулет, будь он проклят!

— Но как так? — у меня аж дыхание перехватило, словно облили ведром ледяной воды, теперь я хватал ртом воздух, не в силах что-то сказать. — Но нам ведь обещали охрану поставить и там, и там, ты ведь говорил.

— Поставили, всё было сделано, как надо. Охрану и всех, кто был внутри вырубил очень сильный псионик, потом их скрутили и оставили валяться прямо на улице, пока не увидели случайные прохожие.

— А как же наши Маргарита и Настюха? Пантелеймон? Илюха Юдин?

— Сказали, что жертв нет, все остались живы, но не все в итоге здоровы. Маргариту с сильным нервным потрясением госпитализировали в специальное отделение, с ней работает мастер душ. Борис Владимирович хотел сам ей заняться, когда всё закончилось, но ему дали от ворот поворот.

— Капец какой-то, — только и смог я выдавить из себя, уставившись на резной хрустальный графин. Потом дотянулся до него и тоже налил себе воды. — Это теперь по возвращению домой мы будем безработными бомжами?

— Выходит, что так, — выдохнул отец и обхватил голову руками. — Не на всегда, конечно, нам обещали от имени властей города денежную компенсацию, но я не думаю, что этой суммы хватит на восстановление. У нас есть свои накопления, придётся отложить покупку дорогого семейного автомобиля, которую я планировал, но сам ремонт скорее всего затянется надолго. Все хорошие мастера заняты на несколько месяцев вперёд, начать скорее всего смогут только к весне, а законча, когда у нас в палисаднике жасмин расцветёт.