Мы с Антоном закончили работу, и он ушел. От двери он мне ободряюще улыбнулся, и, пользуясь тем, что Павлу Андреевичу его не видно, кивнул в его сторону и показал большой палец.

Я подняла голову.

Павел Андреевич внимательно изучал меня.

– Расскажи-ка о себе, – попросил он.

– Что вас интересует?

– Все. Мне с тобой работать придется, значит, нужно лучше узнать друг друга. Ну, что любишь, что не любишь, как раньше жила.

Я наморщила лоб.

– Даже не знаю, с чего начать. Жила с мамой и сестрой, училась в школе, потом в институте. Закончила с красным дипломом. Мама умерла, и я, чтобы помочь сестре, подрабатывала в юридической конторе, так что практика, пусть и небольшая, у меня есть. Не замужем, после отъезда сестры живу одна. Впрочем, не совсем: мне остались две большие комнаты в центре, но квартира коммунальная, и мы в ней живем с соседкой, Кларой Ильиничной. Она за мной присматривает. Что еще? Люблю читать, читаю много и все подряд, но особенно уважаю детективы. Люблю стихи, только хорошие. Люблю готовить. Раньше с сестрой вечно выискивали новые рецепты, а теперь переписываемся по Интернету, типа виртуальной кухни получается. Не люблю, когда обманывают, даже из лучших побуждений. Еще не люблю, когда в квартире холодно, хочется сразу залезть под плед, закутаться с носом, и спать. Не люблю, когда что-то не получается. Не люблю, когда громко. Не умею сразу переходить на ты.

Он спросил:

– Это все?

Я пожала плечами.

– Ну, ладно, тогда остальное выясним в процессе.

– Может быть, вы тоже о себе что-нибудь расскажете? – нахально спросила я. – Так, для знакомства.

Он кивнул:

– Не женат, и никогда не был. Институт закончил без красного диплома. Живу один. Читать люблю, но читаю только то, что мне лично интересно. Стихов не люблю. Готовить не умею, но всегда готов съесть что-нибудь вкусное. Когда-нибудь мне окончательно надоест ресторанная пища, и я женюсь, исключительно в кулинарных целях. Часто вру, особенно из лучших побуждений. Не люблю, когда жарко. Люблю громкую музыку. Терпеть не могу реверансы, и, если ты в ближайшее время не перестанешь мне выкать, уволю к чертовой матери.

Я съехидничала:

– Видите, как у нас много общего!

– Ага. Прямо классический пример единства и борьбы противоположностей. Стихи и проза, лед и пламень, чего-то там и камень.

Ну вот, а говорил, стихов не любит!

Несмотря на все выкрутасы, начальником он оказался, на мой взгляд, превосходным: распоряжения отдавал четкие, не надоедал контролем, хвалил, если у меня что-то получалось лучше, чем предложил он. Еще он с удовольствием поедал мои плюшки, ко мне не приставал, хотя я не один раз ловила на себе его одобрительный мужской взгляд. Он никогда не интересовался тем, как я провожу свободное время, и я решила, что не слишком интересую его, как женщина. Меня это не огорчило. В свободную минуту он часто разгадывал кроссворды, и в вопросах литературы и искусства я стала для него авторитетом. Мы оба от общения друг с другом получали удовольствие, обсуждали прочитанные книги и фильмы. Мне нравилось слышать его мысли по поводу и без, хотя он всегда предупреждал, что это его «штучное мнение».

Алена мне смертельно завидовала. У ее начальника лозунг «Бабы – дуры» был руководящим и определяющим, и ее, Алену, он ел поедом. Это притом, что Алена знала два языка, работником была, в отличие от большинства офисных барышень, толковым и грамотным.

Она заедала обиды моим печеньем, и жаловалась:

– Представляешь, вчера я в его тексте исправила кое-что, он там слово «в связи» написал слитно с предлогом и через два «и», так он прямо рассвирепел. А вы тут живете, как шерочка с машерочкой, даже завидно, честное слово. И ты еще не можешь человеку сделать приятное, и обращаться к нему по имени и на «ты».

Действительно, я старалась избегать того, чтобы обращаться к Павлу Андреевичу вообще, так как хорошо помнила его предупреждение, но пересилить себя не могла. Кажется, его это и развлекало, и сердило одновременно.

Меня выручил случай.

Март сменил апрель, ознаменовавшийся холодными, злыми ветрами.

Мелкий дождь упорно поливал землю, не оставляя своей монотонностью даже надежд на то, что когда-нибудь наступит весна. Все ходили хмурые, простуженные. Даже мой начальник загрустил, перестал подшучивать над нами с Аленой.

Вечером, собираясь домой, он пожаловался на головную боль и ломоту в теле.

– Знаешь, как будто меня избили. Даже кожа болит, когда к ней касаешься. И есть совершенно не хочется. Что за черт?

Я подошла к нему, притянула за уши вниз, и потрогала губами лоб. Встревожено сказала:

– Слушай, Павел, у тебя температура. Езжай домой, выпей на ночь Фервекс, мне обычно в самом начале болезни это помогает.

Он со странным выражением продолжал стоять возле меня.

Тихо сказал:

– Вот видишь, и ничего страшного.

Только тут я поняла, что легко прошла барьер своей стеснительности, и засмеялась.

Влетела Алена, позвала меня:

– Не копайся! Валерка нас вызвался отвезти по домам, но будет ругаться, если мы не выйдем сию минуту.

Мне показалось, что Павел с неудовольствием посмотрел на нее.

Утром он на работу не явился, и я позвонила ему на домашний номер.

Трубку взяла женщина, и, на мою просьбу пригласить Павла Андреевича, ответила, что он болен, сейчас уснул. Сама она убирает в его квартире два раза в неделю, сегодня пришла, а он дома. Врача Павел вызвать не позволил, а сам никаких лекарств не пьет.

– Ему так плохо? – только и спросила я.

– Конечно, плохо. Он говорил, когда-то за границей работал, теперь его иногда трясет, просил, чтоб я не боялась, а укрыла его потеплее, все пройдет. – Женщина заколебалась, но потом спросила: – А вы ему кто будете?

– Я сотрудница. Боевая подруга.

Она обрадовалась:

– Раз подруга, может, приедете сюда, а? Хотя бы после обеда? Совестно человека одного оставлять в таком состоянии. А я уберусь, и мне идти надо, у меня дома полный лазарет, муж с гриппом слег, и у свекрови давление.

Я решилась в секунду.

– Давайте адрес.

Быстро растолкала все дела, предупредила Лену и Ирину Тимофеевну, что начальник заболел, и я еду его проведать. Обе ему посочувствовали, надавали мне кучу советов.

В обед я пробежалась по магазинам, заскочила в аптеку, и через час вошла в подъезд его дома. Меня придирчиво допросил парень в камуфляжной форме, дежуривший внизу, и, только после того, как Мария Ивановна подтвердила по телефону мои полномочия, проводил к лифту, поднеся пакеты.

Она встретила меня у лифта уже в пальто, помогла войти в квартиру, сунула запасные ключи и через пару секунд после того, как щелкнул замок закрывшейся за ней двери, я услышала шум работающего лифта.

Я разулась у порога, повесила в шкаф пальто и занесла пакеты в кухню. На цыпочках прошлась по квартире, огляделась.

Квартира Павла впечатляла. Дорогая мебель, удобные диваны, роскошные ковры и картины в тяжелых рамах. Правда, по отсутствию безделушек и дамской косметики в ванной заметно, что женщины в квартире отсутствуют. В кабинете на стене висел портрет молодой светловолосой женщины и Павла, он обнимал ее за плечи, она хохотала. Снимок делали где-то в горах, оба были в спортивных костюмах, белозубые, загорелые.

Я подумала, что неизвестно еще, как Павел отнесется к моему вторжению в частную жизнь, а уж рассматривание портретов ему явно не понравится.

Прошла дальше по коридору и наугад отворила одну дверь. Видимо, это была гостевая спальня, потому что там никого не было.

В соседней комнате, с плотно задернутыми портьерами на окнах, на широченной кровати спал Павел. Я тихо прикрыла за собой дверь.

Я догадалась захватить с собой джинсы и любимую майку, которые остались в шкафу на работе с тех времен, когда я наводила порядки в кабинете. Переодевшись в свободной спальне и аккуратно развесив офисный костюм, вернулась в кухню.