Вы уж не сердитесь на старуху – все письмо получилось о грустном. Но я все еще нахожусь под впечатлением от чужого несчастья и даже сама иногда плачу и пью валерьянку. Вот ведь не повезло женщине!

Мы с Александром соскучились. Каждый день вас вспоминаем и считаем дни до вашего возвращения.

Пишите! Жду вас с нетерпением!

Обнимаю и крепко целую.

Ваша мама".

– Таки я и мислил… Таки я, примерно и мислил… – скорбно покачивал седой головой мастер.

На столе лежала раскрытая ученическая тетрадь, на одном из листков которой он только что под диктовку Ирины записал координаты последнего пристанища младшего брата.

– Ох, вэй… Шоб ни соврать, скажу: надеялся, где-то жив Илья; едет где-то по квишу* * *** в нашу сторону и вот-вот прибудет… Душой надеялся, а мислил, шо уже не свидимся.

И вновь ей было до слез жалко этого старика, всю жизнь не разгибавшего спину и терпевшего незаслуженные обиды от чиновников всех мастей. Даже не удосужились написать три строчки – сообщить о кончине брата. Должно быть, в Управлении исправительными учреждениями Новосибирска не сыскалось денег на марку с конвертом…

Вздыхая, она молча поглаживала грубую ладонь, когда в комнате появилась молодая черноволосая женщина лет двадцати восьми.

– Соня, ты уже совсем вернулась? – спросил он сквозь тягостные думы.

– Совсем, дядя Яков, – отвечала та.

Ирина уже успела познакомиться с невесткой мастера – та открыла дверь небольшого кирпичного дома, выслушала гостью и сбегала за свекром, работавшим где-то неподалеку. Теперь же вернулась с рынка.

Кареглазая улыбчивая еврейка Арбатовой понравилась: доброжелательная, словоохотливая – такая непременно поддержит любой разговор; все расскажет о себе, о друзьях, о соседях…

– Шоб ты, Соня, знала: Ольга принесла мине печальное извэстие. Но пусть лучше такая новость, чем пустая надежда. И я за то ей очень благодарен.

Невестка склонилась над тетрадкой, быстро прочитала написанное; вздохнула и легонько приобняла свекра…

– Шо-то я имел сказать… – тяжело встал тот из-за стола. – Ах, да, Соня! приготовь нам чаю. Ольга расскажет за Россию, мы поговорим за красавицу Хайфу…

____________________

* пестехолоймес (идишь) – пустые хлопоты

** фейгеле – птичка

* * * дерех – дорога

* * ** шикер – пьяница

* * *** квиш – шоссе между городами

Израиль; Хайфа

6-10 июня

Кто-то из "туристов" прокололся на звонке, решив отрапортовать об удачном прибытии в Хайфу, едва сойдя с трапа самолета. Начальство оказалось умнее – в распечатке телефонной беседы, уместившейся на половинке стандартного листа, далекий абонент ответил единственной короткой репликой: "Рад за тебя. Отдыхай по плану…"

Короткая беседа велась на словенском. Уповая на редкость данного языка, почти вытесненного сербским из государственной и культурной жизни бывшей Югославии, агент не утруждал себя предосторожностью. Кодировка была условной: с заменой имен собственных и явными намеками на конкретные пункты заранее разработанного плана. С подобными штучками Асаф Шимрон – мрачный, неулыбчивый сорокапятилетний мужчина с почти лысой головой, сталкивался не раз и не два. Еще задолго до того, как был назначен главой засекреченной организации под кодовым названием "Уран".

Затем Натан Фельдман – начальник отдела контрразведки, привез списки пассажиров двух рейсов, прибывших накануне перехваченного звонка. Поломав над ними голову, сузил круг потенциальных объектов для "охоты" до десяти человек. Этот десяток "кандидатов" и передали Ицхаку – главе службы наружного наблюдения для аккуратного выяснения: кто же из них является агентом.

И вскоре последовали доклады "наружки", позволившие Натану существенно сократить изначальный список.

Первым из числа подозреваемых выбыл молодой ученый из города Печ на юге Венгрии – его пригласил на международную конференцию Научный совет Медицинского центра RAMBAM.

Чуть позже Фельдман зачеркнул еще три фамилии. Супруги с двадцатилетним сыном (все из Болгарии) остановились в Хайфе лишь на ночь, а утром снова направилась в аэропорт для посадки на рейс в Иорданию.

Оставшаяся шестерка по докладам того же Ицхака ничем себя не проявляла: как и прочие туристы, они слонялись по центру города, обозревая памятники культуры; поднимались на Кармель и любовались террасами Бахайских садов; купались в море и загорали на пляжах; вечерами устраивались в ресторанах или кафе.

Однако, еще при первом знакомстве со списком, Асаф обратил внимание на молодую пару из России. На первый взгляд обычные молодожены, решившие провести медовый месяц в теплых солнечных краях. Что в том особенного?

И, тем не менее, вызвав в кабинет Натана, шеф заявил:

– Мне плевать, что скажут про них люди из службы наружного наблюдения. Я не понаслышке знаю, о способностях русской разведки. Поэтому ты должен докопаться до самых корней. Мне так же плевать на предстоящие выходные – сиди в отделе безвылазно, запрашивай от моего имени в штаб-квартире "Моссада" любые сведения; думай, анализируй… но чтобы через двое суток выдал мне исчерпывающие данные: кто они, откуда, истинная цель приезда и имеют ли отношение к разведслужбам. Ясно?

– Да, я все понял, – смутился категоричности приказа молодой контрразведчик. Шимрон редко бывал возбужден и еще реже повышал голос, отдавая распоряжения.

Это означало одно: шеф нервничает и явно ждет гостей из России.

Утром девятого июня в кабинет шефа для доклада прибыл Ицхак. Ничего особенного в поведении шестерки подозреваемых, его службе выявить не удалось.

Выслушав подчиненного, Асаф побарабанил пальцами по столу и спросил:

– Ну, хорошо, а лично у тебя сложилось какое-либо мнение?

– У меня?…

– Кто, по-твоему, из этих шестерых – агент?

Ицхак промокнул шею платком, пожевал губами. И выдал:

– Русские.

– Русские молодожены?! Хорошо, – аргументируй.

– Во-первых, они постоянно звонят по телефону.