Таким языком разговаривают теперь с шахтерами. Это язык Ельцина, пошедший в обращение с октября 1993-го.
Нынче во время поминального митинга на Смоленской площади в Москве из проезжавших иномарок тоже орали: “Козлы! Козлы!” Завтра — полоснут из автомата или кинут гранату. Бандитам ни к чему как бастующий рабочий, так и восставший народ.
Шахтеры Кузбасса, кажется, начинают созревать для красной идеи. Негласным криминальным комиссарам, приезжающим к ним на разборки, они вынуждены противопоставить комиссаров пролетарских. Вынуждены вооружаться — хотя бы для того, как ни странно, чтобы защитить своих собратьев, объявивших голодовку. Иначе пинками и прикладами их выбьют из забоев сытые и самоуверенные братки из местных бандитских группировок.
— Я бы всех этих бандюков покрошил на месте! — кричал один из “потерпевших” на Первомайской.
А двое других в это время самозабвенно обсуждали новость о том, что какой-то их бывший товарищ вагон купил и снимает навар с каждого рейса за Урал до десяти тысяч баксов.
Живучий деревенский мужик еще силен в шахтерах, многие из которых не теряют кровных связей с тайгой, в перерывах между безденежными сменами становятся собирателями ягод, орехов, грибов.
А “истинные пролетарии”, к своему несчастью получившие когда-то жилье в городе, превращаются в кочевников. Люди не могут регулярно платить за квартиру, задолженность составляет несколько миллионов, ясно, что уже никогда она не погасится. И обнаруживается наглость — как стиль жизни в современном Кемерове и в рабочих кварталах. Наглеют жильцы, не платя городским властям за свои квадратные метры, наглеют в свою очередь и коммунальщики — отключают электроэнергию у таких семей.
Что же делают хозяйки? Конечно же, идут к соседям с просьбой “супику на вашей плите сварить”. Приносят семилитровую бадейку, на кипячение которой тратится немалая сумма, и в следующий раз блудную стряпуху уже не пускают на этот порог. Она по кругу обходит соседей, и в конце концов оказывается вынужденной разводить костер во дворе, сооружать таганок и кухарничать по-походному. Таких летних кухонь можно много увидеть во дворах Кемерова.
5. КОНЕЦ ШЕСТИДЕСЯТНИКА
“До сих пор перед глазами голодные бастующие машиностроители Юрги, потерявшие всякую надежду на жизнеспособность громадного завода”.
Аман Тулеев. “Без права на ошибку”.
В Юрге сто тысяч жителей, и тридцать из них, то есть все взрослое население, работает на машзаводе, выпускавшем когда-то отличные пушки для славного флота великой страны. Теперь там клепают подъемные краны. Недавно город ликовал — скрылся, сбежал ненавистный директор. Взял очередной отпуск и более не появился. Иначе бы его растерзали.
Перекупщики угля, спекулянты, вылупившиеся из вождей забастовок 1989 года, оподлились естественно, ибо сама природа шахтерских волнений тех лет была хапужной. Сложнее, интереснее и много подлее перерождение славных бессребренников, инженеров-шестидесятников, до сих пор носящих как униформу свитера с выпущенными воротничками рубашек.
Именно таков директор Юргинского машзавода Есаулов. В середине шестидесятых он приехал сюда по распределению. Выслужился до упора. Будучи в командировках в братских странах Европы (дальше Чехословакии с ВПК не выпускали), очаровался привилегированностью тамошних итээровцев, имеющих коттеджи и десятикратную, в сравнении с рабочими, зарплату. Эта бацилла запала в душу. Забродила лукавая, потаенная диссидентщина. Тогда уже он был директором завода, по сути, хозяином города, и Ельцина встретил с восторгом (внутренним, непоказным, конечно).
Деловая сестра его, как всякая баба, более решительная в проблемах семейного обогащения, сразу же создала некий торговый дом, дочернюю фирмочку. Конечно же, наивные обыватели городка не могли вычленить никакой связи между громадным заводом и этим бутафорским торговым домом.
Но вот наступает эра приватизации. Зубр-шестидесятник в студенческом свитерке обстряпывает акционирование, изощряется в этой процедуре до того, что, подобно знаменитому скупщику мертвых душ, без общего собрания обделывает сделку со всеми формальностями. Он становится главой акционерного общества “Юргинский машзавод”, не выпустив и, естественно, не раздав рабочим ни одной акции.
Предприятие перестало быть государственным, но не вышло и в ранг акционерных обществ. Была такая лазейка в чубайсовском проекте — для особо одаренных.
А через дамскую фирмочку сестры Есаулова завод как бы подпитывался деньжатами — на зарплату рабочим. И в конце концов как бы задолжал ей немалую сумму.
Теперь уже сестрица из благодетельницы преображается в стяжательницу и подает в суд на возмещение долга машиностроителей ее фирме.
Суд признает “Юргмаш” неплатежеспособным. Предлагает расплатиться акциями. И сделка оформляется по закону. Конфликт исчерпан. Но в результате оказывается, что владельцем завода теперь является эта самая сестрица. Ибо она получила все акции. За смехотворную сумму в 92 миллиона рублей. Во столько был оценен машзавод, и таков был его долг подставной фирме…
Только с приходом Тулеева вскрылись и обнародовались в Юрге эти махинации. Город взбурлил. Вся милиция была брошена на охрану директора Есаулова и его семьи.
В конце концов однажды ночью он исчез из города и находится в бегах по сей день.
6. В ОДИНОЧКУ
“Сегодня то тут, то там возвышаются особняки, наподобие замков стоимостью в несколько миллиардов рублей. Владеют ими чиновники с зарплатой в миллион. Пусть стоят особняки, не ломать же их. Но заплатите за строение полагающиеся налоги. Не можете? Вперед — в Лефортово!”
Аман Тулеев. “Без права на ошибку”.
Журналисты в провинции, как и в столице, тоже превратились в обслугу, не сказать чтобы в идеологическую, ибо и идей-то каких-либо фундаментальных не обнаруживается в их творениях. Они участвуют в препирательстве группировок на той стороне, куда попали волею судьбы и где платят больше.
Как ни странно, но бойцы “регулярных армий” и власти, и оппозиции работают с гораздо меньшей опасностью для своей жизни и здоровья, чем одинокие волки-репортеры. Такой тип журналистов — как правило, самых высококлассных, талантливых, внутренне независимых,- наиболее интересен. Свобода их, конечно, относительная, все они служат в тех или иных изданиях и вынуждены подчиняться общему строю газеты. Но в силу собственной избыточной энергии, склонности к риску они ведут параллельную репортерскую жизнь в редакциях и тут обнаруживают свою особенную силу общественного воздействия, “достают” своими дерзкими заметками людей вороватых и одновременно сильных.
В западной журналистике такой тип бесстрашного репортера уже давно выявлен и многократно показан нам в “их” фильмах. Подобные черты имеются и в известном кузбасском газетчике Василии Попке.
Это высокий, сильный человек лет под сорок, спортсмен и великий сибирский ходок-путешественник. В его кабинете в углу, как переходящее красное знамя, стоит весло. В другом углу громоздится компьютер со всеми прибамбасами. А на стене вызывающе висит фотография, на которой заснят панорамой длинный бетонный забор с надписью “Попок — сволочь!”
Василий, как свойственно человеку деятельному, полусидит на столе, скрестив руки на груди, и, пока на принтере выводится его статья для “Завтра”, он, посмеиваясь, рассказывает историю появления этой фотографии.
Как оказалось, краской мазали по забору перед окнами редакции разъяренные его статьей подельники одного очень влиятельного чиновника в Кузбассе. Этот чиновник, как водится при Ельцине на Руси, сказочно богател в последнее время. Строил виллы, покупал квартиры. Много таких в Кузбассе, сразу на ум приходит “шеф полиции” из скандального Ленинск-Кузнецка, по наводке которого, скорее всего, и действовал корреспондент “Известий” в деле против мэра Коняхина. Примерно такого же чиновника “тронул” и Попок. И вот этот бывший советский, беспорочный член общества оказался настолько задетым и напуганным разоблачительной публикацией Попка, что пошел на крутой криминал. Заметим, что никаких судимостей за ним конечно же не водилось,- не то что за Коняхиным, и у Ельцина конечно же, не будет никакого повода науськать на него прокуроров из Москвы. Но именно этот благопристойный чиновник, а никак не бывший и прощенный зэк Коняхин, организует взрыв квартиры Попка, а перед тем нанимает “художничков”-специалистов по заборным надписям в качестве запугивающей меры.
