Его зелёные глаза блестели яростно, словно на его пути стоял непримиримый враг, с которым необходимо начать бой. И он тщательно готовился к схватке, что читалось в его напряженных плечах и сведённых скулах.
Сони впервые видела Николя в такой ярости, по крайней мере, подобный взгляд никогда ранее не был направлен на неё. И не могла понять происходящее, отчего слегка запаниковала.
– Что-то с Дони? – сдавленно произнесла она, не отводя от него взгляда.
– Он в порядке и под присмотром врачей, – с трудом выдавливал слова Николя, словно ему было тяжело говорить, и он цедил их сквозь боль. – Нам нужно поговорить.
И вновь презрение в его взгляде открыто проявилось, пронзив Сони своим холодком.
Хоть она и понимала, что сейчас не время для выяснения отношений, она все же решилась пойти напролом:
– Николя, я понимаю, что сейчас не время, и всё же, – она с мольбой посмотрела на него, – скажи, пожалуйста, что с тобой происходит? Ты сильно изменился. Даже когда возил меня к Джимми, ты был постоянно молчалив и сдержан. Но сейчас… – Сони смотрела в его глаза, отчаянно ища поддержки, – я не заслужила твоего презрения. По сути, я не обязана оправдываться…
– Но тебе придется! – холодно перебил её Николя и вновь в его глазах промелькнула искорка презрения, которую он тщательно пытался скрыть.
– Думаешь, ты вправе от меня требовать что-то? – Сони растерялась и нервно облизала пересохшие губы.
– Этот ребенок? Он сын Камала, не так ли? – вдруг выпалил Николя, жестко глядя в глаза Сони.
Она опешила, кровь отхлынула от лица и, не в состоянии выдерживать его тяжелый взгляд, резко отвернулась.
Откуда ему это известно?
Мозг лихорадочно прокручивал всевозможные варианты. Но её ответ вылетел из уст не мешкая:
– Ребенок мой, и только мой! И неважно, от кого.
Обнимая себя за плечи, Сони подошла к окну, словно это могло помочь отгородиться от всех. Она ощущала себя настолько беспомощной, что желание убежать и спрятаться накрыло с такой силой, что в миг у нее поникли плечи от острой безысходности. И Сони тяжело вздохнула.
Николя быстрым шагом подошел к ней, достал документ её сына и ткнул пальцем в графу ФИО ребенка.
– Что здесь написано? Думаешь, я так глуп? И Камал тоже? – он жестко сжал её локоть, заставляя вглядываться в свидетельство о рождении Дони. – Тебе повезло, что всей документацией занимаюсь я, но Камалу ничего не стоит взглянуть на эту бумажку и сложить дважды два.
Страх накрыл Сони с головой. Ей и впрямь не приходило в голову подобное, да и абсолютно ни о чем таком она даже не задумывалась…
Глупо!
Как же глупо…
– Что ты хочешь этим сказать? – голос Сони предательски задрожал.
– Неужели ты так глупа, Сони? Алим Данияр? Ты серьезно? – он в недоумении смотрел, ожидая ответа, – Алим – значит Алимов! Алим – прадед Камала. И на что ты надеялась?
– Надеялась, что наши пути никогда не пересекутся более… – промолвила Сони поникшим голосом, понимая, что действительно сглупила в тот момент, даже не подумав.
Ведь первоначальным порывом было сохранить родословную сына. А имя?… Об имени она даже не задумывалась, при оформлении документов на сына она была словно в тумане. И назвала сына именем деда, только лишь чтобы помнить, что он потомок людей, которым не чужды жестокость и ненависть… и лишь своей любовью она сможет взрастить в сыне человечность и милосердие…
– Ты немедленно пойдешь и всё ему расскажешь сама! – жестко приказал ей Николя.
Сони выпала в осадок от его сурового вида и повелительного голоса. Она растерянно смотрела на него, не отрывая взгляда.
– Ты не можешь требовать, Николя, – ошарашенно прохрипела Сони.
– Сони, – процедил сквозь зубы Николя, ставя ей ультиматум, – если не скажешь ты, мне придется сделать это самому!
– Не смей мне приказывать! – потребовала Сони, а затем, смягчив голос, обратилась к нему. – Прошу тебя! Мне больно терять друга в твоем лице.
– Твой поступок не имеет оправдания. Ты не имеешь права скрывать правду! – гневно пробасил Николя.
– Ты не вправе меня осуждать, – парировала Сони.
– Осуждать – нет! Но и скрывать правду не позволю! – Николя схватил её за плечи и слегка встряхнул, словно пытался привести её в чувства.
– Дони, не… – Сони осеклась, в порыве гнева желая солгать, что Дони не сын Камала, но что-то её остановило нести эту ересь.
Николя вновь взбесился:
– Что, не? Хочешь сказать не от Камала, а от Джона?
– Если и так! Тебя это не касается, Николя!
– Ты не оставляешь мне выбора! Ты вынуждаешь меня проверить Камала на отцовство. Тогда уж точно тебе не поздоровится.
Шок мгновенно охватил Сони. Руки задрожали, и она сделала пару глубоких вдохов, пристально глядя ему в глаза.
– Не поступай так со мной, Николя, – взмолилась Сони, – кому, как ни тебе известно, что мне пришлось пережить…
– Не делай из меня соучастника, Сони, – с болью произнес он в ответ и взгляд его смягчился. – Ты сейчас же скажешь ему сама. Даю тебе шанс закончить этот балаган самой, пока не поздно.
Из груди Сони вырвался рваный вдох, горло сдавило комом отчаяния. Глаза повлажнели. Она осознавала, что Николя прав в какой-то мере, это бесчеловечно с её стороны скрывать правду о рождении Дони, но… разве можно её судить лишь за то, что мать жаждет видеть сына подле себя?! Долгие годы она была в разлуке с Джимми, не могла прижать его к груди. Все те годы, что он был вдали от неё, она ни разу не имела возможности сопереживать сыну, его мелким неудачам, радоваться его малейшим успехам… она с трудом заставила себя смириться… и теперь этот страх – вновь потерять – душил её своими жёсткими клещами!
– Дай мне немного времени, Николя, – взмолилась Сони, оглушенная тем, что теперь у неё выхода нет однозначно. Слёзы отчаяния застилали ей глаза.
Николя был груб и жесток, чтобы не оставить и шанса Сони на уловки и увиливания, чтобы вытрясти из нее правду. Чтобы убедиться в правильности своих подозрений! Его глубоко задел поступок Сони, когда она разбила сердце его ближайшему другу. Но эта ложь, касательно Дони, ввела его в когнитивный диссонанс. Его словно вывернули наизнанку… от Сони он не ожидал таких подлых выходок… он честно пытался найти им объяснение, но никак не мог…
– Даю тебе два дня, не более! – и ушел прочь так же внезапно, как и появился.
Как ураган, он ворвался из ниоткуда со своими требованиями и поставил Сони перед трудным выбором. Ей хотелось дико закричать, но она схватилась за голову и зажала уши, отчаянно расхаживая по палате.
Словно весь мир, вся вселенная восстала против неё…
За что ей такие наказания?!…
И в этот момент в палату вошел Камал, держа в руках два одноразовых стаканчика.
– Я решил, что тебе не помешает выпить кофейку, – сказал он и протянул ей стакан с кофе, – держи.
Сони поблагодарила его, пряча жгучее отчаяние за вуалью улыбки.
Камал развернулся, разглядывая, где бы можно сесть, подошел к стулу около стола, и, присев, пригубил обжигающей жидкости.
Сони разглядывала его движения с упоением, не в силах отвести взгляд в сторону. Непонятно откуда на нее нахлынул прилив нежности, жгучее желание подойти к нему и обнять, прижаться к его груди обуревало все ее существо… неистово хотелось, чтобы он крепко обнял её, разогнал её страхи, уверяя, что всё наладится…
– Тебе не понравилась эта больничная бурда? – внезапно спросил Камал, подняв на нее свой взор.
Сони резко отвела глаза в сторону, каря себя за неосмотрительность, и все же надеясь на то, что он не заметил ее взгляда.
– Нет-нет… – она сделала глубокий вздох и пригубила кофе, – просто он слишком горячий…
Сони не понимала, где ей черпать силы, чтобы признаться ему. Но если она не скажет, то это сделает Николя, и он прав. Ведь Камал, как отец, имел право знать…
В тот момент принятия решения ею обуревал страх. Страх вновь потерять сына… он безжалостно отнял у нее Джимми… и малышку… хоть она и понимала, что с малышкой произошел несчастный роковой случай… всё же его причастность к этому была однозначна…