– Мне всё равно! Вы у меня сегодня с утра уже пятый пациент на дому, – Алевтину особо не радовал этот визит. – Секундочку подождите! Сейчас, переоденусь. А вы пока раздевайтесь до пояса, но начиная не от ступней ваших ног, а сверху, от головы. Пиджак и рубашку пристройте на вешалке. Она напротив ас.

Мурашова удалилась в соседнюю комнату.

Веткин неторопливо, но с надрывным кашлем разделся. Сначала пристроил на вешалке пиджак, потом рубаху.

– Я многое знаю, Алевтина, – повторил он. – Ты с Филиппом приехала сюда чуть больше десяти лет тому назад. Понятно, что вы оба так прижились здесь по причине любви к нашим замечательным и живописным местам. А я вот здесь родился. Мои родители деды, прадеды тоже так поступили. Здесь решили родиться.

– Понятно, Артемий Парамонови, – отозвалась из соседней комнаты Мурашова. – Я слушаю! Правда, только половину слов разбираю. У вас наблюдается зверский кашель.

– Да, от кашля я немного и озверел, – среагировал на голос Алевтины пенсионер. – Любого бы разорвал в клочья, кроме тебя, Алевтина, лишь бы кашель прекратился. Лечащих врачей беречь надо. Пригодятся.

– Добрее надо быть, Артемий Парамонович. Люди ведь не виноваты в том, что вы внезапно начали кашлять.

– Это как посмотреть. Может быть, и виноваты. Всё взаимосвязано. Но продолжу рассказ. Я ведь не только, в прошлом, лесничий, но и, считай, Алевтина, вечный краевед. Даже можно сказать, что следопыт.

– Поэтому вы, разумеется, сегодня видели, моего мужа, Филиппа Сидоровича! Всё верно. Он пошёл в лес за грибами.

– Если конкретно, то за мухоморами.

Она появилась перед неожиданным пациентом в белом халате, в колпаке такого же цвета, в медицинской марлевой повязке, закрывающей рот и нос. На шее у неё висел фонендоскоп, приготовленный к работе.

Но сначала Алевтина достала из кармана халата большую лупу и внимательно рассмотрела с помощью её бело-зелёную лысину Веткина. Потом жестом руки показала, что Артемию Парамоновичу следует встать. Начала прослушивать его сердцебиение, исследовать работу лёгких. Ведь с этого начинается лечебный процесс, даже если у вас явная диарея, которую запросто можно определить по специфическому запаху.

На поляне, прямо на траве, сидел Мурашов. Он перебирал найденные грибы, оставлял в корзине самые… красивые. Достал из корзины подосиновик, внимательно рассмотрел его, понюхал шляпку. С презрением швырнул его в траву.

Потом достал из корзины мухомор. Полюбовался им, языком лизнул верхушку гриба-красавца, берёжно положил на прежнее место.

Сидя за кухонным столом, Алевтина писала название лекарства, которые будет необходимо принимать пациенту.

– Ну и как, Алевтина? – голос Веткина от волнения дрожал. – Жить я буду? У меня, видать, возник этот самый, похоронный вирус? Так?

Надел рубаху, потом пиджак… без пуговиц.

– Не так. Нет у вас, Артемий Парамонович, никакого брендовируса, – успокоила Мурашова пенсионера. – Я все проверила. Лёгкие чистые, сердцебиение в порядке, артериальное давление тоже в норме и температура тела – тридцать шесть и шесть.

– Не интересно мы живём, скучно. Ничего я не имею. У меня даже брендовируса нет. А пенсии моей хватает только на корм коту Гришке. Правда, и мне остаётся немного – на хлеб и гречневую крупу. Значит, у меня не имеется никаких болезней? Почему же тогда меня мучает, просто донимает кашель? Он всё моё нутро вывернул.

Не основательно, но частично Веткин был огорчён тем, что ничем не болеет и здоров, и крепок, как осиновый кол на фоне повалившегося забора.

Сняв с лица медицинскую изолирующую маску, Алевтина встала из-за стола, подала ему бумажку с названием лекарства.

– Вот! Здесь я написала название лекарства, – сказала она. – Завтра утром подойдёте в аптеку к фармацевту Анджелике Федотовне. Скажете, что от меня. Сколько таблеток и как их принимать, я там всё написала.

– По-латыни написано, – Веткин внимательно разглядывал рецепт и прячет в карман.. – Всё у вас зашифровано. У вас, у врачей, всегда от народа постоянно какие-то тайны.

– Зачем нам от пациентов хранить тайны? Для чего?

– Для того, чтобы на могиле своего пациента обнадёживающе сказать: «Да вы совершенно здоровы. Правда, в ночной хоккей вам играть уже поздно»,

– Названия лекарственных препараторов принято писать на латинском языке, Артемий Парамонович. Только на латинском, а не на китайском или, к примеру, латышском.

– Да это я так сказал. Для того, чтобы дальнейший разговор развить.

– Чего там ещё развивать? Пейте таблетки и молодейте!

Она выразительно посмотрела на входную дверь, давая Веткину понять, что приём закончен.

Но старик не унимался и не собирался уходить.

– Значит, я, всё-таки, болею, Алевтина? – задал он вопрос. – Это опасно или нет?

– Опасно, если не лечиться, господин философ.

– Что у меня за хворь в организме образовалась?

– У вас, Артемий Парамонович, небольшая аллергия на птичий помёт и, вероятно, на сок лопуха или даже ядовитого растения, которое называется борщевиком. Это и является причиной вашего кашля. К тому же, на коже вашего черепа образовался… ожёг.

– Оригинально! Но откуда?

– Но вы же многое знаете и помните. Так что, напрягите память. Может, что и вспомните.

– Вспомнил! Было дело. Пролетала надо мной ворона со своими гнусными затеями. А голову я, на всякий пожарный случай, лопухом вытер. Получается, что не лопухом, а листом борщевика. Это ядовитая гадость. Я в курсе.

– Знание – великая сила. Вы же, пока я обследовала ваш организм, столько мне интересного рассказали, что не волосы, а мой головной мозг встал дыбом. Я в восторге!

– Я так и предчувствовал, что тебе, Алевтина придётся по душе полезная информация. Но напоследок я ещё кое-что расскажу. Совсем немного.

– А надо?

– А как же иначе-то?

Алевтина устало село на стул.

В дубовом бору между деревьями с корзиной, наполненной мухоморами и прочими несъедобными грибами, бродил Мурашов

Он был переполнен сентиментальными чувствами и флюидными потоками нахлынувшей любви к удивительному живописному предгорью. Подошёл к огромному, в четыре обхвата, дубу. Прижался к нему всем телом и трепетно произнёс.

– Здравствуй, богатырь таёжный!

– И я тебе желаю здравствовать!– послышался глухой, но громкий голос. -. Как живётся-можется? Откройся, путник!

Из дупла, наверняка, многовекового дуба медленно выползла крепкая коричневая ладонь, которую, не успев закрыть рот, в тихой, но упорной панике Мурашов, всё же, пожал. Затем, улыбнувшись стайке разноцветных здешних уток мандаринок, сельский врач и одновременно заядлый грибник, как сноп, упал прямо на корни мощного дерева, местами торчащими из-под земли. Не всегда же обязательно находится в стоячем положении, когда имеется полная возможность полежать.

Но относительно довольно быстро он, всё-таки, пришёл в себя. Правда, получилось так, что сделал это Мурашов только для того, чтобы снова, тут же потерять сознание. Для этого имелась основательная и веская причина.

Над ним наклонился седобородый человек в белых одеждах: в широких полотняных штанах и рубахе с поясом, в такого же цвета летних туфлях. Собрав последние остатки силы воли, Мурашов, в конце концов, не сразу, но пришёл в себя и даже встал на ноги.

– Я узнал вас, Игнат Аркадьевич, – прошептал Мурашов. – Вы доктор медицинских наук, профессор Лопатов. Больше десяти лет тому назад вы в одном из медицинских университетов Дальнего Востока параллельной России заведовали кафедрой анатомии человека. Многие знают и помнят профессора Лопатова.

– Весьма приятно это слышать, молодой человек, – улыбнулся бородач. – Но мне совсем не понятно, почему вы резко впали в застенчивость и в глобальную скромность. Ваша потеря сознания с чем-то связана?