– Ах да, Пашка, а как там Анка? Как-то Пашка передал ему приглашение в только-только создававшуюся бард-группу. Приглашал Фред Орлов – тряхнуть стариной и "сбацать что-нибудь эдакое". Две недели Антон, приглушённо матерясь, перебирал струны отвыкшими пальцами. И сбацано было здорово! Впервые за пять лет бывший наблюдатель почувствовал себя нужным. Впрочем, длилось это недолго – до представления Алике – Фредовой жене. Секунду она стояла неподвижно, а потом шарахнулась – как от ужаса: "Нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет!" – срываясь на беззвучный крик повторяла она, и металась, сбивая стулья, металась в поисках выхода. Антон знал это состояние – истерика, переходящая в спазм. – Прости, старик, – только и сказал Фред тем вечером. – А потом была эта экспедиция… Практика, знаете? Может быть, она бы не уехала – но ведь я всегда старался держаться. Не показывал виду. – А от того только хуже, не так ли? – Да. – Вы не могли последовать за ней. – Индекс здоровья 13, – Антон процитировал неживым голосом: "Не рекомендуется покидать Землю. Не рекомендуется вождение любых транспортных средств. Не рекомендуется ношение оружия. Не рекомендуется…" – Знаю, – кивнул Будах. …Первое время она писала почти каждый день. Рассказывала, какая замечательная планета Ружена, как идут исследования, как она его любит. Потом письма стали реже – экспедиция развернула базовый лагерь и принялась за работу. Потом в письмах появился Ян. "Он настоящий друг. Он помогает мне. Чем-то он напоминает мне тебя". "Сегодня мы с Яном…". – Потом писем долго не было. И вот… пришло сегодня. "Прости меня, Румата. Мы с Яном решили пожениться. По-настоящему, со святым отцом. Я так счастлива! И хочу поделиться этим счастьем с тобой – первым. Ведь ты был мне, как отец, ты научил меня всему…" …Тогда, у почтовых ячеек, Румате пришла в голову масса блистательных идей, среди которых ослепительным бриллиантом сверкнула такая: угнать чей-нибудь звездолёт, высадиться на Ружене и набить Яну морду. … Ценитель ночных серенад с верхнего этажа, пристроившийся освежить подсохшую лужу у почтовых ячеек, был избит молниеносно, после чего, прихрамывая, ретировался, выплёвывая на пол кровавые осколки. – …И тогда я понял, что меня нужно лечить, – закончил Антон. – Нет, благородный дон, я так не думаю. Вы совершенно здоровы. Антон удивлённо поднял голову. Доктор Будах был серьёзен и строг. – Совершенно, – повторил он, – Видите ли, АГЛ – Арканарская Геморрагическая Лихорадка, – известная также, как "чёрный мор", имеет ряд характерных признаков. Не стану утруждать вас, благородный дон, ненужными сведениями, – у вас нет ни одного из этих симптомов. А вот ситуация с лабораторными данными очень любопытна. Экспресс-лаборатория показывает резко положительные результаты… – Вот видите… – ….а те же анализы, сделанные вручную – отрицательны. Все до единого. Похоже, у вас, дон Румата, весьма влиятельные враги. – Так что со мной происходит, чёрт побери?! – Вы, земляне, слишком доверяете слову. Вас нельзя убить стрелой, но слово легко способно отравить вас. Шесть лет назад, когда я попал на Землю, мне хотелось умереть. Я вдруг понял, как мало знаю, как много надо учиться, чтобы быть врачом. И многие говорили, что в пятьдесят шесть лет поздно переучиваться… И что есть много других интересных и нужных профессий – ассенизатор, например. Думал о том. Серьёзно. Удержало одно – что вы – такие же люди, как мы. Дальше – годы каторжного труда, чтобы вернуть себе то положение, которое имел в Ирукане. Иногда казалось, что эти многие правы. Понимал всё – и шёл. С дежурства в читальный зал – и обратно. Дорогу пройдёт идущий… Скажите, дон Румата, вы говорили, что были пилотом. Разве вас не учили, что делать, когда остаётесь в одиночестве? …Курс Автономного Выживания. Он проходил его дважды. Общий курс – для пилотов: "о съедобных травах, как построить лагерь, добыть огонь, наладить связь и оказать первую медицинскую помощь". И специальный курс для сотрудников Института: "Не верь. Не бойся. Не проси". "Но ведь это Земля", – чуть не заорал Антон. "Сдали нас, благородный дон. Бывает", – усмехнулся Румата Эсторский. Он стоял перед зеркалом и смотрел на худого, как вешалка небритого человека с тёмными кругами под глазами. Он прошёлся по дому… Погладил корешки книг, обложки кристаллотеки. Вот эти – Кирины. А те – его. Сколько раз он садился за них и … засыпал. А вот – корабли. Бывали дни, когда Антон чувствовал, что стоит на краю срыва. Тогда он брал дощечки, бумаги, острый нож – и собирал модели парусников. Аккуратная, тонкая работа прохладной водой смывала бешенство… Антон представил этот дом без него. Решение уйти появилось внезапно, в залитом солнцем вестибюле больницы. Звонкий детский голос в гулкой тишине: "Он потерялся" – вдруг срезонировал в унисон с собственными мыслями: "Я! Это я потерялся!". Наконец Антон взял самую красивую из моделей, закинул за спину гитару и вышел. Неподалёку протекала речка. Антон наклонился и осторожно спустил парусник на воду. Секунду его несло на гребне волны – корабль-птица… Удалось выбраться из-под второй волны… А потом его накрыла третья… И больше ничего не было – лишь речка всё несла бурые воды. "Так должны погибать корабли…" Генералу Святого Ордена От Наместника Ордена в Арканарской области Боевого Епископа Раба Божьего Рэбы Спешу довести до сведения Вашего Высокопреосвященства, что переговоры наши с доном Кондором протекают благоприятнее, нежели мы даже могли себе предполагать. Именем Господа нашего в скорейшем времени будет покончено с мятежом возомнивших о себе баронов, и закон и порядок восстановятся в Арканарской области. Опасаюсь, однако, что заново придётся начинать нам все труды наши в Области, поскольку прахом пошло всё, свершённое нами за последние пять лет. Как несомненно известно Вашему Высокопреосвященству, я, недостойный раб Божий, добился умиротворения вверенной мне области. Трудами братьев наших девственница с мешком золота за плечами могла пешком пересечь Область без малейшего ущерба для себя. Не вражьи войска – безымянный ужас разогнал бы жителей Запроливья, если б не скитались по дикой сайве чёрные монахи, без отдыха сражаясь с нечистым. Кто б чувствовал себя спокойно даже за стенами своего жилища, если б исчадия Икающего леса проникали бы в обитаемые земли? Кто отважился бы пуститься в путь? Но когда из лесных чащоб, из Питанской трясины и из-за Красного хребта выходят тёмные силы дьявола, их неизменно встречают смиренные дети Господа нашего. Есть мечта у меня: понести свет истинной веры в страну сию, именуемую Землёй. Ибо многочисленны варвары, населяющие её, тучны пастбища их, обширны поля – но неведомо им, убогим, Слово Господа. Понадобились бы мне братья, грамоте земной обученные, опытные в споре и в искусстве ратном, дабы говорили они с варварами на языке их. Также спешу сообщить Вашему Высокопреосвященству, в дополнение к предыдущему донесению своему, что дивные устройства землян в обращении просты на изумление. Ни малейшей нужды нет знать, как работают они, достаточно умения "нажимать на кнопку", в коем искусстве мы изрядно преуспели. Теперь относительно вопроса Вашего. Управляется страна сия неким Всемирным советом, наподобие Соанской Конференции негоциантов. Размещается пресловутый Совет в здании зело обширном, в Столице. Поразило меня немноголюдие в совете том. На мой же вопрос было отвечено, что работают тяжко члены совета, оттого и не могут присутствовать неотлучно. Спросил я тогда, зачем же выстроено здание столь великое, и бывает ли, что собираются все члены совета. На сие получил ответ, что "полный совет собирается лишь в чрезвычайных случаях, как неизвестная опасность Земле ". В заключение же желал бы поведать случай столь же куриозный, сколь и поучительный, со мною приключившийся. Видел я еретика и крамольника дона Румату Эсторского… И если тебе вдруг наскучит твой ласковый свет, Тебе найдется место у нас, дождя хватит на всех. Посмотри на часы, Посмотри на портрет на стене, Прислушайся – там, за окном, ты услышишь наш смех. Закрой за мной дверь. Я ухожу. …Дорога. Шершавая и тёплая, как спина доброго дракона. Гитара за спиной. Всё. Абсолютно свободен. Далеко наверху – бездонное синее небо в ярусах облаков. Шелестит, проплывая мимо, древний лес. Тёплый ветер играет длинными волосами. Далеко позади оставались Город, Институт, шесть вычеркнутых из жизни лет… Он лежал на спине, смотрел в небо, и тихо перебирал струны. Стереть себя и нарисовать сначала… Жизнь лежала впереди – чистым листом бумаги. Дорога несла и других людей. Внезапно Антон обнаружил, что распалось постоянно окружавшее его кольцо жалости и опущенных глаз. Он не был больше залитым кровью кошмаром, шесть лет назад вырвавшимся на экраны планеты. И не хотел оставаться сломанной марионеткой. Мир сверкал яркими красками, как бывает после тяжёлой болезни. Он пел старые, очень старые песни, авторов которых часто и не помнил. Люди останавливались, садились рядом… И когда рядом рухнет израненный друг И над первой потерей ты взвоешь, скорбя, И когда ты без кожи останешься вдруг, Оттого, что убили его, не тебя. Ты поймешь, что узнал, отличил, отыскал, По оскалу забрал – это смерти оскал, Ложь и зло, погляди, как их лица грубы, И всегда позади вороньё и гробы. И, прищурившись, тихо кивал головой мрачнейший Десантник с тремя звёздами на рукаве, вспоминая что-то. Если мяса с ножа ты не ел ни куска, Если руки сложа, наблюдал свысока, И в борьбу не вступил с подлецом, палачом, Значит, в жизни ты был ни при чем, ни при чем …Через два дня он встретил попутчиков. |
