– Дон Румата явились. Громовержец хренов, – сообщил кто-то, не особо понижая голос.
Антон проглотил и это. Его внутренний голос давно уже выдавал относительно своего хозяина одно хамство. Ничего удивительного, учитывая, как относятся к тебе люди, которых ты любишь и уважаешь. В конце концов именно они – то зеркало, в котором ты видишь себя. Так что мнение операторов уже ничего изменить не могло.
Антон был красноречив, как Демосфен. Он рассказал им о добром весёлом бароне Пампе, изложил свой анализ, предложил выходы. Собственно, просил он одного – пары минут односторонней связи на барона.
"А ещё – он мой друг". Когда он закончил, повисла тишина.
"Неужели прониклись?", – Антон лихорадочно прогонял текст предупреждения, чтобы вышло максимально кратко, убедительно и информативно. Дабы, услышав в буквальном смысле голос с неба, барон не валился ниц, а начинал действовать.
– Н-да… Громовержец…
Потом у благородного дона Руматы поинтересовались, известно ли поименованному дону, где он находится? Что место это называется Институтом Экспериментальной Истории и находится на Земле, а не в этом, как его, Икающем лесу. И куда со своими предложениями благородный дон мог бы обратиться. Причём "благородный дон " в их устах звучало чем-то вроде "сукин сын".
На сей раз осатанели оба – и благородный дон, и сотрудник Института. И за меньшее в Арканаре раскладывали напополам. Чудовищным усилием воли сдержался.
Молча встал, не говоря не слова, двинулся к выходу, всё ещё сжимая в руках тетрадь в кожаном переплёте.
Подбитой птицей метнулся навстречу Пашка:
– Тошка! Ты куда?! Что это с тобой? Подожди, я на минутку к дяде Саше, выйду – поговорим.
С отцом Кабани он столкнулся на выходе.
– Ох! Дон Румата! – Да как вы? – Тот аж присел, и перешёл от удивления на арканарский, – да что с вами? Да на вас лица нет.
– Нет. Со службы ушёл.
– Пр-р-равильно, сын мой, – бодро согласился отец Кабани, увлекая Антона к нуль-камере – всякая служба есть насилие. За это надо выпить!
– Надо… – прошептал Румата, нажимая клавишу "Мирза-Чарле".
…Антон мучительно разлепил один глаз. В глаза било солнце. В уши – голоса с улицы.
– А у нас нынче кто-то дверь вынес…
– И у нас. Сосед наш, сказывают, гуляли…
Сел, стараясь не расплескать котелок с болью, по недоразумению посаженный на плечи вместо головы. Попытался вспомнить события этой ночи. На дне чёрного провала удалось обнаружить лишь уныло-обречённую физиономию отца Кабани. Одной рукой тот прижимал к себе толстую тетрадь в кожаном переплёте, другой нежно баюкал бутылку армянского коньяка и почему-то прощался.
Затрещал видеофон – барабанной дробью по перепонкам. Похоже
Скривившись, Антон ответил на вызов, одновременно отключив изображение.
– Тошка, – Пашка, как всегда, забыл поздороваться, – Я тебе тут звоню, звоню… Кабани вчера с тобой уходил? Слава спрашивает, что ты с ним сделал, он ему позарез нужен.
– Расчленил, – мрачно сообщил Антон.
Экран погас. Похоже, поверили.
А Антон схватился обеими руками за голову. Ещё и это! Наследие проклятого арканарского пьянства! Неужели, теперь он ещё и спивается?..
"Звоните в любом часу ", – вспомнил он доктора Александрова. Набрал номер. Хорошо поставленный автоматический голос сообщил, что "Доктор Александров временно недоступен, однако вы можете оставить ваше сообщение…". Чисто автоматически Антон нажал на сброс. Перед ним, как живой возник Роман Леопольдович – спортивный, бодрый: "Да вы не волнуйтесь, голубчик, дислексию мы тоже лечим". Между прочим, никакой дислексии, по крайней мере до того разговора, бывший наблюдатель за собой не замечал.
Синдром АГЛ. Шесть лет… Никто не мог объяснить ему. где он подхватил эту заразу, и почему она перешла в хроническую форму. "Полагаю, дело во взаимодействии с биоблокадой". Дальше предположений дело не двигалось. Шестой год он чувствовал себя старой разбитой колымагой, место которой где-то на свалке – слабость, непрерывные боли в суставах… Шестой год на каких-то невообразимых препаратах…
И тут, похоже с похмелья, его и осенило. Румата вспомнил человека, который должен был знать о синдроме АГЛ – всё.
Спустился, пересёк загаженный вестибюль, (под ногами захрустело битое стекло), и привычно кинул взгляд на почтовую ячейку. Вместо привычной пустоты там белело письмо.
– Кира! – боль ушла, как по волшебству, мир обрёл цвета и даже грязный двор показался уютным и родным.
…Доктор Будах был величественен. Высоченные седовласые врачи смотрели на него снизу вверх. Антону не предлагали ждать. Два-три слова свите и…
– Я к вашим услугам, дон Румата.
Подробный дотошный осмотр.
Румата удивлённо разглядывал рабочий кабинет, оборудованный по последнему слову науки. На столе толстая монография "Проф. Будах. Ген p53 в Y-токсин-индуцированном апоптозе", терминал БВИ, приёмник экспресс-лаборатории. Несмотря на всё это, половину анализов профессор сделал своеручно. Колдуя над пробирками, он продолжал неспешную беседу:
– Всегда полагал, что знаю вашу историю. Гур Сочинитель замечательно изложил её в своей книге.
