Литмир - Электронная Библиотека
A
A

В этом аспекте он и Слайдер были схожи, но по разным причинам: Слайдер был упорным, старательным и усердным потому, что это просто было заложено в его натуре – он вовсе не был этаким «интеллектуальным орешком». Но Атертон не просто признавал Слайдера отличным полицейским и хорошим человеком, он любил его и был даже привязан к нему; и он ощущал, что Слайдер, который был замкнутым человеком и нелегко заводил дружбу, в каком-то смысле зависит от него, от его суждений и его привязанности. Это были очень хорошие взаимоотношения, и работалось им хорошо, и, если бы не Айрин, думал Атертон, они могли бы сблизиться еще больше.

Айрин не любила Атертона за то, что он, по ее мнению, отбирал у ее мужа то время, которое Слайдер должен был проводить с ней. Он был уверен, что она смутно подозревает, будто именно он отвлекает ее Билла от дома и задерживает допоздна на каких-то диких оргиях. Один Бог знает, что бы он сделал на самом деле, если б ему представился случай! Сам факт, что Слайдер мог жениться на такой женщине, как Айрин, был очень значительным аргументом не в пользу Слайдера, и Атертон, порой с трудом, старался это не замечать. Это также означало, что их взаимоотношения ограничивались только службой, что было, а может, и не было, хорошо.

Слайдер, ощутив на себе взгляд Атертона, поднял глаза. Слайдер был человек невысокого роста, с открытым и честным лицом, голубыми глазами и густыми мягкими плохо причесанными каштановыми волосами. Джейн Остин, – чьим почитателем среди прочих считал себя и Атертон, – могла бы написать, что Слайдер имел мягкое выражение. Атертон думал, что это потому, что лицо Слайдера было просто зеркалом его характера. Это, кстати, было одной из причин, по которым он любил Слайдера. В этом темном и запутанном мире было хорошо знать человека, который был именно тем, чем казался: скромный, порядочный, честный и трудолюбивый человек, может быть, даже излишне добросовестный. Легкая нахмуренность Слайдера была внешним признаком его желания лично скомпенсировать все неприятности этого мира. Атертон иногда ощущал желание защитить его, но иногда ощущал и раздражение: у него было чувство, что человек, столь мало удивлявшийся безнравственности окружающих, не должен был бы в такой степени быть озабоченным ею.

– В чем дело, шеф? – осведомился Атертон. – Вы выглядите каким-то затравленным.

– Просто не могу перестать думать об этой девушке. Все время вижу ее перед собой.

– Вы и раньше видели мертвых. По крайней мере, эта хоть не была изуродована.

– Во всем этом есть какое-то несоответствие, – неохотно ответил Слайдер. Он понимал, что на самом деле не знает, какие сомнения его тревожат. – Такая девушка – и в таком месте. Почему кому-то пришло в голову убить ее именно в этом месте?

– Мы пока не знаем, было ли это убийством, – парировал Атертон.

– Едва ли она могла прийти и подняться в квартиру совершенно голая так, чтобы ее никто при этом не увидел, – заметил Слайдер.

Атертон кивнул в сторону горы листов с показаниями, которые просматривал его шеф.

– И все же, видимо, она добралась туда незамеченной. Если только местные жители не лгут все поголовно. Что тоже совершенно невозможно. Большинство людей, кажется, врут нам автоматически. Как обычно орут на иностранцев, думая, что так те лучше поймут.

Слайдер вздохнул и прижал листки ладонями.

– Я не понимаю, каким образом кто-нибудь из них мог иметь какое-то отношение к этому делу. Если только это не было ограблением. Но кто тогда забрал всю одежду, вплоть до нижнего белья?

– Какой-нибудь торговец подержанным платьем?

Слайдер пропустил мимо ушей его замечание.

– В любом случае, все это выполнено слишком тщательно. Исчезло все, что могло бы помочь опознать ее. Все вокруг протерто и вычищено; даже дверные ручки протерты. Единственный отпечаток во всей квартире – ее же отпечаток на ручке входной двери. Кто-то об этом похлопотал.

Атертон фыркнул.

– Не найдено никаких следов борьбы, и никаких звуков борьбы никто не слышал, судя по показаниям соседей. Мог это быть несчастный случай? Может, она пришла туда со своим парнем, чтобы немножко заняться сексом и наркотиками, и что-то пошло не так. Бум – и она мертва! Любовник остается с телом девушки, ее смерть объяснить ему будет очень трудно. Так что он раздевает ее, чистит место от следов, забирает вещички в сумочку и дает деру.

– И режет ей ногу?

– Она могла порезаться в любое время – наступить на разбитое стекло от входной двери, например.

– Порезаться в виде буквы «Т»? Да и в любом случае это были порезы, нанесенные после смерти.

– Ох, да – я и забыл. Ну, она могла быть убита где-нибудь в другом месте и перенесена сюда раздетой в черном пластиковом мешке.

– Ну, так могло быть, – согласился Слайдер, но только потому, что он всегда старался рассуждать справедливо.

– Спасибо, – улыбнулся Атертон. – Она небольшого роста, – вы же знаете. Мужчина крепкого сложения вполне мог бы перенести ее. Все же в доме смотрели телевизор – ему надо было только дождаться удобного момента и подняться по лестнице. Оставить ее и опять спуститься.

– Тогда ему надо было подъехать на машине.

– А кто наблюдает за машинами? – Атертон пожал плечами. – Такое место, как это – идеальное для вашего предполагаемого убийцы. На обычной улице люди знают машины друг друга, они выглядывают в окна, они по меньшей мере знают, как выглядят их соседи. Но в общем дворе люди приходят и уходят все время – это же проходной двор. И окна всех гостиных выходят на заднюю стену, помните? Так что там легко было остаться незамеченным.

Слайдер покачал головой.

– Я все это знаю. Я только не понимаю, почему кому-то понадобилось влезать во все эти сложности. Нет, все это дурно пахнет, это дело воняет организацией. Убийца заманил ее туда, убил, а потом все следы были уничтожены, чтобы предотвратить ее идентификацию.

– Но зачем надо было резать ее ногу?

– Вот это то, что я больше всего не могу стерпеть! – Слайдер скривил лицо в гримасе.

– Не знаю ничего другого, что бы я так ненавидел, как порезанный палец, – проговорил Атертон с отсутствующим видом.

– А?

– Цитата. Стейнбек, «Гроздья гнева».

В дверь просунул голову дежурный полисмен, заметил Слайдера и доложил:

– Только что по телефону передали результаты, сэр. Я звонил вам по вашему номеру – не знал, что вы здесь. По отпечаткам пальцев ответ отрицательный, сэр. Такие не зарегистрированы.

– Я и не думал, что они могут быть зарегистрированы. – Мрачность Слайдера чуть усилилась.

Лицо полисмена смягчилось – все сотрудники любили Слайдера и сочувствовали ему.

– Я как раз собираюсь заваривать чай, сэр. Не хотите ли чашечку?

Николлс вошел в комнату Слайдера в полдень, держа в руках большой коричневый конверт. Слайдер удивленно посмотрел на него.

– Что-то ты рановато, по-моему, или у меня часы встали?

– Делаю Ферпосу любезность. Он все еще мучается с оттиском зубов, – ответил Николлс. Он и О'Флаэрти были старыми друзьями, вместе заканчивали полицейский колледж. Он звал О'Флаэрти «Напыщенный Ферпос», а О'Флаэрти звал его «Франт Николлс». Иногда оба срывались в давно и хорошо накатанную процедуру обсуждения возможности их совместного пребывания в одном окопе. Николлс был зрелым и красивым шотландским горцем с совершенно потрясающим диапазоном музыкальных талантов. Как-то на благотворительном полицейском концерте он поверг всех ниц исполнением арии «Королева ночи» из «Волшебной флейты» Моцарта, спев ее мощным альтом и взяв верно мучительное для певцов верхнее «до». Не столько школа «бель канто», сколько «кап бельто», как заявил он сам позже.

– Настолько замучился, – продолжал Николлс, выразительно тряхнув конвертом, – что даже забыл передать тебе это. Я нашел их на его столе. Думаю, что ты их очень ждал.

Он передал конверт Слайдеру, и тот тут же открыл его.

– Да, я как раз удивлялся, куда их девали, – подтвердил Слайдер, вынимая из конверта пачку фотографий и раскладывая их по столу. Николлс наклонился над столом, опираясь на кулаки, и беззвучно присвистнул.

5
{"b":"93093","o":1}