Не дожидаясь, пока милая девушка примет окончательно свой звериный облик, я резко ускорил шаг, потом побежал. Все мои размышления закончились, ожидания тоже. А раз чуда не произошло и нельзя сбежать, то надо драться, ибо должен воин умирать с оружием в руках, упоенный битвой, – так меня учили.

На бегу бросил первый нож, а потом, пользуясь тем, что девушка растерянно уставилась на него, когда нож пробил ее желтенький сарафан, вонзившись как раз между двух прелестных холмиков, прыжком приблизился и распорол вторым горло, еще покрытое нежной девичьей с легким пушком кожей.

Хлынула алая кровь. Девушка побледнела и стала медленно падать. На лице ее читалось недоумение – она все еще не могла понять, что мертва, а возможно, удивлялась тому, что не успела напасть первой.

А я вырвал из мертвого тела ножи, добежал до глухой скалы, которой заканчивался проулок, и повернулся, готовясь к бою с оставшимися оборотнями.

Ни старик, ни старушка не сдвинулись с места, словно то, что я только что совершил, было частью задуманного плана. Так и остались у выхода из проулка, продолжая о чем-то мило беседовать и иногда бросая задумчивые взгляды на распростертое окровавленное тело посередине проулка.

Меня немного смутило то, что они столь легко приняли смерть своей дочери, и я даже приободрился, а потом кольнула неприятная мысль: «Вдруг эта девушка была настоящей, человеком, а не перевертышем. И ее когти мне только привиделись? Тогда, возможно, я убил ту, которая могла бы стать моею настоящей любовью. Неужели ее загнали сюда, как и меня, и она оказалась такой же жертвой?»

Я уже начал по-настоящему расстраиваться, когда увидел, что поверженное тело красавицы вдруг изменилось. На моих глазах вместо девушки в желтом сарафане с кровавыми пятнами вырос огромный волк, покрытый темно-серой шерстью. Если выражаться точнее – волчица! Она сбросила с себя лохмотья и легкой трусцой направилась ко мне.

Сначала я испытал чувство облегчения, что не убил девушку, а потом испугался и тяжело вздохнул, готовясь к смерти.

Да нет, все мои предположения верны, оборотни были одной семьей, и все происходящее является не чем иным, как натаскиванием молодежи на дичь. Дичью был я, а молодежью эта огромная серая, яростно рычащая зверюга – ей явно не понравилось быть мертвой. А ведь была такой милой пару мгновений назад, когда лежала на брусчатке, широко разбросав стройные ноги…

Теперь мне стало понятно, почему не среагировали старички на ее гибель. Они, конечно, знали, что «бедняжка» оживет. Я выругался, вспоминая того своего учителя, который рассказывал мне, что оборотня можно убить, если перерезать ему горло раньше, чем тот успеет превратиться в зверя, наемник еще говорил, что мертвое сердце не гонит кровь по телу, а следовательно, переворот невозможен.

Хорошо, что вспомнил: если останусь в живых и вернусь в город, обязательно набью ему морду!

Но все равно попытка была неплохой, мне за нее не стыдно, жаль только, что тот наемник оказался неправ.

Я выхватил кинжал, продолжая внимательно смотреть за волчицей, которая замерла в трех шагах от меня. Ее хвост так и ходил из стороны в сторону, а желтые свирепые глаза следили за каждым моим движением – она явью готовилась к прыжку. Волчица гневно зарычала, точнее, попыталась, из ее пасти вырывался только всхрап, потому что горло, распоротое моим ножом, еще не затянулось до конца.

Вот тогда я и сделал самую настоящую глупость, о которой даже сейчас вспоминаю с содроганием, – решительно шагнул навстречу зверю, ударил волчицу ногой в живот, а когда она взвизгнула, сорвал с груди серебряный амулет и засунул его, раздвинув густеющую на глазах шерсть, прямо в рану на ее горле.

Челюсти лязгнули около моих пальцев, но я успел отскочить. Думаю, этот мой выпад был настолько нелеп, что волчица среагировала на него с опозданием. А может, удар ногой в живот ее удивил? Впрочем, и для меня самого этот дурацкий поступок оказался неожиданностью, правда, очень эффективной, потому что отскочив на пару шагов, волчица снова рванулась ко мне, но уже в прыжке ее сверкающие желтизной глаза помутнели, и она упала безжизненной глыбой на то место, где только что был я.

Удар о землю, надо признать, был достаточно громким, даже показалось, что все вокруг дрогнуло. Веса в милой девушке оказалось не меньше сотни килограмм, даже не понимаю когда она успела его набрать, девушкой она весила гораздо меньше. Впрочем, женщины всегда легко набирают вес, это похудеть у них плохо получается.

Я какое-то время моргал глазами, пытаясь понять, как это у меня вышло и почему волчица умерла. Ясно было одно: кусок серебра, засунутый в горло, убивает любого, не только оборотня. К счастью, я быстро пришел в себя, услышав гневный раздраженный рев, резко повернулся и увидел, как ко мне неспешно трусят два огромных волка. Старички наконец-то решили на меня обидеться и перекинулись, разрывая свои одежды.

Мне все еще было безумно страшно, но я все равно взглянул на палочку старичка, которая отлетела в сторону как ненужная деталь маскировки. А жаль, если бы зверь хромал, у меня бы появился маленький шанс остаться в живых. Но увы…

С тоской и печалью прижался я к глухой стене, вытащил кинжал и приготовился к смерти. Я с горечью осознавал, что этот заостренный кусок металла, отобранный у местного бандита, – мое единственное оружие с элементами серебра.

Волки остановились в нескольких шагах от меня и не решались напасть. Думаю, вид убитой волчицы-детеныша немного охладил их пыл.

– Я убил вашу дочь в честной схватке! – Голос мой срывался, сердце стучало так, что казалось, будто этот стук слышит весь город. Одежда была влажной от волчьей крови. Руки и ноги дрожали мелкой дрожью. – По вашим законам вы обязаны меня отпустить…

Еще одна глупость, о которой мне рассказывал все тот же наемник – самый главный специалист по оборотням. Он говорил, что оборотни признают честный бой, и если ты убил кого-то из них честно, один на один, то тебя отпустят, уважая твою храбрость.

Снова наврал, гад! Вернусь, буду бить до тех пор, пока не устану.

Волк рявкнул в ответ что-то вроде: «А кого это трогает?» – и прыгнул с места, даже не подходя ко мне близко. Он был на расстоянии не менее пяти метров, но я не сомневался, что оборотень легко до меня допрыгнет. И тут же сделал очередную глупость – рванулся вперед, чтобы застать его в верхней части прыжка. Я сделал это в запале. Головой-то понимал, что все кончено, от такой мощи не спасешься – любой удар когтистой лапы станет для меня смертельным; а когда зверь схватит меня клыками, то перекусит и даже не заметит. А если вдруг промахнется, то задавит меня своим весом, в нем точно было килограммов двести, а то и больше.

Но просто ждать смерти не в моих правилах. Упрямство мне не позволяло такого и раньше – в любой, даже самой безнадежной драке я всегда стоял до конца, за что меня и уважал Молот, и не только он.

Оборотень сбил меня с ног. В голове помутилось и от жесткого удара, и оттого, что я ударился головой о булыжник. Я потерял сознание! Но при этом испытывал странное ощущение удовлетворения – видимо, решил, что если не буду чувствовать, как меня рвут на части, то и не будет больно.

Я ошибся. Больно было, и даже очень.

Сначала я решил, что давно умер и теперь за все грехи, что совершил в жизни, меня истязают, очищая для главного действа в нижнем мире – сжигания на медленном огне. А длиться оно будет столько дней, сколько дней прожил на этом свете, благо что наберется их не много, мне едва исполнилось двадцать. Следовательно, мучиться относительно недолго – намного меньше, чем тому оборотню, который меня убил. Я слышал, что у них есть свой ад, там как раз уменьшают время муки за убитых людей – сколько убил, столько и срежут, а ежели наберется больше, чем лет твоей жизни, то станут кормить и поить, как славного воина.

Вот такая ерунда лезла в голову, когда умирал, а говорили, что увидишь всю свою жизнь…

Опять наврали!..