Надежда Бакина
Данте. Чистилище. Картины в семи кругах
Действующие лица:
Три девы: Мария, Лючия и Беатриче
Данте.
Грешники.
Голоса (дев)
Вход
Темнота. Тишина. Вопль:
– Беатриче! Беатриче! Беатриче, ты – свет, ты – любовь!
Начинает набираться свет. В пятне сидит, обхватив руками голову Данте. Его трясет.
– Беатриче, Беатриче, Беатриче-Беатриче-Беатриче…– он прерывает свой шепот, поднимает голову. Вокруг пустота. Он один. Совсем один. Над ним – звезды. Данте смотрит на звезды. И постепенно «разворачивается» из своего положения, распрямляется, ложась на спину. Данте смотрит на звезды.
Пустота начинает наполняться голосами. Девы смотрят на Данте.
Лючия:
– Спешите в гору, чтоб очистить взор от шелухи
Мария:
– Для лицезренья…
Лючия:
– Спешите!
Мария:
– Он восхотел свободы столь бесценной, как знают все
Лючия:
– Спешите!
Беатриче:
– Кто жизнь ей отдает.
Мария:
– Как знают все, кто жизнь ей отдает.
Беатриче:
– Отдает.
Лючия:
– Спешите!
Данте все это время оглядывается, он слышит голоса, но не видит Дев. По мере их слов набирается свет – становится виден путь. Данте подходит к нему.
Перед ним гора. Сверху сбегает Лючия.
– Ты поэт?
–Поэт. Я тот, кто…
– Поэт, поэт,– Лючия капается в карманах, достает перо.– Ну, держи, поэт.
Она кладет ему на плечи перышко.
Мария:
– Кто ты, поэт?
Круг первый. Гордецы.
– Ну нет, смирение – это точно не моя добродетель. Я привык смотреть на всё – и на всех – свысока, по праву рождения, воспитания, положения, интеллекта. Я был выше. Талантливее. Честнее. Чище. Белый, белоснежный гвельф. Я смотрел на всех со своей высоты. Которая теперь давит собой, невыносимая – во всех смыслах. Бог благ и милосерд, Он дает мне почувствовать тот гнет, который я возлагал при жизни на других. Почувствовать, пронести, понести наказание. Чтобы быть с Ним. Еще шаг – и я буду с Ним.
Голос:
– Спешите в гору, чтоб очистить взор
– Вот только эта глыба такая большая и тяжелая, а гора такая высокая, что с ней я никак не могу подняться ни на ступень выше. И поэтому я пока остаюсь тут. Под камнем. Под этой горой. Ну да, я действительно под горой: под горой своей гордыни и под горой Чистилища. И пока я не преодолею одну гору, я не смогу преодолеть вторую. Логично. Но я имел все основания для гордости. Ведь это Он дал мне дар. Все – от Него. Только от Него. Он дал мне дар писательства. Который по праву сделал меня великим среди людей и поэтов. Я писал книги. А люди их читали. Я правильно использовал Его дар, не закопал талант в землю, а приумножил его. Все так, как Он Сам учил. И Его дар – мой дар – был велик. Я гордился им. Любой на моем месте гордился бы. Ох. Я хочу показать Ему все, что я сделал. Но сидеть мне тут еще ох как долго. И тяжело. Долго и тяжело. И из-за этого глыбы на моих плечах я не могу поднять взгляд ввысь, к Богу, чтобы сказать Ему.
Голос:
– Спешите в гору, чтоб очистить взор от шелухи, для лицезренья Бога
– Так тяжело от этого. Ну вот, снова – тяжело. Такая тяжесть. Я придавлен, и могу видеть лишь ноги идущих дальше. Если бы я мог ухватиться за икру, за стопу, за край одежды обеими руками, чтобы меня вытянули отсюда, протащили по каменным ступеням дальше, выше. Эта глыба мешает мне схватить помощь. Я не просил и не ждал никогда ничьего одобрения, ничьей жалости. Но и не принимал, даже когда мне его протягивали.
– И как подняться? Пусть Он позволит мне встать. Позволит идти. Без Его позволения тут не происходит ничего. Господи Иисусе! Пресвятая Дева!
Данте хватается за спину и с удивлением нащупывает перо. Он снимает перо с себя и распрямляется.
– Как? Ты? Мой верный друг?
Голос:
– очистить взор от шелухи, для лицезренья Бога.
Данте отбрасывает перо, но все равно не может сделать ни шага. Он наклоняется, берет перо и кладет в карман. И отправляется дальше, постепенно погружаясь в темноту.
Круг второй. Завистливые.
Темнота.
– Не вижу. Ничего не вижу. Кто здесь? Ох, мои глаза, мои бедные глаза, вы столько грешили в той жизни, что теперь, в этой, вы слепы. Вы любовались. Красотой. Достатком. Удачей. Не могли пройти мимо, посмотреть – мимо. Смотрели, любовались, любили, жаждали.
Голос:
– Он восхотел свободы столь бесценной, как знают все, кто жизнь ей отдает
Набирается свет. Огромный глаз смотрит на нас, не моргая. К глазу прислонился Данте, в его руках огромная игла с нитью, и он зашивает глаз, стягивая верхнее веко с нижним. Нить проходит прямо поверх него, и он оказывается внутри шва, Он сам – вшит в глаз.
– Ну что ж, Господь Иисус тоже жаждал на кресте. Но Он жаждал воды. А вы… Вам так нравилось красивое. Чужое богатство. Чужой успех. Вы смотрели и жаждали. Жаждали обладания. Это же тоже – любовь. Любовь жаждет обладать предметом любви. Вот вы и хотели. Так мучительно, так неистово, страстно. Не могли смириться, что это не ваше. А теперь я не вижу. Больше ничего не вижу.
Голос:
– Свободы…
– Вы больше ничего не видите. Вы больше не поведете за собой ум, сердце, волю. Вы больше не согрешите. Нет. Это не вы. Это я. Я не согрешу. Я, посылавший вслед за вами ум, сердце и волю. Я. Мои бедные глаза, вы просто любили то, что видели. А я жаждал обладания. Разве глаза могут обладать? А теперь? А теперь вы наказаны. Зашиты. И я не вижу. Ничего не вижу. Я больше не могу возжаждать чего-то сверх меры. Но не могу и увидеть Его. Того, Который выше всякой меры. Глаза мои, глаза…
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
