Как ни крути – это случилось пятьсот с чем-то лет назад.

А потом руки гостьи соскальзывают назад – и вместе с прикосновением уходят воспоминания.

– Зови меня Сага. У меня нет имени, но ты можешь использовать это.

Девушка садится перед ним по другую сторону стола. Облегающий костюм, рассчитанный под скафандр, делает ее тонкую фигуру еще более хрупкой, чем она есть. Как тонкое стеклышко, стебель травы. Как раненая бабочка на тротуаре…

Виктор трясет головой, отгоняя череду образов – побочный эффект фиксерских сывороток, влияющих на психику. Первые минуты они всегда почему-то пробуждали в голове что-то агрессивно-звериное.

Она смотрит на него большими почти черными глазами, чуть склонив голову набок, и все ее красивое лицо пытается выразить эмоцию, которую Виктор не привык видеть. Какой-то заботливый трепет и восхищение.

Так смотрят в первый раз на звезды, произведения искусства и пророков.

Не на спящих изгоев далекого прошлого с психопатическими отклонениями.

А потом она закрывает глаза на секунду – и меняется. Ее мимика трансформируется на какую-то незначительную долю процента, но это оказывается достаточным, чтобы взгляд больше не вызывал у Виктора дискомфорта, а он сам мог списать все на глитч сонного восприятия.

– Должна извиниться за любопытство: я немного покопалась в терминале твоего саркофага. – Погодите-ка, ее голос тоже изменился. Стал взвешенным, сухим, спокойно-уверенным. – Я знаю, что тебя зовут Виктор Скард. И в этот раз ты проспал восемьдесят шесть лет… Мне кажется, ты бы хотел знать это, раз уж тебе пришлось воскреснуть не вполне обычным способом.

Это правда. Обычно фиксер узнает время своего сна в первые минуты после пробуждения, пока корабль вводит препараты. А уж потом выясняет, зачем это самое пробуждение вообще случилось. Нападение пиратов, столкновение с астероидом, неполадки в реакторе, свихнувшийся член экипажа – или любая другая «критическая ситуация», с которой не могли сами справиться члены экипажа и бортовой искусственный интеллект.

Для этого ведь и нужен фиксер. Тщательно отобранный контрактник со специфическим набором параметров из области психопатии и своей главной ценностью – умением быстро принимать рациональные решения там, где остальные слишком заняты паникой.

Как в том древнем мысленном эксперименте с проблемой вагонетки. Все, в конечном счете, примут решение свернуть с путей и пожертвовать одной жизнью, чтобы спасти пять. Просто фиксер то же самое решение примет быстрее.

Разумеется, когда Виктор заключал сделку с корпоративными ИскИнами, чтобы спастись от судебного преследования, он не мог в полной мере оценить, сколько реального времени займет его работенка.

Контракт прост. Ты спишь. Когда ты нужен, тебя будят. За бодрствование и решение проблем получаешь очки. За неповиновение и косяки – теряешь очки. Наберешь тридцать тысяч – получаешь кучу денег и можешь выбрать любой освоенный мир, чтобы провести там остаток безбедной жизни.

И тридцать тысяч – это немного. Несколько лет труда. Только оказалось, что работать предстоит один раз в несколько десятилетий. Если Сага не соврала насчет последнего сна Виктора, то контракт длится уже 627 лет, а обязательства по нему не исполнены даже на четверть.

– Я так долго ждала тебя, Виктор. Ты даже не представляешь. – Она улыбается и качает головой. – Ты пока мне не веришь, наверное. Но я восхищаюсь тобой. Ты застал времена до Сигнала. Ты видел, как проходили эпохи. Ты остался живым. Настоящим.

Очередная перемена настроения. Виктора они начинают утомлять. Может, на то и расчет? Пытается вывести его из равновесия, чтобы лучше завладеть ситуацией? Не на того нарвалась, дорогуша!

– Пока я спал, в мире исчезли наггетсы. Ты ела когда-нибудь наггетсы? Эта такие маленькие штуки из курицы.

Виктор наслаждается моментом: вопрос явно поставил Сагу в тупик. Один-один, как говорится. Он дожидается, пока девушка откроет рот, чтобы ответить, и тут же выдает следующий вопрос:

– Я так понимаю, мой экипаж мертв?

Губы Саги смыкаются, как гильотина, не успев издать и звука. Она слегка поворачивает голову и прищуривается.

Да, экипаж точно мертв.

– Ты явно не с этого корабля, – продолжает Виктор. – Комбинезончик поношенный. На кораблях с таким вылизанным камбузом обычно следят за экипировкой. Да и твои друзья за дверью… – Он качает головой. – Я же не вправе причинять вред членам экипажа, а эти ребята меня боятся, ты сама сказала. Но и ты не то чтобы с ними, судя по тому, что я услышал… – Виктор делает вид, что задумался, разглядывая непроницаемое лицо Саги. – Наемники, я полагаю. Про то, что вы прикончили местный ИскИн, я молчу – это было ясно с самого начала. Хотя мне и любопытно, как вы это провернули.

Лицо Саги за секунду пересекает какую-то тонкую черту между спокойствием и равнодушием, а затем на нем появляется полуулыбка, похожая на шрам от тонкого лезвия. И Виктор готов поклясться: глаза девушки за мгновение постарели лет на десять. Будто знакомая оболочка обрела совершенно новое содержание.

– Вирус, – произносит она. – Простой, но очень действенный. Он притворяется Сигналом. Да, тем самым Сигналом, который когда-то свел с ума орбитальные ИскИны и устроил Коллапс. Нормальная реакция современных машин в такой ситуации – уйти в экстренную декластеризацию. Расщепиться.

Виктор помнил Сигнал. Считалось, что это было послание из глубин космоса, от которого ИскИны на околоземной орбите помешались. Так или иначе – они точно поймали какую-то передачу, а затем уничтожили половину человеческой родины.

Он мог бы и пропустить это событие, но оно стало горячей темой отложенных писем, которые фиксеры оставляли друг для друга в сетевых потоках. Трудно вести активную переписку с себе подобными, когда вы все спите десятилетиями и почти никогда не просыпаетесь одновременно. Так что общение фиксеров скорее напоминало толстую книгу, в которой иногда появлялись новые главы, написанные разным почерком.

Кто-то считал Сигнал нападением иной цивилизации. Кто-то посланием из будущего. Кто-то проявлением высшего разума. За последние столетия никто не смог найти ровным счетом никаких ответов. Но технологии искусственных интеллектов после того случая поменялись.

– Хитро, – кивает Виктор Скард. – Я такого не встречал.

– Этот вирус непопулярен. Но думаю, скоро ИскИны Объединения его раскусят.

Ага, видимо, сейчас основная политическая сила Человечества называется Объединением. Скард помнил и другие названия. Альянс, Союз, две Федерации, Единство, Конгломерат… Структура менялась, одни ИскИны приходили на смену другим – но машины изначально очень хорошо усвоили, что такое преемственность. Контракты оставались непоколебимыми навечно. Иначе бы понятие «фиксеры» исчезло давным-давно.

– Так ты расскажешь про наггетсы? Или это была просто случайная выдумка, чтобы вывести меня из равновесия?

Вы посмотрите, она еще и дерзит!

– Нет, не выдумка. Они не только на Земле существовали – это было одно из базовых блюд любого синтезатора. Когда-то. Честно говоря, я проморгал момент, когда они исчезли. Однажды просыпаюсь – а наггетсов в меню нет.

– Обидно, – произносит Сага. – Я бы попробовала.

Вот оно! Она уже смотрит на него по-другому. Мышцы лба чуть расслабились, появилась какая-то печальная симметричная улыбка. Голова наклонилась вбок на несколько градусов… В этот раз Виктору удается разглядеть перемену, но он все еще не может ее понять.

– Мне кажется, это очень страшно, – тихо произносит девушка. Ее рука почти незаметно соскальзывает вперед по столу, в сторону Виктора. И так же одергивается, будто испугавшись собственного движения. – Проснуться и узнать, что все твои близкие давно мертвы – это тяжело, но понятно. Это можно переварить, осмыслить. Но я не могу даже представить, каково это – просыпаться и обнаруживать несоответствия в самом устройстве мира. Когда из Вселенной вдруг исчезает что-то, что ты совсем не ожидал потерять.