— Пап?
— М?
— А если бы ты вдруг узнал, что у тебя есть внук, но он…
У отца удивленно медленно приподнимается бровь:
— Серж?
— Гипотетически! Тихо-тихо. Я просто уточняю. Вот, например, ты бы случайно встретился с ребенком, который по несчастному случаю стал твоим внуком, а мне…
— У тебя есть сын?
— Не думаю, — ухмыляюсь и разворачиваюсь с явным намерением на скорейший выход.
— Мать не трогай! — в спину мне кидает. — Когда с отцовством разберешься, тогда и поговорим об этом.
Да понял я! Что он мне, как недоразвитому, сто раз одно и то же повторяет?
Усаживаюсь на водительское место и бережно укладываюсь подбородком на рулевое колесо — прокручиваю рожей туда-сюда, штудирую мыслишки.
«Привет! Поговорим?» — не глядя набиваю Жене сообщение. Копирую десятый раз одно и то же. То ли идиот, то ли садист, то ли тупой урод…
«Я хочу извиниться…» — а вот и новенькое подогнал. Сижу с довольной сальной миной.
«Простынь хотя бы верни, чикуита. На матрасе холодно спать, Жень. Смилуйся ты, ради Бога. Что не так?» — расширим нашу словесную баталию.
Нет! Мертвецкая тишина! Не хочешь разговаривать, кубинка?
«Заяви на меня! Нет проблем, Евгения! Сто два — меня использовал Смирнов Сережа!». Что еще?
«У меня забрали сына, Женя. Слышишь? Да прекрати ты этот детский сад!».
«Теперь он Святослав Сергеевич Мудрый! Фамилия-то какая! Женя… Пожалуйста, поговори со мной. Я не пойму… Я виноват! Но…».
Ну не тварь, а?
Откидываю бесполезную фигню на пустое пассажирское сидение, а на заднем фиксирую пустое автокресло для малыша.
Блядь! Бьюсь лбом о руль и…Клаксонирую!
— Добрый день, Сережа!
— Здравствуйте, Ирина. А Томочка не спит?
— Смотрим ежедневный любимый сериал. Вы один? Без Женечки? — она заглядывает мне через плечо, за спину тянет нос — там, сука, сегодня пусто — никого.
— Вот, — приподнимаю руки, демонстрируя ей бумажные продуктовые пакеты, — купил вкусненького. Пончики с кубинским кофе? М? Угостите?
— Проходите, конечно-конечно.
Я вхожу, а она шустро закрывает за мной дверь и прокручивает дверной замок:
— Только с ней пообедали. Кофе и немного сладенького, чтобы сахар не разгулялся, будут в самый раз. Тома скажет Вам «спасибо».
С этим я бы не торопился…
«Ты куда? Куда? Я задал вопрос, чикуита! Что за дела? Ты взбесилась? Блядь, да ночь же на дворе! Иди сюда! Жень, перестань! — Ты щедро заплатил! Мы в расчете! — Отдай мне деньги! Твою мать! Что с тобой, чика? — Сережа… — Жень, я ни хрена не понимаю. Что не так? Давай поговорим. Тебе не понравилось, я понимаю. Не кончила, но ты мне тоже обломала кайф. Это знаешь, как называется… — Спасибо…».
Я зарычал и прыгнул на нее — Женька от неожиданности на мягонькую задницу присела…
— Добрый день, Тома, — подхожу к старушке и трогаю ее скрученную артритом руку.
— Здравствуйте, мой дорогой!
О! Это что-то новенькое! За трехмесячное знакомство кем я только не был: и Сергеем, и кавалером, пару раз был доном, юношей, молодым человеком, один раз Андрюшей — так звали ее покойного сынка, но так ласково, с улыбкой, и «мой дорогой» Тамара назвала меня впервые.
— Что-то случилось, Сережа? Вы один? А мальчик, сыночек, где? Святослав? Не с Вами?
Ну… Три дня назад… У меня забрали сына!
— Нет-нет, Томочка. Сегодня вынужденно один. Спорные моменты с моим отцовством — родители жены проснулись и потом… Она же мать, а я несерьезный гулящий мужчина. Дрянной кобель! Закон все равно будет на ее стороне, а я решил не травмировать мальчишку, — подмигиваю ей. — Я вот Вам вкусненького привез, просто захотелось порадовать старого друга. М?
— А Женечка?
Неудобный, бабушка, на сейчас вопрос!
— Она не здесь, не с Вами? — оглядываюсь, как идиот, хотя и так прекрасно знаю, что квартира бабки стерильна от девчонки, как пустой орех от острых зубок белки — по-моему, молодая чика игнорирует не только меня, но и старую чикуиту.
— Мы не договаривались с ней. Только завтра связь с Гаваной, но она, — наклоняется ко мне, — и не звонила, Сережа. Я волнуюсь. Видите, — показывает трясущуюся кисть, — она… Понимаете, у внучки, у Женечки очень непростой характер…
Я поджимаю губы и качаю головой — вкурил уже, что скоро круто влипну!
— … наверное, что-то нехорошее произошло. Она бы как-то о себе сообщила. Вы не могли бы… Сереженька!
Смотрю на бабку… Что ей сейчас сказать?
Я изнасиловал твою внучку, Тома! Не знаю, что делать теперь? Вот пришел просить твоего совета. Думал, может ты подскажешь, мучача? Но, видимо, и тут в пролете… Кубинская стерва!
— Сережа? Сережа…
— Ага, — возвращаюсь из сомнамбулического сна.
— Очень вкусный пончик, — улыбается усыпанными сахарной пудрой истонченными губами.
— Я рад, что нравится.
— Вы…
— Угу, — смотрю в телевизор на ухмыляющиеся бразильские рожи.
— Вы…
— Да, Тамара, — возвращаюсь к ней лицом, — что Вы хотите? Неудобно? — заглядываю ей за спину — да вроде нет. — Что-то подать?
— Я за нее волнуюсь. У нее… Сережа… — бабка хнычет, а я ловлю эмоциональный приход и дергаю ногой, как заяц, — Леша, да чтоб ты сдох — и бешено стучу по полу, — вы поругались с Женей?
Хватает меня за руку и сжимает. Господи! Силы нет совсем! Дряхлость, немощь, конченая старость…
— Вы…
— Тамара, перестаньте.
— Вы обидели ее?
Смотрю в бабушкины глаза и медленно смаргиваю свою наметившуюся слезинку.
— Не знаю, — шепчу губами.
— Поругались?
— Я не знаю.
— Что произошло?
Я изнасиловал Женю, бабушка…
Там была кровь… Она ведь ее старалась вытереть? Я разорвал девчонку? Бешеный напор, алкоголь и ублюдочная ситуация с мальчишкой — я тупо силу не рассчитал. Она такая нежная и ранимая…
Пришла в тот вечер чересчур веселая, в игривом настроении, потом остановилась и тут же замерла в кухонном проеме, когда увидела меня, сидящим на полу с оставшейся в живых игрушкой Свята. Я допивал бокал какого-то бухла и занюхивал сигаретой. Женька присела рядом, пыталась участливо и с долбанным пониманием с пьяным мужиком разговаривать, потом нежно прикоснулась к моим волосам, поправила растрепавшуюся «прическу», спустилась пальцами к лицу, трогала брови, щекотала свои мягкие подушечки моими ресницами, а потом разглаживала скулы, кололась о щетину и большими пальцами как будто бы случайно притронулась к губам… ОНА САМА полезла с поцелуем! Я, блядь, в том вообще не виноват — Женя спровоцировала меня! Это полностью ее вина! Cherchez la femme! Леха прав! Все из-за них! Сучьи бабы…
По-моему, я рычу и скалюсь.
— Сережа, ее похитили или она пропала?
Я пропал! Твою мать! Вызовите уже кто-нибудь полицию…
Женя сильно дергалась, извивалась подо мной, словно мужика никогда не видела, потом вцепилась в плечи — я зарычал, сказал, что отдеру ее раком со связанными за спиной руками — не терплю царапин и этих бабских игр с шейными засосами. Только мне дано право клеймить тело той, с которой сплю любовными медалями. Она отталкивала — я нагло напирал, потом жалобно скулила, ныла, стонала, плакала — я бесцеремонно закрыл ей рот, а потом… Грубо вышел, словно резиновую куклу от.ебал! Достала… Блядь!
— Я не знаю, Тома. Вернее, я не понимаю…
Что эта кубинская девица хочет?
На следующий день я ждал ее звонка, потом осмелился и безошибочно набрал легко заученный номер — на том конце металлический голос ответил, что «Абонент находится вне зоны доступа, а Вам, Сергей, необходимо подъехать в районное отделение полиции для сдачи биоматериала и дачи объяснений об изнасиловании Евгении Рейес в Вашей чумовой квартире». Что-что? Потом оставшиеся части дня и ночи писал ей сообщения — она их не читала. Не до того, видимо, было — простынь, мерзавка, старательно отстирывала. Я наглый и бесцеремонный — подкараулил бешеную на кафедре, но… Каникулы, а у «Рейес законный отпуск». Чего-чего? Серьезно? А сегодня вот приперся в отчий дом, чтобы выцыганить у мамки информацию, так батя как-то влез с нравоучениями и талантливо на непредумышленный фестиваль развел. Одна надежда на вот эту дряхлую старушку! Но тоже, по всей видимости, будет мимо!