Думы чередой следуют, одна за другой, но главные – «работать, дать больше фронту зерна, мяса, шерсти, сохранить коллектив, не упустить из поля зрения ни одну семью, ни одну…. В моей помощи и поддержке сейчас нуждаются многие. Нужно быть сильным и справедливым, и чутким еще. Чутким к чужой боли. Её, ой как много вокруг…. Помогать надо людям».

Рассказывает моя мама, Жамалетдинова Мария Ахметовна, невестка Халиуллина:

« Как-то пришел Абдулла Халиуллович домой очень расстроенный. Спрашиваю его:

« Дядя Абдулла, что случилось? На вас лица нет. Что-то серьезное?»

« Ты же знаешь Николая, соседа, что с фронта пришел инвалидом, без ноги? Так вот уполномоченный НКВД нашел у него в чулане мешок пшеницы. Грозит посадить в тюрьму на 5-10 лет. Жена больная, трое детей. Сам без ноги. Не знаю, как помочь. А помочь нужно».

Не притронулся к еде, оделся и ушел. Давай мы с Зайтуной переживать – что теперь будет с Таисией, с детками. Только пришел с войны инвалидом, а теперь в тюрьму. Таисия-то сама еле ноги носит, да трое пацанов еще – вот беда-то. И не поможешь ведь, война идет, законы строгие, военные. Сидим, переживаем – что-то будет….

Абдулла вернулся поздно вечером, довольный, взгляд веселый. Садится за стол рассказывает:

« Ну и упертый этот Иван, уполномоченный НКВД, полдня на него потратил, чтобы не сообщал в район и дело не оформлял на Николая, говорю ему:

«Ну, где же справедливость – человек за родину ногу свою потерял, а мы за мешок зерна его в тюрьму посадим. Вот ты сам бы был на фронте и потерял бы там ногу или руку, приехал домой калекой к семье, а тут тебя дорогой уполномоченный НКВД цап, и в тюрьму, ты как, обрадовался бы?». Спрашиваю:

«Это справедливо, по-твоему – жинка больная, трое пацанов, кто их кормить будет? Давай закроем дело, фронтовик все же, кровь за родину проливал».

Уговорил-таки. Не стал звонить в район и дело не стал оформлять. По дороге домой зашел к Николаю и говорю ему:

«Коля, больше так не делай. На первый раз, тебе, как фронтовику, прощение, но повторишь, – я тебе не помощник. Если нужно зерно, мука – приди и попроси, но не воруй – посадят». Он одним дыханием выпалил эту новость, сам повеселел – глаза добрые, улыбка светлая – кормильца сберег для семьи!».

С любовью и по-доброму оценил поступок директора Мудрый Правитель:

«Казнит и сажает в тюрьму тот, кто перекладывает свои ошибки на других. Значит, он слаб. Чем ты сильнее, тем больше ошибок берешь на себя. На них ты учишься побеждать». Халиуллин умел брать на себя ответственность и защитить своих людей, не думая о последствиях для себя. Истинный человеководец, истинный правитель!

Дополнение к главе 3. Это рассказ любимой младшей сестры Абдуллы Халиулловича, Фарзаны, лихой пулеметчицы Донского фронта под командованием генерала-лейтенанта Рокоссовского К.К.

А вот ее рассказ из военного прошлого. (в моем изложении).

«Имея за плечами начальное медицинское образование, она с первых дней войны рвется на фронт, но не удается – то ли протеже старшего брата, то ли еще какие причины, но по брони ее не брали на фронт. Обивала пороги военкомата, но напрасно. Состоялся громкий разговор с братом-директором, через несколько дней повестка из военкомата, недолгие сборы, прощание с многочисленными родственниками и вперед на фронт – бить проклятых фашистов. Но не до «битья» оказалось – направили в медсанбат, санитаром, благо первичные знания были. Но санитары фашистов не бьют. И пошла Фарзана-апай писать рапорты, с просьбой отправить на передовую «бить фашистов». День – рапорт, день – рапорт….. Приехал комиссар полка.

Крупная, дерзкая, глаза горят, голос сильный, командирский, да такая взглядом фрица испепелит!

На следующий день после визита комиссара отправляют ее на краткосрочные курсы пулеметчиков. Через 3 недели на передовую. А это октябрь 1942года, полгода в санитарах, а теперь настоящая передовая! И сразу под Сталинград, в пекло боев. От Сталинграда берет свое начало героическая жизнь моей апайки и до самого Берлина.

Две «Красные звезды», семь медалей, среди них две «За отвагу», – с таким иконостасом наград пришла апайка победителем в Берлин.

Но берлинское событие достойно пера большого юмориста. Я лишь передам так, как я его слышал из уст Фарзаны-апай.

Итак, Берлин, май 1945 года. Точная дата в рассказе не указана. Фарзана-апай с фронтовой подругой получили увольнительную и знакомятся с городом. Берлин в развалинах. Дома разрушены и полуразрушены, но есть и редкие уцелевшие. Вот туда-то и направились фронтовые подруги, посмотреть, как же жили фашисты, какие у них жилища, мебель, внутреннее убранство жилья, кухня, посуда – все представляло интерес для советских девушек.

Приглядели трехэтажный дом, осмотрели первый этаж, двинулись на второй и вот тут-то апайке «приспичило» – захотелось в туалет по-большому. Поиски туалетной комнаты не принесли успеха – «и где только эти фрицы оправляются?». Выход нашла подруга. Пробежавшись по этажам, она приносит немецкую каску.

«На, вали сюда, потом выбросишь в окно», – нашла выход она и подала каску.

Быстро сделав свое дело апайка бросает каску с «драгоценностями» со второго этажа, закрывает окно и садится облегченная в кресло. Не успевает она, и дух перевести, как в комнату вбегают два автоматчика и командуют:

«Ну-к, быстро красавицы вниз, генерал вас ждет. Давай, мигом!».

И под дулом автоматов подводят девушек к группе военнослужащих. Бог, ты мой! В группе генерал-полковник, офицеры….

«Товарищ генерал-полковник, старший сержант Сулейманова и рядовая Нечитайло согласно увольнительной…».

«Отставить!». Генерал сурово взглянул на девчонок.

«Сержант, улику!». Сержант подносит злосчастную каску, но уже перепачканную и «фонящую».

«Ваша работа?». Генерал не на шутку взбешен. Еще бы, ему, генерал-полковнику Берзарину Н.Э., прошедшему всю войну, первому коменданту Берлина и вдруг немецкая каска с испражнениями прямо с небес под ноги. Небывалый случай! Нужно жестко наказать виновных, дабы неповадно было в будущем творить подобные безобразия! Ишь, расслабились после Победы!

«Так точно, товарищ генерал. Работа моя, каска фашистская. Чего их жалеть, сволочей!».

«А ты, я гляжу, говорливая старший сержант!»

«Так точно, товарищ генерал, старший брат меня тоже болтушкой зовет».

А сама потихоньку расстегивает стеганную форменную телогрейку, словно от генеральских вопросов вспотела…. Незаметно так, естественно – ну жарко стало от деликатного допроса, вот и «растелешиваюсь»…. И небрежно так полы куртки откидывает, а там… блеск и звон…. К двум «Звездочкам» добавилась «Слава» 3-ей степени…. Музей, а не грудь!

«Да, ты у нас и героиня, сержант!».

«Так точно, товарищ генерал!».

«Где войну начала, дочка?».

Голос генерала потеплел, легкая улыбка скользнула по лицу, было заметно, что девчонками он доволен.

«Под Сталинградом, товарищ генерал! Пулеметчица. У Рокоссовского. Донской фронт».

«А «Славу» за что?». Генерал внимательно разглядывал награды.

«За Берлин, товарищ генерал!».

Генерал подошел, обнял апайку, потом ее подругу, обернувшись к сопровождающим: «Вот, благодаря таким девчонкам и мальчишкам мы выиграли войну! Удачи вам, дочери, и скорейшего возвращения домой. Ну, а за смекалку… Ладно, вы свободны!».

«А что с этим делать?» – сержант стоял навытяжку с каской в руке.

«Да выброси ты ее, проклятую, в канаву».

Вот такая боевая была у меня апайка!».

4.

Последствия чесотки 1942-43 годов еще аукнутся, и в 1944году, и вплоть до 1947 года, поголовье овец будет колебаться от 16000 до 16855 голов, – незначительный рост.