1. Ин. 1, 18: «Бога не видел никто никогда; Единородный Сын, сущий в недре Отчем, Он явил».
2. Гал. 4, 9: «Ныне же, познавши Бога, или лучше, получив познание от Бога»…
3. 1 Кор. 13, 12: «Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно»…
4. Мф. 5, 8: «Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят».
5. Пс. 45, 11: «Остановитесь и познайте, что Я — Бог»…
В этих пяти библейских текстах мы можем выделить четыре ключевых слова, которые и постараемся последовательно рассмотреть в течение сегодняшней лекции. Эти слова суть следующие: χαρίσμα — дар, дарование от Бога; μυστήριον — тайна или таинство (возможен двоякий перевод); καθάρσις — очищение; ήσυχία — покой, молчание, отрешенность.
1. Charisma. В VII веке святой Фалассий Ливийский писал о, «желании всех желаний, о благодати богословия»[1, 3], т. е. о том, что богословие не есть некое человеческое исследование Божественной жизни, но прежде всего наш ответ на Божественное Откровение. Об этом говорит нам Пролог Евангелия от Иоанна: источник богословия находится в Боге. Поэтому богословие — это не столько наши попытки познать Бога, сколько взыскание и испытание Богом нас. Особенностью богословия является то, что в отличие от других наук, которые имеют дело с неким пассивным объектом, «предметом» богословской науки является Сам Бог, Который никогда не есть пассивный объект богопознания, но всегда активный Субъект его.
Для святых отцов было характерно ощущение того, что источник богословия находится не в человеческом уме, не в человеческом сознании, а в Боге. Так, Ориген говорил, что богословие есть «дыхание», «излияние» и «сияние окрест» Бога. Другой представитель александрийской школы, Дидим Слепец, называет богословие «силой», «славой» и «энергией» Божества [1, 4].
Подлинное богословие стало возможно только благодаря Боговоплощению, пришествию на Землю Сына Божия, который открыл нам истинное ведение о Боге. Поэтому святые отцы называют Господа Иисуса Христа богословом, например, свт. Григорий Палама говорил, что Бог не только нас ради воплотился, но и стал богословом (3, 7). И мы можем быть богословами только в силу полученной от Него харизмы. Подлинный богослов всегда есть, по слову отцов θεοδιδάκτος, то есть, обученный Богом, а не только наученный от людей или хотя бы даже и от Писаний.
Ориген так пишет о Христе: «Он есть Тот, Кто богословствуя, открывает истины о Боге Своим верным ученикам; а мы, пользуясь следами, которые они оставили после себя в своих писаниях, обретаем таким образом исходную точку, отталкиваясь от которой сами принимаемся за богословие» (Цит. по [1,4]).
Поскольку богословие есть дар Божий, оно требует от человека прежде всего доверия Богу и веры в Него. Хотя разум в деле богопознания и имеет существенное значение, правильно развиваться он может только в пределах веры. Поэтому для каждого человека, приступающего к изучению богословия, необходимо всегда держать в уме формулу Ансельма Кентерберийского «credo ut intelligent» («верю, чтобы понимать»), а не наоборот. Об этом же говорит и святой апостол Павел: «Верою познаем, что веки устроены словом Божиим».… (Евр. 11, 3) Вера, доверие Богу, является необходимым «инструментом» богопознания.
2. Mysterion. У великих Каппадокийцев мы можем встретиться со странным на первый взгляд выражением: «тайна богословия».
Что здесь имеется в виду? Почему богословие называется тайной? Тайна — это не просто совокупность каких-то неразрешимых проблем и головоломок. Это есть нечто такое, что действительно открывается нашему пониманию, хотя и не может никогда быть открыто нам без остатка по той причине, что это нечто простирается в божественную бесконечность.
Святой Фалассий объясняет это следующим образом. Богословие есть тайна потому, что «оно превосходит наше разумение», наши попытки выразить человеческим языком то, что далеко выходит за пределы человеческого понимания.
Поэтому протопресвитер Иоанн Мейендорф говорит о сущности богословия, что оно есть «одновременно и созерцание Бога и выражение Невыразимого».
Аналогичную мысль высказывал в IV веке святитель Василий Великий: «Любое богословское утверждение не достигает Цели по причине понимания говорящего. Наше понимание немощно, а язык наш еще менее совершен» (Цит. по [1, 4-5]).
Если мы забываем об этой ограниченности нашего понимания и пытаемся подменить неизреченное Божественное Слово человеческой логикой, тогда наше слово перестает быть теологией, и, как говорили святые отцы, понижается до уровня «технологии»; то есть, буквально, «работы ремесленника».
Именно поэтому богословское выражение, по слову ап. Павла, всегда должно быть «гадательно» (1 Кор. 13, 12). Богословие вынуждено пользоваться антиномиями, парадоксами именно потому, что оно простирает свой язык за свойственные ему пределы. И поскольку областью богословия является Божественная тайна, то богословское мышление должно быть одновременно и отрицательным и положительным. Именно сочетание апофатики и катафатики делает возможным некоторое представление о Боге, позволяет нам соприкоснуться с божественной тайной.
Вот несколько примеров подобного рода выражений.
Corpus Areopagiticum, рубеж V-VI века: «Сверхсущественным образом Он существует и познается сверх всякого постижения, лишь как совершенно непознаваемый и вовсе не существующий. Именно это совершенное незнание в лучшем смысле слова и образует истинное знание Того, Кто превосходит всякое знание» (Письмо 1, Послание к Гаю) (Цит. по [4, 31]).
Ambiqua, прп. Максим Исповедник: «Бесконечность — это несомненно нечто, имеющее отношение к Богу, но не Сам Бог, который бесконечно выше самой бесконечности» (Цит. по [4, 32]).
Таких примеров в святоотеческих текстах можно привести великое множество, и для человека, чуждого патристической традиции, эти высказывания представляются не более, чем игрой слов. Действительно, они и будут казаться нам подобного рода игрой, если мы упустим из виду, что подлинное богословие невозможно без катарсиса.
3. Katharsis. С одной стороны, богословие есть дар, но с другой — оно требует от человека соработничества, синергии человеческой и божественной воли. «Ибо мы соработники (συνεργοί) у Бога»… (1 Кор. 3, 9).
