Уже шнуруя кеды, вспомнил, что на свидание обычно приходят с цветами. Выхватил из букета на кухне три розы.

Я шёл, вертя цветы в руках. Такие нежные, и такие… обычные. С чего я взял, что Лика им обрадуется? Ей нужно что-то особенное. Сам того не заметив, я оборвал листья, лепестки, отбросил голые стебли на газон. Подошёл к цветочному ларьку. Что же ей понравится? Взгляд скользил по разноцветным лепесткам и упал на ярко-рыжую герберу.

Мы договорились встретиться у Драмтеатра. Она уже была там: стояла, прислонившись к берёзе. Джинсовый сарафан, кеды в брызгах краски, сумка через плечо. Лёгкий ветерок играл рыжими прядями.

Я подошёл ближе.

– Лика!

Увидев меня, она улыбнулась.

– Привет!

– Привет, – я протянул ей цветок.

– Ой… – на её щеках появился румянец. – Спасибо! Клёвая футболка.

– Спасибо, – смутился я.

Она стояла, крутя тонкими пальцами стебель герберы, а я смотрел на неё, не веря, что мы и правда встретились.

– Куда пойдём? – спросила она.

– Куда хочешь.

Мы сидели на берегу речки. Лика достала из сумки пачку сухариков, и мы кидались ими в уток. Гербера лежала между нами на траве.

– Погода кайф… – Лика щурилась на солнце, смешно морща веснушчатый носик. – Не хочу учиться, хочу гуляться.

– А мы что делаем?

– Гуляем. А надо готовиться к ЕГЭ, послезавтра последний экзамен. Но уже достало над учебниками сидеть.

Я стянул из пачки пару сухариков и сказал, хрустя ими:

– ЕГЭ?

– Ага. Математика.

Лика вздохнула. Метко кинула сухариком в проплывавшего мимо селезня, попав ему на спину и вызвав ажиотаж среди уток. А я вспомнил, что на страничке Лики скрыт год рождения. ЕГЭ, значит…

– Одиннадцатый заканчиваешь?

– Ага. А ты?

– Закончил десятый, – нехотя сообщил я.

Лика хихикнула.

– Тебе сколько лет?

– 16… – Я смотрел на воду.

– Прикольно. Мне в сентябре 18.

Ну… такое. То, что Лика старше, меня не смутило. А вот захочет ли она теперь со мной встречаться? Зачем ей школьник?

Мы молчали. Сухарики закончились, и утки от нас уплыли. Лика сорвала травинку, пощекотала меня за ухом.

– Расскажи что-нибудь.

Я растерянно взглянул на неё.

– Например?

– Ну… о себе, что нравится, что не очень. Я вот рисую. Это от мамы, она художница. Буду поступать на графический дизайн. Ещё фотографировать люблю.

– Я заметил.

Она тихонько засмеялась. Я тоже улыбнулся и начал перечислять:

– Нравится много чего: гулять, ходить на концерты, гамать. Куда поступать, ещё не думал. Может, сразу работать пойду. Ещё учусь на гитаре играть. Когда-то ходил в мотошколу, но недолго.

– Почему?

– Сначала руку сломал, а после мать отговорила, типа слишком опасно. Так и забил.

– Она права.

Я удивлённо посмотрел на Лику. Она сдула с лица прядь волос.

– Железные кони – это правда опасно. Я больше обычных люблю.

Я усмехнулся.

– А обычные не опасные? Сбросят, лягнут…

Лика сказала серьёзно:

– Лошади умные. Если их не обижать, и они не обидят.

Я спорить не стал. Мне на лошадей в целом было пофиг, это Лёхина тема. Они с Крис второе лето пропадали на конюшне. На мой взгляд, тупо тратить каникулы таким образом, но каждому своё.

Речка лениво плескала волнами на бетонный парапет. Лика потянулась, подняла с травы герберу.

– Пойдём гуляться дальше?

– Пойдём.

Помогая встать, я протянул ей руку. Ладонь Лики так и осталась в моей.

Зажглись фонари. Мы шли, обсуждая вчерашний фестиваль, и едва не врезались в старушку.

– Молодёжь, внимательней быть надо!

– Извините! – отозвалась Лика и продолжила рассказ: – Вижу девушку в корсете, пышном платье. Стоит как статуя. Сфоткала её. Через час снова там прохожу – стоит всё так же! Вот зачем она пришла?

– Музыку послушать.

Лика фыркнула.

– Это можно дома. А на фесте…

Вдруг она споткнулась, и, если бы я не подхватил её, упала.

– Чёрт! – Лика наклонилась завязать шнурок, на который только что наступила.

А я увидел дальше на дороге людей и машину скорой помощи. В жёлтом квадрате окна темнели силуэты, склонившись над каталкой. Рядом стояла Бэха с помятым багажником. Я повернулся к Лике. Она смотрела на скорую распахнутыми глазами. Я взял её за руку.

– Лик, пойдём.

– Там…

На асфальте валялись куски покорёженного пластика, недавно бывшие спортивным мотоциклом, и помятый шлем. Возле него темнела поблескивающая лужица. Лика неотрывно смотрела на квадрат света, в котором двигались тени. Двигались и вдруг замерли.

– Зрителей без нас хватает. Пойдём.

Я зашагал по тротуару, потянув Лику за собой – но она отпустила мою руку. Обернувшись, я увидел на её щеке влажную дорожку.

– Эй, ты чего?

Она покачала головой. Посмотрела на герберу.

– Я… сейчас.

Перебежав дорогу, она прошла мимо людей и опустила цветок на асфальт рядом с тёмной лужицей. Постояв там пару секунд, вернулась ко мне, и мы пошли дальше.

Лика жила в новостройке с пышными клумбами возле подъездов. Рядом были припаркованы машины, среди которых выделялся серый Ниссан последней модели.

– У тебя какой этаж?

– Пятнадцатый.

– Здорово… у меня шестой. А на крышу залезть можно?

Лика задумчиво посмотрела вверх.

– Не знаю.

Мы переглянулись.

– Проверим?

Улыбаясь, она достала ключи, и в этот момент в недрах сумки зазвонил телефон. Лика поспешно вытащила его, ключи со звоном упали на асфальт.

– Пап, я скоро буду.

Пауза, неразборчивый голос в трубке. С лица Лики исчезла улыбка.

– Хорошо, иду.

Она виновато на меня посмотрела.

– Я, правда, хотела бы…

Пожав плечами, я протянул ей ключи.

– Значит, в другой раз.

Она кивнула, шагнула к подъезду. Обернулась. Мы смотрели друг на друга… а потом она вдруг оказалась рядом. Быстро поцеловала меня в щёку и скрылась за дверью подъезда.

* * *

Сидя на кровати, я увлечённо подбирал аккорды “Сид и Нэнси”. Хлопок входной двери меня не отвлёк, как и возникшая на пороге комнаты рассерженная мать.

– Куда ты дел цветы?!

Пожав плечами, я продолжил подбирать аккорды. Уже забыл про розы, в голове были только мысли о Лике. Мы не успели договориться о следующей встрече, и я очень хотел написать ей. Неважно что, просто чтобы она ответила. Но я боялся показаться навязчивым.

Мать подошла и дёрнула гитару на себя.

– Глеб, я с тобой говорю!

– Ты совсем уже?! Отдай!

Жалобно тренькнув струнами, гитара упала на пол. Мать схватила меня за руку и потащила на кухню.

– Вот!

Я хмуро смотрел на букет.

– Их 6, было 9. Куда ты дел цветы?!

Я молчал.

– Глеб?!

– Выкинул.

Мать посмотрела на меня, на розы. И тихо спросила:

– Зачем?..

Она была такая растерянная, как будто сейчас заплачет. Я молча вышел из кухни, мать – следом за мной. На пороге своей комнаты я обернулся.

– Он тебе ещё подарит.

И захлопнул дверь.

Да не хотел я ссориться! Она сама начала. Ненавижу, когда на меня повышают голос. Хотя с цветами правда получилось тупо.

Взгляд, бездумно скользивший по стенам, остановился на верхней полке стеллажа. Там стояла фотография в зеркальной рамке. Я взял её, смахнув пыль: маленький я на маленьком мотоцикле.

Помню как, сжимая руку отца, я с восторгом смотрел на ребят в экипировке. Они были такие крутые! К нам подошёл суровый дядька. Поздоровался с отцом и, оглядев меня, кивнул.

Шлем, защита. Прямая дорожка, руки в перчатках, крепко держащие руль. Я ехал медленно, осторожно. Всё было хорошо – но, когда захотел развернуться, слишком сильно наклонил мотоцикл, и он завалился набок. Я испугался, что не справился. Что сейчас меня отправят домой, и всё закончится. Спокойный взгляд тренера, одобряющий – отца. Я поднял мотоцикл и снова поехал.