– Нет, я скорее исследователь.

– Прошу прощения, – спохватился Игорь, – я не представился, меня зовут Гуревич…

– Игорь Аркадьевич, – закончил Викентий Юсуфович, удивив его знанием имени. Мы видимся первый раз. Но я знаю вас через моих друзей, и они хорошего мнения о вас. Поверьте мне, это дорого стоит. Их положительная характеристика в некоторых ситуациях может оказаться для вас сродни чуду. Как, например, знамение Ною строить ковчег перед всемирным потопом.

– Ну что же, мне сложно продолжать разговор на религиозную тему, тем более со знатоком этого вопроса. Но раз уж разговор у нас зашел о еврействе, скажите, чем, по-вашему, евреи отличаются от не евреев?

– Еврей это не национальность, это судьба.

– Вот как? Интересная точка зрения.

– Именно. Нет сомнений в том, что условия, в которых жили евреи в России, стали благодатной почвой для зарождения любых идей, обещавших спасение, будь то каждому человеку отдельно, как это предлагала хасидская община, или всему народу, как утверждало сионистское движение. Первые сионистские организации возникли именно в России. Сколько лет у нас не было собственного государства, сколько лет нас пытались уничтожить, и что? Ничего у них не вышло. А знаете почему?

– Боюсь высказать неверное предположение.

– Все благодаря еврейскому воспитанию.

– Чем оно обособлено от не еврейского?

– Послушайте старика, и сделайте правильные выводы. Моя мама всегда говорила и вдалбливала в мозги ремнем одно, и тоже. «Викентий, – говорила она, – быть честным человеком выгодно». Мы были уличной шпаной, и по молодости лет как-то не придавали этому значения. Послевоенные голодные годы, каждый приспосабливался, как мог. Но годы шли, и уже потом мы это поняли. Пропустили это через себя. Когда немцы пришли в Россию, мой дедушка был начальником продовольственного снабжения на военном заводе на Урале. И умер он в 1942 году от истощения. Я, как и мои братья и сестры, в юности не очень в это верили. Но когда я стал изучать историю деда, так и выяснилось, что он умер от голода. Вы представляет? Моя мама работала в таких сферах, где для того чтобы воровать, просто нужно было закрыть глаза, и тебе все принесут домой другие. Не нужно было даже пачкать руки. Рисковали другие. Но она этого не делала. Потом, когда я после института стал работать в запасниках музея, тоже имел какие-то возможности, но мама меня упреждала, и я ее слушался.

– Так в чем же выгода не воровать?

– Тут выгода не материальная, а нравственная. Чтобы после, на склоне лет не было мучительно больно.

Игорь смотрел на этого человека с неподдельным интересом. Скромен, серьезен, образован. Фраза «пафос не обнаружен» подходит ему, как диагноз врача. Он похож на ученого, который смотрит на мир сквозь толстые стекла очков и видит в нем лишь то, что считает нужным и важным.

Пауза затянулась, и Гуревич решил продолжить беседу.

– А как же бизнес? Разве можно быть честным в современном бизнесе?

– Я понимаю, что вы мне хотите сказать. Да, всех в этой жизни кидали, – улыбнулся Киянтовский, – И меня тоже кидали. Более того, наиболее неприятные и наиболее обидные подставы у меня были именно со стороны евреев. С другой стороны, если проанализировать и глубоко задуматься на эту тему, то понимаешь, что в этих ситуациях отчасти виноват ты сам. Это не связано с излишней доверчивостью. Набрав определенный жизненный опыт, я превратился в рентген. Дело в том, что бизнес это всегда набор потенциальных рисков и процент потерь. И это не зависит от того кто тебя кинет. Хочешь заработать много и быстро, будь готов к риску.

– А что же делать с предателями? Теми, кто ударил больнее других?

– Я не буду цитировать священные книги. И я, и вы, знаем чему они нас учат. Но если бы мы жили только по этим нормам, мы бы были все святые, и эту планету называли бы иначе. Да, у меня случались неприятности от самых близких. Человек, которого я вырастил, выучил, дал возможность зарабатывать, при первой же возможности ударил мне в спину. И таких было несколько.

– И что вы с ними сделали? Простили их?

– Нет. Такие люди сразу перестают существовать для меня. Их для меня никогда не было, и нет сейчас. Это самый страшный уровень предательства из всех возможных. Поэтому я просто стираю их из своей памяти и вычеркиваю из записной книжки.

При этих словах в глазах Киянтовского практически неуловимо что-то сверкнуло. Игорь понял по-своему фразу о «стирании из записной книжки». Слишком откровенным был взгляд его собеседника.

– Зато, несмотря на все проблемы в бизнесе, это не помешало вам вырастить такую прелестную дочь, и вывести ее в люди. Я не боюсь ошибиться, если скажу, что на нашем телевидении нет красивей ведущей, чем Вера.

– Спасибо за комплимент, – отозвалась Вера, которая внимательно прислушивалась к беседе, не делая попытки в вклиниться в разговор.

– Вы правы. Верочка это чудо! Не побоюсь сказать, моя лучшая инвестиция!

– Ну, папа, прекрати, – лицо Веры залилось краской, – Не заставляй меня краснеть.

– Я вам так скажу молодой человек. Брак это не приговор. Я был женат несколько раз. У меня было две еврейских жены и две не еврейских жены. У меня был старший сын, но он, к сожалению погиб. От каждой жены у меня дети. Я их всех любил. Никогда нельзя иметь детей от нелюбимой женщины. Это горе и вам и этим детям. Но вот, что я вам еще хотел сказать, национальность в женщине многое определяет. Это сложно объяснить словами, но это отражается почти во всем. При этом в каждой есть и положительные и отрицательные черты, но я хочу сказать не об этом. Сейчас моя жена Нина. Она наполовину русская, наполовину украинка, хотя, я уверен, что у нее была какая-нибудь еврейская бабушка из Одессы, откуда жена родом. Думаю, что без этого не обошлось. Кроме того у моей жены невероятные способности к математике, а это еврейская черта.

– У меня тоже способности к математике и немного к бухгалтерии.

– Вот видите, поэтому вы и здесь. Исключения только подтверждают практику.

– Вы сейчас занимаетесь бизнесом?

– Возраст, возраст берет свое. У меня есть некоторые интересы в галереях, и аукционных домах, здесь и в Петрограде. В остальном, нужно признаться, мне все чаще не хватает смелости и трудолюбия. С возрастом все сложнее заставить глубоко окунаться в проблемы. Я знаю свои недостатки, но оправдываю их возрастом, и желанием больше времени посвятить свой семье. Кроме того у меня больше времени, чтобы вспомнить своих обидчиков, и простить их. Сейчас я все больше времени провожу в Израиле, это все из-за здоровья. В России, к сожалению, еще нет такого уровня медицины.

– Спасибо за интересную беседу Викентий Юсуфович, не вправе вас задерживать более. Но мне бы хотелось в другой раз продолжить нашу беседу.

– Непременно Игорь, непременно. Вот возьмите, это мой личный номер, – с этими словами старик протянул черную визитную карточку, на которой белым шрифтом было написано только его имя и несколько номеров телефонов.

Игорю хотелось остаться с Киянтовским и его очаровательной дочерью, поговорить на темы детей, семьи, бизнеса. Ему было неудобно прерывать разговор, тем более что они так скоро нашли общий язык. Викентий Юсуфович оказался очень интересным собеседником и знатоком еврейского вопроса. Бог даст, он еще поговорит и пофилософствует с ним в другой обстановке. Однако ему нужно было обойти все залы, так как здесь могли находиться нужные ему люди. Так уж повелось, что на эту встречи приходили многие влиятельные люди, которые вели скрытную жизнь, и застать их в другом месте, или организовать встречу, было очень проблематично.

Пробираясь сквозь многочисленных гостей, Гуревич здоровался то с одним то с другим своим знакомым, не задерживаясь надолго. Пока его не окликнул знакомый голос.

– Здравствуй Игорь! – обратился к нему известный леворадикальный финансист Лев Новиков! Как я рад тебя видеть! А то тут собрались одни старперы, и пыхтят и пыхтят. Мы тут как раз обсуждаем проблемы свободной прессы в России! Ты как с нами?