Она вспыхнула. Он попал в точку. Бывали моменты, когда она просыпалась ночью и хотела, чтобы Сэм оказался рядом. Отвратительно. В полном молчании Ирина положила кисти, завесила рисунок мокрой тряпкой, тщательно вытерла пальцы растворителем. Только тогда сухо произнесла:
— Ты не должен был мне этого говорить.
— Но зачем молчать, если ты мне нравишься? С Саррой я все равно рано или поздно разведусь. Она заносчивая, беспринципная, неискренняя, не хочет детей. Теперь еще и живет в Нью-Йорке. По-моему, у нее там кто-то есть: стала холодна в постели, хотя, опомнившись, разыгрывает негритянские страсти.
— Какой в этом смысл? — искренне удивилась Ира, жалея Сэма.
— Не знаю. Ждет чего-то более выгодного. Я только тогда отчетливо понял свое несчастье, когда увидел тебя.
— Между нами могут быть лишь дружеские отношения.
— А что мешает другим?
— Элементарная порядочность. Я не умею быть неблагодарной. Ты муж хозяйки этого дома. И по возможности, не приходи больше в мою комнату.
Сэм такого категоричного отпора не ожидал.
— Зрелая женщина, а рассуждаешь наивно. В наши дни этика уже не котируется. Важнее эротика.
— Если подлость — девиз современности, то ты обратился не по адресу.
Мужчина разозлился, и здравый смысл ему изменил.
— Все равно будешь моей, тебе некуда деваться. Могу сказать Сарре, что ты пыталась меня соблазнить, она тебя выгонит, а в банке-то всего двадцать один доллар. И папаша обещанных денег не шлет!
Ира поняла, что Сэм не только имеет доступ к ее счету, так как знает пин-код, он читает чужую корреспонденцию! Это омерзительнее всего остального.
Крикнула:
— В конце концов, у меня есть обратный билет в Россию!
Сэма занесло:
— А я заберу твои картины — ты же не сможешь оплатить багаж!
Ира впервые оказалась в ситуации, когда христианское смирение не могло защитить праведного. И рядом — ни мамы, ни папы. Не было даже денег, одни слова.
Без паники! Она не позволит раздавить себя на пути к главной цели, для которой уже так много сделала! И Ирина сказала свистящим от астмы шепотом:
— Послушай, ты, Сема Левин, гнусный советский еврей, в постели меня от тебя стошнит! Теперь ты доволен?
Он опомнился. Он был унижен, но понял, что эта женщина просто так не сдастся, а если разговор станет известен Сарре, ему несдобровать. Сэм бросился просить прощения, маскировался страстью, помутившей рассудок. Конечно же, Ирина его простила, более того — расстроилась: очень неприятно, что обстоятельства заставили ее защищаться таким ужасным способом. В Библии сказано — не суди ближнего. Надо быть мягкой и снисходительной, тем более Левайны для нее много сделали — вытащили из Союза, у них она плодотворно поработала и встретила Рида, который направил ее энергию в нужную сторону. Однако, когда на следующий день Сэм разбил машину, Ира восприняла это как справедливое возмездие за нанесенную ей обиду.
Приближалось Рождество. Протестанты всех мастей — а их в Штатах большинство — вместе с католиками празднуют его за неделю перед Новым годом. Рождественский православный пост, хотя и не такой длинный и строгий, как Великий перед Пасхой, Ирина пыталась соблюдать, но не имела в том ни укорененной привычки, ни глубокой внутренней потребности. С восьмого класса читая Достоевского, она восприняла через него идеи христианства, что было следствием работы ее души, Аллах появился много позже — от ума. В чужой стране, мучаясь неизвестностью и одиночеством, Ира стала часто обращаться к Богу, который представлялся ей неконкретной Высшей Силой. Она не знала канонических молитв, а просто просила послать ей удачу, благодарила за поддержку и уповала на милость. У нее не было конфессионального хаоса в голове и сомнений в душе, потому что в ней жили не религии с их постулатами, а только вера, глубокая и безграничная вера в добро и справедливость, в то, что талант дан ей свыше и сам Даритель водит ее рукой. Универсальная религия — не ее изобретение. Она пришла к этой фигуре поведения интуитивно, отталкиваясь не от избытка знаний, а от их недостатка. Она обращалась к Аллаху и рисовала Христа. При этом чистота ее духовных помыслов несомненна. В декабре она писала в дневнике, что недовольна собой, позволяя излишества во время Рождественского поста — ест курицу и курит. И еще, что быстро теряет вновь приобретенных друзей, потому что привыкла честно говорить, что думает.
Появились желающие купить картины, живопись Исагалиевой им нравится — и она счастлива до слез! Группа серьезных японцев, которые, как и обещали, взяли два намеченных полотна по тысяче долларов каждый. Только подумать, такая сумма перед праздником! Сразу купила приличные сапоги на низком каблуке, чудесное светлое пальто из верблюжьей шерсти, легкое и теплое. В принципе, она пока не собиралась ничего здесь приобретать, но стояла зима, и без пальто в это время года просто нельзя появиться в приличном месте. Потом Ира направилась в банк, чтобы положить на свой счет остаток средств, они понадобятся для поступления в Йель, а заодно заменить чековую книжку, к которой имеет доступ Сэм. Она не привыкла считать деньги, она никогда в них не нуждалась, но теперь эти неприятные операции оказались необходимы, приходилось привыкать, что от денег зависит слишком многое, а очень хотелось, чтобы поменьше. В банке Ира узнала, что от отца поступили обещанные 600 долларов. Она тут же позвонила Сарре и объявила, что с Нового года готова съехать. Та радости не скрывала и сказала, что уже присмотрела квартиру в Стемфорде всего за 400 долларов в месяц.
— В этой дыре, с химическим производством? — воскликнула Ирина в смятении, вспомнив характеристику Сэма.
— По Сеньке и шапка, — сдерживая мстительные интонации, ответила преуспевающая американка.
«Действительно, чем так уж плох Стемфорд? Если бы не Сарра, я бы не сумела найти себе недорогое жилье», — подумала художница.
Рождество она провела в Нью-Йорке со старыми московскими друзьями Люсей и Юрой Алехиными. Дети известного детского писателя из России уже второй год учились в США и жили у дальних родственников в Бронксе. Праздничная компания была большой и смешанной: американские и русские приятели брата и сестры, физик Коля, художник Роберт, несколько студентов и студенток из Йеля — новых знакомых Ирины и еще какие-то молодые люди, которые приходили, уходили и возвращались в еще большем количестве. Кочевали из квартиры в квартиру, ходили по улицам разукрашенного, освещенного, как днем, города вместе с толпами гуляющих, сидели в китайском ресторане. Каждый, как здесь принято, платил за себя, и всех страшно удивило, что Ирину китайцы кормили бесплатно.
— Who are you? Chinese? Or the cook’s lover?[34]— хитровато улыбаясь, спросил похожий на культуриста крупный парень с небольшой бритой головой на могучей шее.
Люся перевела. Ира захохотала, вспомнив детский сад:
— Скажи ему — я казашка!
— From South America?[35]
— Нет. Из Азии.
— How do you call your people?[36]
— Чингизиды. Потомки Чингисхана.
— Yeah, I heard about him. He was a very brave warrior. So, you’re his relative. It’s amusing![37]
Ира смеялась от души — ну, хоть что-то этим американцам известно, кроме них самих! Когда о ней заговорят в художественных салонах, о казахах узнают многие.
Она была пьяна и счастлива, как никогда. Еще бы — заработала в чужой стране первые деньги своим трудом, собирается учиться в одном из лучших университетов Америки, который откроет ей все дороги, через неделю станет жить отдельно, без соглядатая за спиной, и никому, кроме самой себя, не будет обязана!
Ночь после первой звезды Ирина провела с культуристом более чем весело, скорее даже бурно, дав выход долго копившимся эмоциям. Она не стала сопротивляться властному чувству и целиком погрузилась в столь редкое блаженство. Целую неделю молодые люди много смеялись: что они еще могли — он ни слова не знал по-русски, а она — с десяток по-английски, да язык слов был им и не нужен. Они любили друг друга ночи и дни напролет в чьей-то спальне на широченной кровати, появляясь на улице, только чтобы подышать воздухом, покататься на коньках в Рокфеллер-центре и перекусить.
