Фестиваль в Черноголовке мы выиграли. Да и как могло быть иначе, когда никто кроме моих двух групп настоящий рок не играл? Имелось жалкое подобие. Самых лучших: «Машину Времени» и «Високосное Лето», я сышал и даже кое-кого записал в своей студии, а больше, кроме свердловских ребят, изображавших симфо-рок, почитай и не было никого. А по Союзу к этому времени много расплодилось интересых коллективов. Но их, или не пригласили, или денег на дорогу не дали.

Ещё оказалось, что проект «Машина Времени», курировал некий майор из комитета ГБ «Шурик», подвизавшийся в коллективе в качестве радио-оператора. И сей проект был действительно какое-то время был согласован на самом верху. Но тут появился я. Свой парень не только по духу, но и по службе. Да ещё и с деньгами. Вот, родная, с некоторых пор, «контора» и переключилась на меня. Сделала, как говорится, ставку на «своего в доску».

Ни двадцатого, ни двадцать первого, ни двадцать восьмого, мои музыканты первого состава не появились, и я понял, что меня собираются подставить. Такое же мнение высказал и генерал, заявив, что вокруг нашего проекта имеется сильнейшее бурление. Инициатором «бурления» как оказалось, выступал первый заместитель Юрия Владимировича Андропова — Цинёв, считавшийся в комитете доверенным лицом Леонида Ильича Брежнева. Как и Щёлоков, он противостоял председателю КГБ СССР, играя свою игру и докладывая генеральному секретарю о всех «инициативах» комитета.

Но сейчас Щёлоков, напуганный перспективой отравления генска, был в какой-то степени заодно с Адроповым. Юрий Владимирович «слил» главному милиционеру информацию о том, что его сотрудники линейного отдела милиции на железной дороге по ночам грабят советских граждан. И даже предоставил «железобетонную» оперативную информацию, подкреплённую видеофиксацией нескольких преступных деяний.

Эту информацию, конечно же, предоставил ему я, вспомнив про то, что сотрудники пятого отдела милиции метрополитена станции «Ждановская» обирают подвыпивших пассажиров, отбирая у них праздничные продуктовые наборы, которыми «одаривали» работников на предприятиях. В восьмидесятом году там «случайно» ограбили подвыпившего майора КГБ Афанасьева и потом пытались убить.

Юрий Владимирович не стал ждать восьмидесятого года, а ещё в семьдесят шестом провёл несколько оперативных комбинаций с фиксацией грабежей на видео и аудио носители и передал материалы министру МВД Щёлокову, как жест доброй воли. Передали Щёлокову и инфомацию об убийстве гражданина из Армавира отличником службы Николаем Лобановым. Который к моменту задержания грабежами уже накопил на двухкомнатную кооперативную квартиру. Изобличили Лобанова, найдя у него в квартире туфли и перчатки, которые опознали родственники убитого. Убитого Лобанов расчленил и постепенно вывез из своей квартиры по частям.

Поэтому сейчас Щёлоков сообщил Андропову о том, что Брежнев сказал ему, что Цинёв откуда-то догадался, что «Фонд Деловаля» — проект Андропова, а как человек склонный к интригам, решил проекту навредить, испросив на это разрешение генсека.

Цинёв в должности начальника второго главного (контрразведывательного) управления КГБ СССР, умыщленно покрывал шпиона Полякова, работавшего на разведку соединённых штатов с шестьдесят первого года. Он не только игнорировал объективую информацию, поступавшую с середины шестидесятых, но и запретил сотрудникам «копать» под Полякова. В моём мире Полякова разоблачили в восемьдесят шестом году, а в этом — в семьдесят восьмом.

Генсек, которому Андропов раскрыл глаза на подрывную деятельность отнёсся к словам своего бывшего «друга» настороженно и лично попросил Щёлокова сообщить об интриге Андропову, а тот уведомил о ней моего куратора.

Не долго думая, я переключил ребят и девчонок из «второй лиги» на разучивание «новогодних» композиций, а для этого мне самону нужно было начать с ними играть. Только после нескольких совместных исполнений, у них «включался» эффект переноса части моей матрицы в их созниние. Может быть там в мозге ребят что-то происходило иное, но по факту, они начинали играть так же, как и я, когдда я сыграю их партию. Когда я покажу, как говорится, на пальцах. Даже барабанщикам я уже не стеснялся показывать правильную работу ног и рук.

Ребята и девочки, окрылённые своими победами на фестивале, заглядывали мне в рот, слушали все советы с утроенным вниманием, работали уверенно и воодушевлённо. Им предстояло сначала выступить в зале «Россия», а потом гастроли по Европе. Контракты с Госконцертом и музыкантами я расторг по причине неявки музыкантов на репетиции.

С девушками и двумя ударными установками мой коллектив выглядел солиднее, да и женский бэквокал зазвучал «мясистее». Рита сама подобрала движения для бэквокалисток, а я срочно заказал всей моей новой «банде» концертные костюмы. Я по памяти набросал эскизы более менее гламурных нарядов и передал их по компьютерной сети Джону Сомерсету. Готовые изделия прилетели самолётом ровно через две недели после заказа.

Когда мы с ребятами вскрыли контейнер у них и у девушек отпали челюсти. Там были костюмы и «космические» и классические, и состоящие из нескольких блескучих тряпочек, и кожаные комбинезоны.

— А зачем нам столько? — спросила Рита. — Когда мы сможем переодеться? Только в перерыве? Это значит два костюма.

— Потому я и готовлю вас всех, что вы будете меняться практически после каждой песни. Сыграли, спели, ушли, пришли другие в других костюмах, а вы переодеваться. На каждую песню свой костюм. Так и вам легче будет, и зрителям интереснее.

— А ты? Ты ведь тоже петь будешь?

— И я буду переодеваться. Успею.

Диверсанты, как я мысленно прозвал свой первый состав, на который потратил столько времени и собственных сил и эмоций, так и не появились, вероятно узнав в Москонцерте, что я о них думаю. Но на самом деле, я их не осуждал. Когда включаются в противостояние высшие силы в виде верхушки КГБ, лучше на их пути не становиться, а прокручиваться вместе с жерновами, глядишь и проскорчишь. Я им был даже благодарен, так как с ними я научился лучше передавать ментальную энергию и воодушевлять тех, кто идёт за мной, со мной и впереди меня.

Выступать на сцене государственно центрального концертного зала «Россия» нам предстояло второго декабря и считай за неделю мы сделали программу. Хорошо, что у меня были качественные «минусовки», которые мы могли в любой момент использовать. Да, честно говоря, я и собирался их использовать. Главное, ребята научились правильно двигаться на сцене под эту музыку. Распутина нам играть всё-таки запретили. Да и другие песни мы из представления в ГЦКЗ «Россия» поубирали. Слишком уж там собиралась номенклатурная публика. Не по коням корм, так сказать.

Начали мы с лирической «From Russia with Love»[1], потом исполнили «Russians»[2], «Monnlight and vodka»[3], «Go west»[4], «Back in the USSR»[5], «Stranger In Moscow»[6], где я выдал свою «лунную походку», «Discoin Moscow»[7], «Чингисхан»[8] «Wind Of Change»[9]. Когда мы ушли на перерыв, ко мне в гримёрку зашёл генерал и показал большой палец.

— Нормально всё идёт пока. Правильно, что убрал свой «тяжёлый рок». На западе будете разлагать публику, а тут не место. Второе отделение — как решили?

— Да, товарищ генерал. Всё по плану.

По плану во втором отделении мы спели «Поворот»[10], «Напои меня водой»[11], «Дыханье»[12], «Позови меня тихо по имени»[13], «Под Небом Голубым»[14], «Что такое осень»[15], «Не валяй дурака, Америка»[16], «Ребята с нашего двора»[17], «Улочки московские»[18], «Ты неси меня река»[19].

Номенклатурный зритель после перерыва рассаживался на места настороженно, но после первых же русских песен, расслабился, стал раскачивать головами и даже в такт хлопать.

Провожали нас со сцены не на бис, но аплодисментами не обидели.