А в ночь годовщины смерти Лусианна открыла глаза. Но это уже не была добрая очаровательная принцесса. Её кожа почернела, как обугленное дерево, а из глаз лились чёрные слёзы. Когда Лусианна встала со своего ложа, замок содрогнулся. Яд, спящий в её теле, пробудился вместе с принцессой. Он распространялся по венам, как невидимый дым, выжигая на своём пути всё живое, что еще оставалось в отравленном теле Лусианны.

Первыми жертвами стали слуги и король Арвин – та горстка любящих сердец, что не верила в гибель принцессы. Их тела находили вывернутыми наизнанку, словно перчатки, с пустыми глазницами и раззявленным в безмолвном крике ртом. Затем смерть выплеснулась за стены замка. Стали гибнуть жители окрестных деревень и даже обитатели Чёрного леса. Эвелин и Миранда, узнав о происходящем, поняли, о чём предупреждал их ведьмак, и попытались сбежать. Но Чёрный лес не отпустил их. Туман окружил карету отравительниц, ветер жутко завыл, призывая Лусианну, стало так холодно и темно, что звери попрятались по своим норам, не решаясь открыть глаза. Из тумана появились тени с изуродованными телами. Это были те, кого обратила Лусианна. Сама же она шла среди них, как королева, и её рот кривился в зловещей усмешке. Она пришла за теми, кто стал причиной её гибели.

На рассвете тела Миранды и Эвелин нашли на опушке у леса – с выколотыми глазами и выражением ужаса на застывших лицах. А рядом с ними лежала очаровательная брошь – золотая змейка с изумрудными глазами.

БЕЛОСНЕЖКА И ШЕСТЬ ГНОМОВ

Зима в тот год выдалась такая суровая, такая снежная, что хорошо было, пожалуй, только медведям. Под сугробами в глубоких и уютных в берлогах косолапые смотрели разноцветные сны. Смотрели – и знать не знали, что происходит в родном лесу. А Чёрный лес, то есть его обитатели, замерзал, лес был голоден и измучен непривычно долгой и холодной зимой.

Ворчун не унимался уж который день.

– Не, ну правда, была бы нормальная баба, разве ж мы сидели бы сейчас за пустым столом с пустым брюхом?

– Ну, будет тебе, Ворчун, будет, – примирительно похлопал брата по плечу Умник. – В конце концов, и зима закончится.

– Если мы раньше не закончимся! – бухтел Ворчун. – А этой все нипочём – гляньте: сидит, глазищи выпучила, косы заплетает да в зеркало любуется! Тьфу! Лучше бы жрать приготовила!

Остальные одобрительно закряхтели-загукали. Есть хотелось давно и всем.

Девушка отложила зеркальце в сторону и выразительно посмотрела на гномов.

– Я вообще-то принцесса, если вы ещё помните. Ты, Ворчун, действительно считаешь, что я здесь для того, чтоб набивать твое ненасытное брюхо? Вы – семь здоровых мужиков, не можете раздобыть себе пищу?! Чем я тебя накормлю, если кладовая уже пуста?

Гномы запереглядывались, конфузливо пряча глаза, забормотали оправдания. И снова вмешался Умник.

– Ну, ладно тебе, Снежка, не сердись. Устали мы от зимы, да и правда, голодно совсем стало. Запасы-то как быстро подъели!

– А я что могу сделать?! Не надо было объедаться! Я вам говорила, что надо быть экономней! О, да лучше бы я сбежала от вас с первым принцем!!! Зачем, зачем я только послушала вас?!

Белоснежка вскочила и заметалась по комнате, как раненная волчица. Гномы притихли и расползлись по углам. Лишь Ворчун с Умником остались на своих местах – один из вредности, другой – по доброте душевной. Он искренне сочувствовал Снежке и ее судьбе и утешал, как мог:

– Что поделаешь? Видать, судьба у тебя такая! Кто же знал, что Гримхильда найдёт цветок бессмертия? Нам и самим хотелось бы видеть на троне тебя, а не эту старую грымзу! Совсем задушила налогами!

– Да и в шахты нам теперь ходу нет, – поддакнул Чихун, утирая нос большим платком. – Гримхильда теперь берет на работу только гномов с Восточного острова.

– Это потому, что они задолжали Гримхильде, – пропищал Тихоня. – Их правитель – старый маразматик – проигрался в пух и прах нашей коварной королеве.

– А нам теперь как быть? – вздохнул Умник.

На какое-то время в комнате воцарилась тишина, нарушаемая только сопением Сони и громкими чихами Чихуна.

– А жрать-то и впрямь до смерти охота, – заметил Тихоня, нарушая молчание.

– До смерти, говоришь? – расхохотался Весельчак. – Так в чём же дело? Накорми нас, братик! Как Простак!

– Ну и дурак же ты, Весельчак! – устало заметила Белоснежка. – Вы все должны с благодарностью вспоминать нашего милого Простака! Только по его милости ты сейчас жив и весел!

– О, я и благодарен ему! – воскликнул Весельчак. – Но, как говорится, хотелось бы добавки…

Белоснежка задумчиво посмотрела в окно. На заснеженной поляне было непривычно пусто. На голых ветвях деревьев, хрупких от мороза, навсегда застыли замерзшие насмерть белка и старый филин.

– Тропинки замело, звери попрятались, королева носу не кажет,.. – нахмурилась Белоснежка. – Вряд ли кого-то занесёт к нам в такой мороз!

– Снежечка, миленькая, ты же всё можешь! – взмолился Умник. – Ну, пожалуйста! Мы же иначе не выживем!

– Ну, ладно, ладно! – сдалась Белоснежка. – Я согласна, но только при одном условии.

– Говори! Мы согласны! – решительно ответил за всех Умник.

Ворчун хотел было что-то возразить, но увидел, что Весельчак грозит ему довольно увесистым кулаком, и тут же захлопнул рот, для верности зажав ладошкой.

Белоснежка обвела всех пытливым взглядом и твёрдо сказала:

– Вы все поклянетесь, что, как только зима отступит, каждый из вас отправится на поиски средства против цветка бессмертия! Вы обязуетесь, во что бы то ни стало найти способ избавиться от Гримхильды. До наступления следующей зимы я должна занять трон. В противном случае каждого из вас ждёт участь Простака.

Гномы старательно прятали глаза друг от друга, не решаясь ни отказаться, ни согласиться на условие Белоснежки. Как всегда, за всех решил Умник:

– Договорились! Я клянусь, мы сделаем всё возможное и невозможное, чтобы посадить тебя на трон, если ты поможешь нам пережить эту зиму. Мы все клянёмся!

Умник сурово посмотрел на каждого гнома поочередно и добавил:

– Но если кто против, то лучше скажите сейчас!

– Ага! – хихикнул Весельчак. – Только скажите! Но не забывайте Простачка-дурачка!

После напоминания о бедном братце у гномов напрочь отпало желание возражать Умнику и все, как один, дали Белоснежке клятву.

– Вот и славненько! – улыбнулась принцесса и приказала принести Сову.

Сова была огромной, пушистой и, пожалуй, самой сильной птицей в лесу. Она исхитрилась очень удобно устроиться на зимовку – близко к мышиному гнезду, в просторном дупле, обложенном пушистым сухим мхом (прежде в гнезде обитало семейство белок, но Сова оттяпала у них дупло без тени сожаления). Она недовольно посмотрела на Белоснежку:

– Чего тебе? Я только пообедала и теперь хочу спать!

– А в суп ты не хочешь? – вскинулась Белоснежка.

– Ну-ну-ну, – отступила Сова. – Уж и не скажи ничего, ишь ты, какая! Так чего ты хочешь?

– Лети на королевскую площадь и принеси мне воды из колодца желаний! – приказала принцесса.

– Как? Опять?! – заухала Сова. – Я же тебе в прошлом месяце приносила!

– Закончилась! – отрезала Снежка. – Принеси побольше – не придётся лететь снова. И чтобы к утру была!

Сова молча вылетела в окно, недовольно взмахнув крыльями. «Чёрт бы побрал эту Белоснежку! – думала сонная Сова. – И лихо-то её не берёт!»

На рассвете запыхавшаяся Сова постучала в обледеневшее окно. Белоснежка аккуратно сняла с шеи Совы бутыль, подвешенный на манер кулона, буркнула «Спасибо» и побежала в кухню. Вылив содержимое бутылки в небольшую миску, Белоснежка склонилась над ней и запела:

–Я желаю, чтобы мой принц

Нашёл меня скорее!

Я желаю, чтобы мой принц

Разбудил меня сегодня!

На звук её голоса из спальни, потягиваясь, вышел умник.

– Ну что, всё тип-топ? – подмигнул он Снежке.

Та пожала плечами: