За моими веками проносятся воспоминания о моей свадьбе. Сначала цвет платья… выражение лица матери… танец с отцом.

Илрит крепче вцепился в мою телесную форму, словно пытаясь удержать меня на месте.

Как только память уходит, остается лишь пустота, которую заполняют слова старых богов. Как только они занимают это место, приходит понимание. Я могу обхватить их руками. Сила принадлежит мне.

Песня достигает своего апогея, и я открываю глаза, чтобы увидеть слабую серебристую дымку, сияющую в воде вокруг нас — ту же самую, что витала вокруг анамнеза. Она исчезает, и мы видим прозрачную воду, живые и здоровые растения, сияющие на нас радостным фиолетовым светом. От гнили не осталось и следа. У меня перехватывает дыхание, когда руки Илрит медленно разжимаются.

— Я знал, что ты сможешь это сделать. — В его голосе звучит нотка гордости, от которой у меня подгибаются пальцы на ногах. — Думаю, ты готова к впадине.

Прежде чем я успеваю ответить, глаза Йенни открываются. Шеель и Санва, должно быть, услышали мою песню, потому что они вбежали внутрь. Остановились. И уставились.

Со слезами на глазах они обнимают свою дочь, израненную гнилью, но остроглазую и в остальном здоровую.

Глава 17

Санва и Шеель пытаются уговорить нас остаться. Они предлагают нам пораньше поужинать, но Илрит вежливо отказывается, говоря, что мы должны вернуться в поместье. К моменту нашего отъезда у меня уже есть небольшой пакетик желатиновых конфет, который Санва сунула мне в руки, отказываясь отпускать меня без какого-либо жеста благодарности. Шеель пытался уговорить меня взять два пакетика. Каким-то образом за полдня я настолько к нему привязалась, что искренне задумалась.

— Мы действительно нужны в поместье? — спрашиваю я, когда мы остаемся одни перед их домом.

— Ни в малейшей степени. — Илрит крутится в воде. — Я подумал, что им будет приятно побыть наедине, всей семьей.

— И долго она была в таком состоянии?

Он не отвечает так долго, что я начинаю беспокоиться, что чем-то его расстроила. Хотя я не знаю, как я могла это сделать. Вопрос казался вполне безобидным.

— Она заболела первой и самой страшной. Единственная, в ком Лючия не смогла остановить гниение внутри до того, как были установлены барьеры. — Он обвел взглядом пейзаж и остановился на траншее. — Йенни заболела из-за меня.

— Илрит…

— Это правда, — настаивает он. — Я послал Шееля во впадину на глубокую миссию с одним из новобранцев. Когда он вернулся, на нем была гниль. Мы были беспечны, и Йенни поплатилась за это. Я снова отправил Шееля слишком рано. Санва помогала Лючии ухаживать за воинами… Их обоих не было дома, когда они должны были быть. Никто не знал, что Йенни больна, пока не началась гниль.

Я думаю об Илрите, плывущем с другими воинами. О гневе Шееля на то, что Илрит лично перешел в оборону.

— Вот почему ты идешь сам, не так ли? Даже когда Шеель не хочет, ты все равно идешь.

Он кивает.

— Я исцелю и остальных, — предлагаю я без колебаний.

— Пока что они под контролем.

— Но…

— Лучшее, что ты можешь сделать, это продолжать готовиться к представлению суду и подношению. Если ты сможешь умиротворить Лорду Крокана и исцелить наши моря, то гниение прекратится в нашей воде и в телах тех, кто страдает. Наши земли станут такими же плодородными и волшебными, какими они были до начала его ярости, — говорит он с отчаянным оптимизмом. Он так решителен, так надеется.

Но что-то не дает мне покоя, и не потому, что на кону стоит моя жизнь в этой новой утопии… Чем больше я узнаю об этом месте и его истории, тем меньше кажется, что все имеет смысл.

— Ну что, пойдем? — Он прерывает мои мысли, повернувшись ко мне спиной. Я хватаюсь за его плечи, и он стартует. Я сдвигаюсь, оказываясь на его спине. Но не могу найти удобную хватку.

Я не сомневаюсь, что Илрит верит каждому слову из того, что он мне сказал. Я вижу это в его глазах. Но почему-то эти слова не доходят до меня. Я пытаюсь найти причину этого в своих мыслях, безучастно глядя на нашу тень, расплывающуюся по крышам поместья. В конце концов, я не могу найти объяснения своему чувству, поэтому ничего не говорю.

Мы медленно останавливаемся, зависнув над балконом моей комнаты, когда солнце начинает садиться. Я отпускаю его, но мы не отстраняемся друг от друга. Его пальцы слегка касаются моего предплечья. Я почти думаю, что это случайность. Но прикосновение длится достаточно долго, и я сомневаюсь, что это так. Интересно, видела ли Лючия что-нибудь из наших сегодняшних путешествий? Или это «практичное прикосновение» ее меньше волнует? Что бы это ни значило…

— Я приду к тебе завтра, и мы всерьез займемся подготовкой к впадине, — говорит он мягко, но твердо. — Надо действовать быстро, потому что скоро Герцогство Веры придет просить тебя принять помазание.

— А что они со мной сделают? — Меня никогда не радовала мысль о том, что я здесь. Более того, поначалу я откровенно возмущалась. Но сейчас мысль о том, чтобы убраться отсюда, вызывает такой же ужас, как и тогда, когда я только приехала. Это все, что я знаю о Вечном Море, и, более того… Илрит позволяет мне чувствовать себя здесь в безопасности. Когда он рядом, я могу не беспокоиться.

Он не такая чудовищная сирена, как мне показалось сначала. Он также не бессердечный правитель, который наслаждается жестокостью. Я смотрю на его владения. На покрытые песком и ламинариями холмы, спускающиеся вдоль подводной горной гряды к замку, который я едва вижу как тень вдали, окутанную дымкой серебристого света. Какая часть этого герцогства принадлежит ему? Насколько велика его ответственность? Сколько еще имен тех, кто страдает от гнили, он запечатлел в своем сознании? Я почти чувствую, как они тяготят его. Именно это побудило его совершить столь мрачный поступок, как вытащить из океана молодую женщину и велеть ей принести себя в жертву.

— Они помажут тебя так же, как и мы, но их замок находится ближе к Вечному Морю, так что ты сможешь напрямую общаться с Лордом Кроканом, и будь готова к этому. Тогда дело пойдет быстрее, и, когда наступит летнее солнцестояние, ты будешь сброшена в Бездну. — Эти слова — более чем ласка.

Я бы спросила его, будет ли больно. Но вряд ли он знает. Никто еще не возвращался из Бездны. Я хочу спросить, считает ли он, что я буду достаточно хороша, несмотря на все мои недостатки и сомнения. Но я знаю, что, несмотря ни на что, он скажет «да»… потому что я единственный вариант, который у него есть.

— Ты будешь там? — Не знаю почему, из всех вопросов, которые я прокручиваю в голове, этот единственный ускользает.

— Где? — Он, кажется, удивлен не меньше меня.

— Ты поедешь со мной в герцогство? Останешься ли ты со мной до конца?

Паника пересекает его черты.

— Виктория, я…

— Неважно, — поспешно говорю я, качая головой и принужденно горько улыбаясь. — Я не должна была спрашивать. — В конце концов, никто не будет рядом со мной. Но это не страшно. Я уже давно смирилась с этой истиной. Даже Чарльз, человек, который «связал свою душу» с моей, ушел при первой же возможности.

— Дело не в том…

— Я не хочу, чтобы ты меня успокаивал. Я в порядке, — мягко говорю я, протягивая руку, чтобы погладить его по бицепсу. Он ловит мою руку и кладет ее в свои.

Илрит смотрит на меня с захватывающим дух напряжением. Я не смогла бы отвести взгляд, даже если бы захотела.

— Моя мать, видишь ли, она…

— Я знаю, — мягко говорю я. Ему не нужно говорить, что она была последней жертвой.

— Знаешь? — Его глаза расширяются. — Лючия или Фенни сказали тебе?

— Никто не должен был мне говорить. Я сама все поняла. — Я мягко улыбаюсь ему. — Вот почему мне не следовало спрашивать.

— Ты…

— Со мной все будет в порядке. — Я выдергиваю свою руку из его руки, когда Лючия огибает здание. Илрит не удивлен, но на его лице промелькнуло разочарование. Я подозреваю, что он вызвал ее до того, как разговор перешел на другую тему.