Мягкая ласка по предплечьям заставила меня вздрогнуть. Я открываю глаза. Кончики его пальцев пробираются по нарисованным на мне отметинам к моим рукам, на этот раз они действительно касаются меня, перехватывая мои пальцы.

Илрит начинает раскачиваться, подобно приливам и отливам, и я инстинктивно начинаю двигаться вместе с ним. Мы движемся в идеальном синхронном ритме под музыку, которую слышим только мы. На меня наваливается смутное ощущение, похожее на опьянение. Однако, несмотря на то, что мои чувства притуплены, мое сознание обострено.

Мелодия в глубине моего сознания меняется. Теперь это не просто один певец. Это парящие гармонии радости, два голоса, сливающиеся воедино. Шепот страсти и запретных тайн. Низкая, ноющая боль. Невысказанная жизнь. Неразделенная.

Песня моей души. Каждый уголок моего тела вибрирует. Это восхитительное покалывание, которое ощущается как невидимые пальцы, бегущие вверх по моим бедрам. Я не могу остановить себя, чтобы насладиться этим. Это нечто совершенно иное, чем все, что я когда-либо чувствовала раньше. Что-то, что кажется неестественным, чего я должна бояться. И все же… почти декадентство.

Мои пальцы сомкнулись вокруг его. Я должна прекратить это, но не хочу. Это похоже на то, как десятки рук мужчин, которые смотрели на меня похотливыми глазами в течение последних нескольких лет — мужчин, которым я отказала в силу своей клятвы, — возвращаются, чтобы коснуться влажными, теплыми пальцами теперь, когда эти клятвы разорваны. Все запретные желания выходят на свободу. Удовлетворение от любого развратного действия, о котором я когда-либо могла фантазировать, пульсирует в моем теле, доставляя удовольствие без позора.

Я содрогаюсь. Я теряю контроль над собой — теряю то, что так отчаянно пытался заполучить. Эти первобытные инстинкты требуют капитуляции. И все же я сдерживаю себя. Не поддавайся, шепчет испуганный голос в глубине моего сознания. В последний раз, когда я поддалась этим желаниям, я оказалась на острове одна.

Песня внезапно затихает.

— Не сопротивляйся, — быстро говорит Илрит и без предупреждения скручивает меня. Он притягивает меня к себе, и я оказываюсь спиной к нему спереди. От прикосновения его голой кожи к моим плечам и верхней части спины у меня в горле поднимается крик. Он не вырывается в воду, и я беззвучно глотаю. Это напоминает мне о том, что мы находимся глубоко под волнами, в мире магии, и что я и есть магия.

— Илрит, — бормочу я, борясь с собой. Оцепеневшая и в то же время такая живая от поглотившей меня песни.

— Спой для меня, Виктория. — Его нос касается моего виска, как будто он действительно шепчет мне на ухо.

Мои губы раздвигаются. Но это не вздох, не вздох, а неуклюжая и резкая нота. Короткая и мимолетная. Жалкая попытка по сравнению с его песней и тем, что я чувствовал внутри себя.

В глубине моего сознания раздается негромкий смешок. Его хватка ослабевает. Неудача разрушает тот транс, в котором мы находились.

— Что, по-твоему, ты делаешь? — спрашиваю я, но не отстраняюсь. Моя грудь вздымается, дыхание перехватывает. Как будто я только что проплыла Серый Проход. Мое тело так чувствительно, как никогда в жизни.

— Я вытаскиваю тебя из твоей головы. — Он продолжает водить кончиками пальцев вверх и вниз по моим предплечьям. Я прикусываю губу и пытаюсь заставить себя не думать. Я содрогаюсь при мысли о том, что он может услышать, если я потеряю контроль над своими мыслями.

— Я думала, что ты не должен прикасаться к подношениям? — И все же я не отталкиваю его. Я не говорю ему остановиться.

— Самое главное, чтобы ты выучила песни. После этого мы займемся разрывом твоей связи. — Его тон бесстрастен. Типичное благородство, когда правила на него не распространяются. — Кроме того, здесь нет никого, кто мог бы узнать и сообщить о моих проступках. Разве что вы?

Я сглотнула и покачала головой.

— Хорошо. — Одно слово вибрирует в самой моей глубине. — А теперь пой. Почувствуй песню. Не думай о ней. Не принуждай и не приказывай. Позволь ей течь как продолжение тебя.

— Как? Я не знаю, что петь.

— Ты пела в моем сне, не зная, что петь, — замечает он.

— Это было по-другому, — отвечаю я.

— Как?

— У меня, по крайней мере, была миссия. Мне нужно направление. Встречный ветер. — Направление, к которому я стремлюсь. Цель.

— Песня — это не конечная точка. Дело не в том, что ты спела. Дело в самом действии.

— Но человек должен готовиться и планировать то, что он будет петь. — Даже я должна признать, что это новый уровень упрямства — спорить с сиреной о пении.

— Если ты так беспокоишься о том, что будет, то через мгновение потеряешь то, что у тебя уже есть. — Его руки опускаются на мой живот, поверх корсета. — Был ли в твоей жизни момент, когда ты просто… отпустила себя? Где ты потеряла себя?

Мои глаза снова закрываются. Ощущение его тела отдаляется, а мои мысли уносятся в прошлое. Были моменты, когда я отпускала… все. От своего будущего. Себя…

Я до сих пор чувствую запах воды на коже Чарльза, когда мы плавали голышом в ручье в лесу неподалеку от моего дома. Он был в городе всего неделю… заехал, потому что у его тележки сломалось колесо.

Я чувствую, как сладко звучали его слова на моем языке в нашу брачную ночь. Все его обещания о любви и уважении. О партнерстве.

Вихрь, в который меня занесло, когда я позволила себе уйти, просто действовала по инстинкту. Он сбил меня с курса, и я уже не могла оправиться.

Какой могла бы быть моя жизнь, если бы я не сбилась с пути. Но мое сердце никогда не могло устоять перед зовом приключений. Моя душа разделена между всем, чего я хочу, и тем, что, как я знаю, я должна преследовать.

— Времена, когда я теряла себя, были именно такими — потерянными. Это не те времена, которые я смакую. Это не то место, куда я хочу вернуться. Ни физически, ни душевно. — Я не могу больше ни секунды выносить стыд, скрывающийся за веками. Но я не уверена, что сказала что-то, пока он не сдвигается с места. Вода холодит мою спину там, где он только что был.

Илрит отпускает меня. Его брови нахмурены, похоже, от искреннего беспокойства. Я не знаю, могу ли я доверять этому — доверять ему.

— Что? — говорю я, не в силах больше выносить его оценку.

— Ты дрожишь.

— Я… — Я останавливаюсь. Так и есть. — Я не знаю почему, — тихо говорю я.

Он хмурится и почти протягивает руку, чтобы коснуться моего лица, но по какой-то причине отказывается от этого движения на полпути. Он уже коснулся меня больше, чем я могла ожидать.

— Есть еще кое-что, что я должен рассказать тебе о помазании…

— Что-то еще? — Я бросаю на него недоверчивый взгляд, стараясь придать ему игривости.

В ответ его выражение лица становится еще более серьезным.

— Я скрывал это, потому что думал, что это может напугать тебя.

— Напугать меня больше, чем быть принесенной в жертву богу? У тебя странная шкала ужаса.

Настала очередь Илрита отвести взгляд, погрузиться в воспоминания, куда более глубокие и бурные, чем те, что я видела на пляже. Но поскольку я видела это воспоминание… я могу предположить, что может преследовать его, пока мы обсуждаем этот процесс.

— Помазание состоит из двух элементов, оба из которых имеют единую цель. Первый — пометить тебя гимнами старых, чтобы ты получила проход в Бездну, и Крокан знал, что ты для него.

Мне все еще неприятна мысль о том, что я «помечена» для любого человека или существа. Но я просто говорю:

— Хорошо.

— Другой вариант — разорвать связь с этим миром. Использование магии древних — того немногого, что мы еще помним от наших предков, — требует больших усилий для ума и тела. Герцог Ренфал — идеальный пример. Ты не сможешь предстать перед Лордом Кроканом с таким смертным разумом, какой у тебя есть сейчас.

— Да, в принципе, я это понимаю. Но, наверное, есть еще что-то, чем ты хочешь поделиться?

— Я позабочусь о том, чтобы гимны были написаны на твоем теле. — Он проводит пальцем по ключице, указывая на знаки на моей коже. — Но вложить их в твою душу можешь только ты сама, исполняя их. И за каждое слово придется заплатить. Ты должна будешь освободить место для этой новой силы. И когда ты…