Жизнь вырывается из самого мира. Я иду, и последние нити и прядки мембраны отслаиваются от меня и Леллии. Ее маленькая грудь вздрагивает, словно она пытается сделать первый за много веков вдох.

Сирены не останавливают меня, пока я продвигаюсь по остаткам их поля боя. Они смотрят на меня глазами, полными слез, с выражением покорности. В них есть ярость и гнев, но даже те, кто презирает меня, не поднимаются, чтобы попытаться остановить меня. Слишком поздно для их сопротивления. Хорошо это или плохо, но мой подход победил. Мой план сработал.

— Человек, — говорит мягкий голос, обращенный только ко мне. Он легкий, как воздух. Яркий и удивительный, как лунный свет.

— Миледи? — Я обращаюсь к ней, как к сирене, только своим разумом. Интересно, так ли научились говорить первые сирены? Петь душой, а не языком. Их научила первозданная мать.

— Спасибо, — шепчет Леллиа.

— Тебе не за что меня благодарить.

— Ты ведь позаботишься о них? — спрашивает она.

— Позабочусь. — Я слабо улыбаюсь. — Это будет честью для меня.

— Не дай им забыть мои песни, — умоляет Леллиа.

— Не дам. Клянусь.

Единственный, кто следует за нами по туннелям, — это Илрит. Он идет рядом со мной — чуть позади, когда я несу Леллию к океану. Однако, насколько я могу судить, слова Леллии предназначались только мне. Или, возможно, даже если бы он мог их услышать… он бы не понял. В Бездне я передала ему достаточно ее песни, чтобы стабилизировать его сознание. Но этого было бы недостаточно, чтобы он понял.

Однако я могу научить его.

Резьба на корнях туннеля больше не кровоточит. Само дерево стало пепельным, как и копья, которые обычно оставляют выцветать под солнечными лучами. Жизненное дерево умирает без своего сердца. Но Леллиа с каждой секундой становится все сильнее. Она начинает подергиваться, тело медленно пробуждается, чтобы догнать разум.

Мы выходим на другую сторону туннеля, где в океане плещутся волны щупалец, цепляясь за корни. Огромное лицо, такое же странное, как у Леллии, но уже не кажущееся мне чудовищным, наполовину возвышается над водой. Когда облака над головой медленно расходятся, на бога бездны падают лучи солнечного света. С него стекает морская вода, как будто он может обжечься от долгого пребывания на поверхности. Крокан смотрит изумрудными глазами, которые сияют все ярче, когда они останавливаются на его невесте.

— Она у меня, — говорю я мысленно и устами.

— Так и есть, — хмыкает он. И снова это звучит как песня. Но легче, так далеко над водой. А может быть, легче от облегчения, потому что он наконец-то видит свою жену. В конце этой долгой борьбы, которую они выдержали ради мира, который они помогли создать.

— Возьми ее. — Я захожу по колено в воду и кладу Леллию в прибой перед Кроканом. Она плывет, как будто она не более чем морская пена. Его щупальца окружают ее, затягивая под себя. Поглощая ее в сердцевину своего существа. Теперь она будет в безопасности. Навсегда.

— Ты выполнила свою сделку, смертная, и я выполню свою; я больше не буду блокировать Вэйл. Я не буду мучить мир. Я вернусь с моей любимой, и она позволит душам вновь устремиться в Запределье, отныне и вовеки веков. Нет больше причин мне омрачать ваши моря, — говорит Крокан. Я ожидал, что это будет все, но он продолжает: — Ты оказала нам великую услугу. Прежде чем мы покинем это царство, мы одарим тебя благом. Скажи нам, чего ты желаешь?

Благословение богов. Я могу пожелать чего угодно. Могущество двух старых богов у меня под рукой.

Я оглядываюсь на Илрита. Жизнь с ним. Жизнь, чтобы свободно исследовать мир и свое сердце. Я могу загадать желание, подобное тому, о котором просил Илрит все эти годы назад.

Прохладный ветер обдувает меня. Времена года Мидскейпа возвращаются на этот священный остров, как и на все Вечное Море. Умеренный климат, в котором процветали сирены, исчезнет без поддерживающего его Дерева Жизни. Возможно, это только начало новой эры зимы и смерти, которая грозит поглотить весь Мидскейп.

— Она уже дала мне мое благодеяние, — тихо говорю я. Несмотря на то, что я говорю с Кроканом, я позволяю Илриту слышать. Что-то в моих словах и на моем лице побуждает его сделать шаг вперед. Он подходит ко мне и берет меня за руки.

— Что происходит? — спрашивает Илрит.

— Я дала обещание леди Леллии, когда освобождала ее, — говорю я. — Я собираюсь сдержать свое обещание. Ее магия все еще здесь, все еще в дереве. Она вложила в него столько себя, что оно там. Но ей нужен анкер, чтобы удержать ее на месте, иначе она совсем исчезнет из мира. — Как это уже происходит. Даже когда секунды идут, ее становится все меньше и меньше.

— Нет. — Илрит понимает, что я говорю. Он качает головой.

Я беру его за щеку и нежно глажу по щеке.

— Все в порядке. Я не боюсь.

— Ты потратила так много своей жизни, живя для других. Жертвовала собой ради других. Охотилась за свободой. — Глаза Илрита покраснели от моего имени. — Я не могу позволить тебе сделать это снова.

— Но это мой выбор, так же как и ее. Я делаю его не потому, что чувствую, что меня к этому принуждают. Я делаю это не для того, чтобы быть достойной любви, потому что я уже достойна. Я делаю это, потому что хочу. — Я продолжаю слегка улыбаться и наклоняюсь, чтобы нежно поцеловать его в губы. — А тебе нужно жить дальше. Отвоевать свое герцогство. Присматривать за Вечным Морем и делать всех наследников, которых я буду охранять.

— Я не хочу ничего из этого. Жизнь без тебя — это песня без ритма и нот. Это ничто. Меньше, чем ничто.

— Илрит…

— Твое благо. — Он повернулся к Крокану. — Скажи мне, как я могу использовать его, чтобы остаться с ней. Даруй нам совместную жизнь, в которой наш мир будет в безопасности, а наше будущее надежным.

Старый бог задумчиво смотрит на него. Его щупальца медленно разворачиваются от корней, расслабляясь по мере того, как он погружается в глубину. На мгновение мне кажется, что он уйдет без ответа. Но потом…

— Пойдем с нами, дитя, — наконец говорит Крокан.

— Что? — шепчет Илрит.

— Идем, — приказывает Крокан, вода уже почти скрывает его глаза. Илрит начинает идти к морю.

— Нет. — Я хватаю Илрита за руку. — Я не позволю тебе.

— Это единственный выход. — Он сжимает мои пальцы и храбро улыбается. — Ты делаешь то, что должна, как и я. Мы оба несем слова богов, а для дуэта нужны два голоса.

— Илрит…

— Верь в меня, как я верю в тебя. — Он целует меня, и я целую его в ответ, в последний раз смакуя его вкус и ощущения.

Он уходит вслед за старыми богами под воду, исчезая вместе с щупальцами и сияющим светом, который был Леллией. Мне бы хотелось, чтобы времени было больше. Все произошло так быстро.

Я возвращаюсь к дереву. Один, но полный решимости. Жизнь дерзкая штука. И даже смерть не вечна. Наша песня будет звучать в веках.

Сирены все еще там, стоят на коленях на песке и воют от горя. Не обращая на них внимания, я подхожу к сердцевине Дерева Жизни. К отверстию, где когда-то покоилась Леллиа. Я заползаю в эфир, висящий в стволе, и сворачиваюсь в клубок, располагаясь так же, как она. Закрыв глаза, я начинаю петь песню, которой научился у последних остатков старых богов.

Дерево плотно сомкнулось вокруг меня.

Глава 53

Он одновременно светлый и темный, день и ночь. Ни хорошо, ни плохо. Оба просто… есть. Мир существует в вихре, который вращается в такт моей бесконечной песне.

Но я пою не одна. Есть и другие, кто присоединяется ко мне. Они рассказывают о человеке, принявшем мантию богини. О ее возлюбленном, который спустился в море и больше о нем не слышали.

Есть голоса, которые я знаю. О старых друзьях, давно ушедших. И о новых родственниках, которые остались позади. Мое сердце поет о семье, которая процветает в безопасности в далеком прибрежном городе. А сердце болит за мужчину, который ждет у моей двери рядом с теми, кто не принадлежит к его народу. Некоторые песни прекрасны и искусны. Другие — удручающе нестройны.