Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Нам очень трудно представить себе эту анимистическую повсеместность, повсюдность опасных духов зла. Только заговоры, служившие словесным противоядием против них, в какой-то мере дают нам представление о сущности анимистического мировоззрения. В своей первой книге о язычестве я уделил значительное место заговорам, как последним, дожившим до XX в. отголоскам первобытного анимизма(Рыбаков Б. А. Язычество древних славян, с. 133-142.). На первый взгляд может показаться, что к заговорам там проявлено излишнее внимание, но дело в том, что только подробное перечисление в колдовских заговорах всех мест в природе и в поселке, где могут оказаться злыдни-упыри, приближает нас к пониманию первобытной психологии. Упыри, невидимые навьи, по мнению веривших в них славян, могут напасть на человека везде, всегда и отовсюду:

…во дни и в нощи, на пути,
при реках и берегах, морях и реках,
и езерах, и источниках водных,
при горах и холмах, и песках,
и на распутиях, и водах, и при косогорах,
и дебрях, и лесах, и во болотах,
и при полях, и огородах… истоках и кладезях.
И во всяком построении:
жилом, дворцом и недворном, полевом и степном,
и в храмех божиих, и молитвенных домах,
и при распутий часовенок…
(Виноградов Н. Заговоры, обереги, спасительные молитвы. Живая старина, 1909, вып. 2, с. 48.)

Анимистическая повсеместность рассеянного в природе зла столь велика, что ей не может противостоять даже сила всемогущего христианского бога, который, судя по заговору, записанному в конце XIX в., не мог защитить человека ни в православной церкви, ни в моленной, ни у придорожной часовни.

Однако средневековый русский человек не был совершенно беззащитен в то время, когда по улицам Полоцка помчались на невидимых конях полчища навий-вампиров, наносившие полочанам смертельные удары. Люди попрятались в своих домах. Дом был крепостью, неприступной для навий: "и не смеяху излазити ис хором". Вампиры могли расправиться только с теми любопытными, которые покидали свою крепость, "вылезали ис хоромины". Полоцкий эпизод 1092 г. был, по всей вероятности, отражением какой-то общерусской эпидемии (вспомним 7000 умерших киевлян), а для нас он интересен как показатель преломления реальных явлений (действия бактерий, бацилл, вирусов) в сознании простых людей XI в.; они отнесли смерть сограждан, вылезавших из своих хоромин, за счет упырей-навий. Чем же были защищены хоромы от повсеместно разлитого "на злых ветрах" губительного начала? Это прежде всего доброжелательные языческие символы, размещенные на самых уязвимых участках жилища и двора: изображения солнца, "громовые знаки", фигура богини на вершине строения, конские головы в качестве "кнеса", подковы у дверей и т. п. Обратим внимание на то, что и в архитектуре и в одежде был последовательно проведен один и тот же принцип размещения заклинательного орнамента орнаментировались все проемы, все отверстия, через которые всевозможные злыдни могли проникнуть к человеку. В одежде магическим охранительным узором покрывались: ворот, обшлага рубахи, подол, разрезы на рубахе или сарафане. Сама ткань считалась непроницаемой для духов зла, так как в её изготовлении участвовали предметы, изобильно снабженные магическим орнаментом (трепало, прялка, ткацкий стан). Важно было защитить те места, где кончалась заколдованная ткань одежды и начиналось тело человека.

То же самое мы видим и в народной архитектуре: декоративные (а в свое время магически-заклинательные по своему смыслу) элементы располагаются на воротах, вокруг окон, у застрехи; то или иное священное изображение (конь, оленья голова с рогами, богиня и птицы, солнце) увенчивало наивысшую точку дома щипец крыши. Сумма подобных оберегов, постоянно присутствующих на всех уязвимых участках дома, и превращала каждую "хоромину" в недоступное для навий убежище всех членов семьи. Внутри дома (на случай проникновения злыдней) все обиходные предметы тоже были покрыты, как увидим ниже, охраняющими знаками, облегчавшими одоление зла внутри убежища.

Заклинательные действия начинались уже при постройке дома, при выборе места под будущее жилье. По сведениям этнографа В. В. Богданова, белорусы в середине XIX в. освящали выбранную для усадьбы площадку таким образом: на всем предполагаемом месте усадьбы чертился на земле большой квадрат; его делили крестообразной фигурой на четыре части. Затем глава семьи отправлялся "во все четыре стороны" и приносил из четырех полей четыре камня, которые укладывались в центрах малых квадратов. В результате на месте будущей усадьбы появлялась та идеограмма плодородия, которая известна нам начиная со времен энеолита и вплоть до русских подвенечных вышивок начала XX в. 12(Рыбаков Б. А. Язычество древних славян, с. 4252.)

Этнографы зафиксировали множество магических обрядов и поверий, связанных с постройкой дома. Для строительства избы выбирались в лесу особые деревья, не относящиеся к разряду "буйных" или "стоеросовых". Закладку строения следовало начинать, "когда наполняется месяц", т. е. после новолуния.(Бломквист Е, Э. Крестьянские постройки русских, украинцев и белорусов. В кн.: Восточнославянский этнографический сборник. М., 1956. Раздел: "Обряды при постройке дома", с. 131-134. В 1983 г. вышла книга А. К. Байбурина "Жилище в обрядах и представлениях восточных славян" (Л., 1983). Здесь кое-что добавлено по сравнению с работой Е. Э. Вломквист, но автор совершенно не коснулся орнаментики дома, хотя она, как увидим далее, очень широко раскрывает "представления восточных славян".)

Под углы первого венца бревен клали с магической целью: клочок шерсти, горсть зерна, ладан, воск. Археологические материалы свидетельствуют о том, что иногда под угол дома укладывали конскую голову. Возможно, что с этим древним обычаем связана русская сказка о девочке-семилетке, сиротке, обращавшейся за советом к "кобыльей голове". Впрочем, этот сюжет мог возникнуть и под влиянием веры в волшебную силу "коника" (от слова "кон" - "начало", "основа"), священного печного столба, которому нередко по созвучию с названием лошади придавалась форма конской головы.(Рыбаков Б. А. Язычество древних славян, рис. на с. 35.)

Во все время сооружения бревенчатого сруба внутри него должно было находиться молодое деревцо с иконкой на нем. Когда воздвигали стропила, то деревцо укрепляли на щипце кровли, на месте будущего конька.

Особыми обрядовыми действиями сопровождалось укрепление матицы (сволока), на которую настилался потолок ("стель"): к ней привязывали вывороченный мехом наружу полушубок (отголосок культа медведя?) и каравай хлеба, пирог или горшок с кашей. В это же время с верхнего венца сруба со всякими добрыми пожеланиями разбрасывали хлебные зерна и хмель.(Бломквист Е. Э. Крестьянские постройки…, с. 132.) На матице нередко вырезали "громовой знак" колесо Юпитера-Рода с шестью спицами.(Рыбаков Б. А. Язычество древних славян, рис. на с. 455.)

После завершения постройки устраивался пир; если же изба строилась "толокой", т. е. с помощью родичей и соседей, то участников торжественно кормили после каждого этапа строительства. В новый дом "первым входил хозяин с квашней и иконой в руках, за ним - хозяйка с курицей, дальше шла молодежь".(Бломквист Е. Э. Крестьянские постройки…, с. 133.) Вселение семьи в новопостроенную избу сопровождалось обрядом перенесения огня из старого жилья и переселения домового из старого подпечья в новое. Домового зазывали и приглашали: "Домовой, домовой! Пойдем со мной!" Или же хозяин, стоя в воротах и кланяясь на три стороны, возглашал: "Батюшка домовой и матушка домовая, батюшка дворовой и матушка дворовая со всем семейством, пойдемте к нам на новое жилище с нами жить!" Домового переносили в горшке с жаром из старой печи на хлебной лопате.(Бломквист Е. Э. Крестьянские постройки…, с. 134.)

135
{"b":"92858","o":1}