– Лучники, зелье! – отдал я очередной приказ, и каждый из них, быстро откупорив заветный деревянный пузырёк, опрокинул его содержимое в рот, вызвав в себе волну жара. Зелье, быстро разлившись по организмам воинов, увеличило их ловкость, быстроту и точность. И через пару минут это уже были не люди, а роботы, что точно и безошибочно отправляли в цель одну стрелу за другой.

Зелье действовало быстро, в то же время очень недолго, а потому принимать его раньше времени категорически не следовало, но и выбрать нужный момент тоже оказалось непростой задачей. Получилось средне, и ливень стрел от горстки моих лучников затмил гораздо более многочисленные выстрелы кочевников.

Пучки стрел быстро заканчивались, и их тут же подносили мальчишки. Наконечники с ядом же улетели самыми первыми, да и они не у всех стрел оказались хорошие. Мало их у нас в запасе, и взять пока негде.

Вновь резко взревели трубы, кто-то испугался и рухнул под копыта верблюдов, несколько всадников споткнулись о трупы и, в свою очередь, рухнули под ноги другим. Упавшие верблюды истошно орали, смешно разбрасывая в стороны ноги и сбивая всё новых всадников или заставляя лавину обтекать их с двух сторон. Но это маленькое происшествие не внесло большую сумятицу в ряды атакующих, и они продолжали нестись на копейщиков. Слишком их много оказалось.

Резкий звук боевых труб гулким эхом отдался в ушах всех стоящих рядом, даже меня невольно передёрнуло от этого рёва. Думаю, что и атакующим этот звук не добавил энтузиазма, но, набрав ускорение, они не пожелали повернуть назад и, спустя пару десятков секунд, с хрустом врубились в наши ряды, разом сметя первую линию копейщиков и практически продавив собой вторую.

Хруст ломающихся копий, крики животных и людей, а также дикий вой труб слились воедино и, поднявшись вверх, заставили замереть окрестности саванны. Кажется, даже мировой океан, что шумел прибоем в паре километров отсюда, затих на мгновение, испугавшись дикого стона, пронёсшегося в воздухе.

Резко запахло свежей кровью, ржавым железом, навозом и чем-то таким неприятно знакомым, который всегда появляется в минуты страшных потрясений и огромной беды. Это ветер донёс запах битвы, смерти, страха и мучений. Донёс и сразу исчез. Сознание довольно быстро переключилось на внутренний мир, что только и мог сохранить человеческую психику.

В таком состоянии некоторые паникуют и начинают бежать без оглядки, бросая оружие, снимая с себя всё лишнее, не помня ничего, повинуясь животному чувству страха. Другие, наоборот, застывают, словно увидели перед собой саму смерть в её земном воплощении, и принимают её такой, какая она и есть, погибая на месте. В такой ситуации могут выжить только те, кто в состоянии подавить свои животные инстинкты силой разума и сражаться, не обращая внимания ни на что вокруг. Только он и враг, что перед ним.

Подавив панику, мозг принялся лихорадочно работать, оценивая и переоценивая ситуацию, выискивая ошибки и принимаясь перепроверять заранее принятые решения. Что же, план «А» не получился и теперь стоит перейти к плану «Б». Каждый из копейщиков успел перед повторной атакой принять зелье (им я дал зелье стойкости и силы), иначе мои жалкие два ряда просто не смогли бы удержать атакующий порыв огромной массы всадников и погибли под их копытами. А с зельем у них появился шанс, и теперь они бились с помощью мечей и обрубков копий, но так долго продолжаться не могло.

– Берсерк! – проорал я приказ, и по этой команде все, кто меня слышал, приняли нужное зелье.

Все – это мечники и мой резервный отряд. Тянуть дальше не имело смысла. Я уже видел в задних рядах главного вождя кочевников, что восседал на самом породистом верблюде, но далеко позади своих людей и в окружении отборного отряда телохранителей.

Мои люди выпили этот медленный и очень опасный яд-энергетик, и через несколько секунд превратились в машину смерти. Битва закипела с удвоенный силой, а вскоре строй моих копейщиков окончательно распался и каждый воин стал сражаться со своим персональным врагом или врагами.

Повернув верблюда, я поскакал в сторону отряда отборных всадников, с ними вместе я и брошусь в атаку. Битва переходила в свою решающую фазу. Та куча-мала, в которую превратилось сражение, меня полностью устраивала. Сейчас я разменивал одного своего воина на десяток, а то и больше врагов, но главная цель – не они, а их вождь, и мне нужно настичь его и убить, и тогда эта битва будет выиграна. Но до этого ещё далеко.

На нас напали не менее тысячи всадников, и они победят, если я не смогу уничтожить их вождя. Стреляя на ходу из лука, я прорвался к своим бойцам и, отдав им приказ, поскакал вперёд, туда, где виднелся Име-Маку, а за мной последовал и отряд отборных воинов.

А пока мы готовились атаковать, оставшийся резерв, выпив зелье берсерка, бросился в атаку, придя на помощь тем, кто бился в основном сражении, ползая под брюхом атакующих верблюдов или, наоборот, сражался, поскальзываясь в крови и прыгая по телам людей и животных.

Мой отряд острым клином потянулся в сторону, где находился Име-Маку. Тут же, нам наперерез бросились несколько десятков всадников, но вступив с ними в стрелковую дуэль, мы быстро заставили их отступить, а те стрелки, что стояли в стороне и выпускали редкие стрелы по сражающимся, и вовсе отступили назад, открыв нам свободный путь к своему вождю.

Ветер свистел у меня в ушах, в тон ему шумела кровь, я чувствовал, как она течёт по моим жилам, как стучит в висках, грозя вырваться наружу, но шлем не давал ей это сделать. Надёжно укрывал и защищал.

Доспехи сидели на мне, как влитые, а я так же, вжавшись, сидел на верблюде. Само по себе это животное мне не очень нравилось. Почему? Да по той самой причине, что я родился и вырос там, где ценились лошади, а не верблюды. И вообще, верблюды и ослы у нас являются синонимами тупости. А вот в той же Испании – осёл – это символ трудолюбия, ну, а в Африке верблюд – это кормилец.

Как говорится, у каждого свои предпочтения, тем не менее, сейчас я уверенно держал поводья, направляя своего скакуна в сторону Име-Маку. Этот вождь уже заприметил меня и, указывая в мою сторону рукой, что-то говорил своим телохранителям. Ну, пусть говорят, я сейчас сам до них доберусь.

Наша небольшая группа, выстроившись клином, как я их учил, продолжала свой бег. Времени на то, чтобы преградить нам путь основными силами, уже не оставалось, и Име-Маку отправил к нам своих телохранителей, сам оставаясь на месте с десятком приближённых.

Приблизившись на расстояние выстрела, я достал лук и стал натягивать тетиву, то же самое делали и остальные, засыпая стрелами наших противников. Стрельба продолжалась недолго. Дистанция между нами быстро сокращалась и, убрав лук в колчан, я схватился за дротик. Широко размахнувшись, швырнул его в одного из всадников и, зафиксировав попадание, схватился за щит, чтобы прикрыться.

Любой бой скоротечен, это сражающимся кажется, что в кавалерийской атаке время замедляется, а на самом деле всё укладывается в пару десятков минут. Щит плотно лёг мне в левую руку и тут же содрогнулся от попадания двух стрел, а чуть позже – от дротика, похожего на мой.

Перехватив удобнее копьё правой рукой, я пригнулся и направил своего верблюда на ближайшего всадника. Встречный удар и, оставив копьё в теле незадачливого телохранителя, я поскакал дальше, доставая на ходу железный хопеш.

Удар, удар, удар, карусель смерти закрутила меня в своём водовороте. Разные лица, спокойные или испуганные, искажённые яростью или с гримасой страха. Сильные и не очень, ловкие и увёртливые – все они мелькали передо мной в страшном калейдоскопе безумной атаки.

Телохранителей оказалось около пятидесяти человек на моих двадцать, но мы врубились в них, как стадо кабанов в чахлую лесопосадку, снося и сваливая всех слабых и неумелых. Мой отряд тоже стал нести потери, но продолжал движение вперёд, буквально сметая всех, преграждающих путь. Прорвавшись сквозь строй телохранителей, я помчался дальше, постоянно подгоняя верблюда, которому тоже уже досталось немало порезов от стрел.