Какой бы ни была подоплека принятого ею верного решения, Маргарет на какое-то время осталась в глазах публики романтической героиней. Однако главная опасность сияния славы в том, что оно рано или поздно гаснет. После расторжения брака со светским фотографом лордом Сноудоном пресса навесила на Маргарет ярлык избалованной придворной дивы, которая слишком много пьет и отпускает оскорбительные замечания. Интрижка с Родди Ллевеллином (он вполне мог бы сойти за младшего брата-близнеца Сноудона) на Карибском острове Мюстик стала достоянием общественности, и истории о Маргарет начали напоминать назойливо повторяющийся в журнале безвкусный рекламный разворот. Пресса всегда рассматривала Родди как мальчика-игрушку, не отдавая должного тому, кем он стал для принцессы на самом деле; а ведь этот очаровательный баронет и специалист по садовому дизайну сумел отнестись к Маргарет с добротой, которой ей так не хватало.

Пускай Маргарет и жила как на подмостках, она ни разу не проявила неуважения к суверенитету сестры как главы государства. Ее бунт не нанес никакого ущерба непререкаемому авторитету Короны. Самим отказом от первой любви принцесса наглядно продемонстрировала обществу: она в полной мере понимает, что долг для членов королевской семьи всегда будет превыше чувств. Маргарет совершенно искренне возмущали любые нападки на Елизавету. Все конфузы ее личной жизни были порождены порывами сердца и выпали на те времена, когда социальные нормы общества, не скованного правилами придворной жизни, стремительно менялись. Какой бы громкой ни была сенсация, Маргарет никогда бы публично не призналась, что несчастна, как это позже сделала Диана. Таинство монархии охраняла привычная максима: «Никогда не жалуйся и никогда не объясняй».

Появление Дианы стало испытанием для королевской семьи потому, что она куда лучше Маргарет понимала суть изменений в медиа и знала, как превратить СМИ в смертоносное оружие. В том, как освещались безумные похождения сестры Елизаветы, еще чувствовалась былая сдержанность; к тому времени, как на сцену вышла Диана, сдержанность давно отступила под напором рынка.

Все публичные выступления Дианы словно предвосхищали веяния времени. Ее сенсационное интервью с Мартином Баширом, которое состоялось в ноябре 1995 года, стало не менее откровенным, чем знаменитые признания на шоу Опры. Позднее выяснилось, что Башир успешно манипулировал страхами Дианы. Ее брату, Чарльзу Спенсеру, он предоставил поддельные документы, согласно которым ближайшие друзья якобы подставили ее перед дворцом. Конечно же, это разожгло в ней желание говорить напрямую. Так ложь помогла Баширу взять интервью, которое стало самым громким в истории телевидения XX века.

Впрочем, Диане и самой не чужда была тактика уловок. Немало хитрости потребовалось, чтобы помочь съемочной группе проникнуть в Кенсингтонский дворец в воскресенье, когда у слуг был выходной. Оборудование доставили под видом новой музыкальной системы. Принцесса нанесла макияж – ярко подвела глаза, подчеркнула бледность кожи – и огорошила Королеву прямым вызовом ее авторитету. «Я хотела бы стать королевой людских сердец». (Какая дерзость!) «Принц Уэльский разошелся со мной». (Точный удар!) «Я стала проблемой. Точка. Такого никогда раньше не случалось, и они думали: "Что нам теперь с ней делать?.. Она не уйдет по-хорошему"». (Угроза!) В тот день прозвучала фраза, которая навсегда останется в истории: «В этом браке нас было трое». (Он изменял. Мне.)

Принято считать, что к интервью с Баширом Диана позднее начала относиться как к роковой ошибке. Она бы точно пожалела, что дала его, если бы узнала о нечестности журналиста. Однако при этом Диана ясно дала понять: она сказала перед камерой ровно то, что хотела сказать. В беседе со мной Гулу Лалвани, британский предприниматель, уроженец Пакистана, который некоторое время встречался с Дианой в последний год ее жизни, отметил: «Она была довольна [интервью]. И никогда не отзывалась плохо о Мартине Башире. Она поняла, что оно помогло ей добиться цели». Он говорил про июль 1997 года. И Диана была права. Ее цель заключалась в том, чтобы предстать в роли женщины, которую предали, и сделать это нужно было до неизбежного развода с Чарльзом. Опрос общественного мнения, проведенный после интервью, показал, что 92 % зрителей встали на сторону принцессы. Публика была у нее в руках.

После развода Чарльз сосредоточился на кампании, призванной улучшить его образ в глазах людей. Для ускорения этого процесса принц в 1996 году нанял Марка Болланда, тридцатилетнего специалиста по связям с общественностью, у которого уже были налажены контакты с таблоидами, поскольку раньше он работал в Комиссии по жалобам на прессу. Хитрый и умный, Болланд сделал карьеру благодаря способностям и умело компенсировал неаристократическое происхождение манерами. Он активно поддерживал Камиллу. В качестве кандидата на должность его предложил Чарльзу ее бывший адвокат, занимавшийся бракоразводным процессом. Уильям и Гарри прозвали Болланда Черной Гадюкой, намекая на его убийственное умение манипулировать фактами так, чтобы в выигрыше всегда оказывался только один человек: принц Уэльский. От любого, кто работал на Чарльза и при этом не любил Камиллу, избавлялись очень быстро.

В жизни принца постепенно обозначились две главные проблемы, решением которых он стал буквально одержим. Во-первых, ему нужно было вернуть расположение британской общественности, возлагавшей на него вину за дурное обращение с Дианой. Во-вторых, приходилось завоевывать расположение публики к Камилле, любви всей его жизни. Он отчаянно пытался помочь ей выйти из тени, но народ воспринимал ее только через призму интервью Дианы. В нем принцесса сравнила Камиллу с ротвейлером, вцепившимся в Чарльза и омрачавшим жизнь его наивной двадцатилетней супруги, пока та не поняла наконец горькую правду о том, к кому на самом деле лежало его сердце.

В чьих-то глазах Чарльз мог бы заработать очки за то, что вступил в средний возраст в обществе женщины, которая никак не могла считаться «женой напоказ». Камилла противилась всяческим подтяжкам и уколам ботокса. Она не стеснялась «деревенского» телосложения и морщинок вокруг глаз. Даже прическу носила одну и ту же, никаких неожиданностей: вечная укладка в духе семидесятых с прядями, подкрученными от лица. Похоже, ее преступление состояло только в том, что она не соответствовала сексистскому образу любовницы, который насаждали журналы. Таблоиды тем временем упражнялись в остроумии, придумывая все новые оскорбления: «старая перечница», «старая калоша», «сморщенная, как чернослив», «лицо, будто топором вырубленное», «лошадиное лицо», «толстуха», «доходяга», «потрепанная», «ведьма», «вампирша», «замухрышка» (это запоминающееся определение использовала Эллисон Пирсон в статье для The New Yorker в 1997 году). В лучшем случае в честь Камиллы называли ресторанные блюда: в Сент-Джеймсе Green's Restaurant and Oyster Bar добавил в меню «Копченую треску Паркер-Боулз». Камилла отнеслась к этому спокойно, а Чарльз – нет. Видимо, он хотел, чтобы в честь его возлюбленной назвали как минимум кеджери[7].

Чарльз Болланд занимался в основном тем, что обхаживал и умасливал газету Daily Mail, которая под руководством Дэвида Инглиша стала самым влиятельным таблоидом Британии. Инглиш однажды сказал Болланду: «Тебе нужно донести до принца Уэльского, что мы никогда не выступали против него – мы выступали за Диану… Это чисто деловой подход. Диана повышает нам продажи. А Чарльз – нет. Если он сделает то, что хорошо продается, мы его поддержим». Чарльз, мрачный даже в лучшие времена, счел это известие особенно удручающим. Он только и делал, что бесконечно договаривался с редакторами газет, пытаясь продать им себя повыгоднее и получить их расположение, – так ему казалось. Болланду он ответил следующее: «Я занимался этим, когда был моложе, и что теперь? Они все равно верят обвинениям Дианы».