Проводница проводила меня в купе, где сидела Роза. Она явно обрадовалась, что пришла.

– Хорошо, что ты не сбежала!

Я села напротив нее.

– Женек ошибся.

– Ошибся?

– Ну да. Мама сказала, что на границе линий есть только заводы, где делают мясо.

– Вот это да!!! А я не знала. Бедняжки. Хорошо, что твоя мама тебя предупредила.

– А что? Женек все-таки сбежал?

– Ну да! Женек, Тимур, Артур, Виолетта и Дарина. Их родители сообщили о побеге. Тридцать минут назад тут такое творилось… Все бегали, кричали, выясняли… Короче, они в розыске.

Я понимала, что если мама сказала правду, то их найдут и накажут, но в тот момент мне стало жалко, что я не пошла с ними. Вдруг мама все-таки соврала и у них все получится? Тогда я лоханулась и буду страдать зря!

– Вот я дура! Надо было тоже…

– Ты не дура! Я слышала, что на заводы очень строго отбирают сотрудников и никаким посторонним нельзя даже близко подходить! Их по любому вернут.

Я не хотела спорить и промолчала. Теперь я стала думать о том, что попробую сбежать из Первой Линии, но Розе ничего не сказала. Она все равно была бы против.

Поезд тронулся и у меня сильно застучало сердце.

Это все? Я уезжаю отсюда на целую жизнь? Может все-таки надо было попрощаться с родителями или хотя бы посмотреть на них напоследок?

Я вдруг поняла, что не могу вдохнуть, меня скукожило и затрясло. Роза в панике понеслась за проводницей и мне налили мятный чай. Потом я успокоилась. Оказалось, что такое часто происходит с теми, кто впервые едет на Первую Линию.

Через какое-то время проводница снова вернулась и принесла нам два комплекта одежды в пакетах. Она сказала, что в 6:00 нам необходимо быть в форме, сидеть с ровной спиной с двух сторон от стола и ждать инструктора, которого нужно встречать с улыбкой и приветствием.

Мне хотелось послать эту проводницу куда подальше. Какой еще инструктор в шесть утра?

Роза, конечно же, спросила зачем вставать так рано, ведь нам говорили, что мы приедем в 10:00. На что ей ответили, что это правило.

Как же тупо… Что мы четыре часа будем делать? Не будет же инструктаж идти все это время? Дурацкая Первая Линия!

Когда мы остались одни, Роза сразу же развернула свой комплект одежды. Там была белая блузка и серая юбка, примерно до колен. Выглядело кошмарно. Чтобы отвлечься я хотела позалипать на видео, пока у меня еще был смартфон, но сети уже не работали… А мы ведь даже еще не выехали из территории Второй Линии!

Опять полились слезы.

Путь казался долгим. Мы с Розой то раздумывали о том, какие способы связи есть на Первой Линии, то злились на весь мир, то пытались смириться. Иногда к нам заходили девчонки из других купе, и мы делали тоже самое вместе с ними. Оказалось, что вагоны делятся на женские и мужские. Девушки и парни ехали раздельно.

Я не знаю во сколько я заснула, но мой сон длился не долго. Нас разбудил крик девчонки из первого купе. Мы находились в третьем, но казалось, что она кричит прямо за стеной. Я быстро вскочила. Мы с Розой в страхе смотрели друг на друга, пока та несчастная извинялась и просила прекратить.

– Что там происходит? – Наконец-то выдавила из себя Роза.

Она хотела посмотреть, но дверь оказалась заперта

Вопли прекратились, а через минуту закричал уже другой голос. Я сидела в углу, зажав в руках одеяло, Роза металась по купе и делала предположения, что происходит и вдруг резко остановилась у стола, смотря на смартфон.

– Уже десять минут седьмого!!! Давай вставай, надо одеваться. Помнишь нам говорили, что надо быть одетыми и сидеть за столом?

– Жесть! Жесть! Жесть! Жесть! – У меня стали сдавать нервы, я очень испугалась и не понимала, что делать.

Роза быстро начала одевать свой комплект одежды.

Еще несколько минут я тряслась со своим одеялом и смотрела, как Роза одевается в эти убогие вещи и убирает постель.

– Чего ты сидишь? Быстрее! – Роза почти кричала на меня. Потом она вырвала из моих рук одеяло и начала его свертывать.

Я, наконец-то, пришла в себя, схватила свой комплект и начала натягивать юбку. Пока я одевалась, Роза собрала мою постель и засунула на верхнюю полку. Мы быстро сели за стол и не дышали. Оставалось только ждать.

Было слышно, как открывается дверь второго купе. Потом прошло минут пятнадцать, но криков больше не было. Мы все это время сидели, не двигаясь, и не разговаривали.

Начала открываться наша дверь и я снова услышала, как стучит мое сердце.

Зашла высокая женщина в строгом бордовом костюме. У нее в руках был какой-то большой журнал с твердой обложкой. Она попросила кого-то подождать за дверью и закрыла ее.

– Доброе утро.

После того, как она поздоровалась, мы ответили ей тем же.

– Молодцы! Прилежно выглядите! – Похвалила она, потом обратилась к Розе – Но здороваться нужно с улыбкой, чтобы было понятно, что вы искренне желаете человеку добра. И сидеть надо прямо, как твоя соседка. Это правило.

Я была в шоке. Сколько себя помню, я всегда сутулилась, мне даже родители делали замечания, а тут я, и правда, сидела с прямой спиной. А улыбка? Почему я улыбнулась? Как я это запомнила? При чем все получилось само собой, и я вдруг почувствовала, что такое, как будто, уже было.

Эта женщина забрала наши смартфоны и рассказала, что мы обе отправимся под опеку потомков наших родителей. Еще она объяснила, как надо выходить из поезда. Строем. По очереди.

У опекунов были номера, под которыми выходят их подопечные и пока не заберут одного, другой не должен ступать на перрон.

Я шла перед Розой и пока ждала своей очереди выхода на перрон, мне захотелось с ней попрощаться, ведь мы не знали, как долго не увидимся. Но как только я повернула голову, проводница хлестнула меня плеткой по руке. Так больно мне еще никогда не было. Я взвизгнула и стала тереть руку. Она сказала, что, при выходе из поезда, можно смотреть только вперед и добавила, чтобы я опустила руки, иначе она ударит и по второй.

Я прикусила губу, опустила руки и пошла вперед. Я понимала, что у меня по щекам текут слезы, но боялась их вытереть, вдруг это тоже запрещено…

Теперь стало понятно почему кричали девочки из первого купе, они проспали или просто не успели одеться и их побили за это.

Неужели здесь за все нарушения получаешь плетью? Чего еще тут нельзя делать? И разве можно к такому привыкнуть?

Проводница дала знак, что мне пора выходить. На перроне стояла женщина лет тридцати пяти в темно-синем костюме. Это была Анна, моя опекунша. Она улыбнулась и поприветствовала меня. Я сделала тоже самое в ответ. На свое удивление я сразу же поблагодарила ее за то, что она решила меня приютить, не знаю почему, но слова сами вырвались, как будто я их отрепетировала. Это было странно, обычно я теряюсь и не могу выдавить ни слова, а тут…

Я пошла вслед за ней. Выйдя с вокзала, я увидела множество серых машин, одна из них подъехала к нам, и мы сели на заднее сидение. Я не знала можно ли мне говорить или меня опять отлупят, поэтому старалась молчать и сидеть ровно.

Неожиданно Анна она спросила.

– Как доехала?

– Э…у…Хорошо. – я опять начала тормозить.

Было очень страшно ответить неправильно. Так и получилось. Я забыла сказать “спасибо” за то, что она интересуется моим самочувствием и водитель сразу же сделал мне замечание. Я ответила, что поняла и извинилась. И опять не сказала “спасибо”. И снова водитель сделал мне замечание. И добавил, что мне будет тяжело с такими манерами…

Зачем этот тупица вообще влез? Разве это его дело?

Я начала паниковать, но моя опекунша ответила ему за меня. Она сказала, что в первый день так у всех и что я скоро привыкну. А потом поблагодарила его за заботу.

Мне казалось, это бредовой игрой. Что за идиотизм – говорить “спасибо” за каждое слово.

Может мне еще этой придурошной проводнице надо было сказать “спасибо” за то, что она меня ударила?

Всю остальную дорогу мы ехали молча. Я начала рассматривать улицы. Везде были только спальные районы с одинаковыми домами и какие-то непонятные магазины. Ни многоэтажек, ни ресторанов я не заметила, хотя ехали долго.