– Беги! – крикнул ей он. Но Наташа не послушалась. Как она могла бросить своего героя?

– Помогите! Убивают! – истошно завопила она, после чего кинулась на подмогу Ромке.

Им повезло, на аллейке показался охранник парка и начал дуть в свисток. Зубило с корешем тут же вскочили и, прихрамывая, побежали к ближайшему из выходов. А Ромка смог только разогнуться после удара под дых. Пока на адреналине был, боли не чувствовал, махал руками и ногами, как ниндзя (это со слов Наташи), и готов был одолеть еще парочку врагов.

– Парень, ты как? – спросил у него охранник.

– Нормально, – выдохнул он. «Жаль только джинсы», – про себя добавил он. Как умудрился порвать их, неясно.

– Ментов вызывать будем?

Ромка покачал головой.

– Как не будем? – вскричала Наташа. – Зубило на тебя с ножом кинулся. Вон джинсы порвал…

– Это я сам, за ветку зацепился. – Эту реплику он адресовал охраннику.

– Как скажешь, парень. – Мужик все понимал. – Но если тебе умыться надо, пойдем в будку, у меня там туалет.

Только тогда Ромка понял, что он весь в крови. Ему разбили нос и губу. Не новая, но лучшая футболка вся была ею залита. Решил от помощи не отказываться, застирать одежду и умыться.

Через полчаса ребята садились в метро. Ромка отправился провожать девушку до дома, не слушая ее протестов.

– У тебя нос распух, – причитала она. – На губе синяк. Может, сотрясение! Тебе отлеживаться надо.

– Я не впервые дерусь, и сегодня я легко отделался. Нос, губа – это ерунда. Удары по касательной.

– А нож?

– Повредил только мои штаны. Я, кстати, его и не заметил…

– Заметил, – возразила Наташа. – И пнул Зубилу по руке.

– Не помню.

– Я и говорю – сотрясение!

Он умоляюще на нее посмотрел. Над ним даже мать не особо тряслась, он не привык к этому. Что, как ему казалось, было плюсом. Нельзя размякать и давать себя жалеть. Ни себе, ни другим!

– Раньше ты тоже из-за девочек дрался? – спросила Наташа.

– С чего ты взяла?

– Ответь.

– Нет, конечно!

– Конечно? – Ее глаза стали лукавыми. – То есть я первая?

Ромка молчал как партизан. Он на провокации не поддается!

Может, ему еще Наташеньке в любви признаться? Не дождется!

Или она просто над ним смеется? Издевается? Играет с ним?

– Спасибо, Рома, что заступился, – услышал он ее голос и тут же отбросил все глупости, что пришли в голову.

До дома Наташеньки добрались быстро. Или им только так показалось? От метро «Московская» шли пешком, а это прилично. Жила она тогда вместе с родителями и сестрой в той самой коммуналке на Рождественской. Вместе с бабушкой их было пять человек. Только через год семья Наташи смогла переехать в отдельную квартиру. Тоже тесную, двухкомнатную малогабаритку, но в ней хотя бы дети и родители могли разойтись по разным комнатам.

Расставаться не хотелось. Но нос Ромки еще больше распух, и стало трудно дышать.

– Езжай домой, встретимся завтра.

– Хорошо, – кивал он головой, но оставался рядом с Наташенькой.

– Позвонишь мне, как доберешься?

– Обязательно. И завтра утром. А днем я приеду, и мы пойдем гулять по набережной.

На том в итоге и распрощались. Но Ромка обещание не сдержал, когда он вернулся в свой район, на него напали. Скорее всего, Зубило с дружками, но это только догадки. Отбил Ромку сосед, старый ханыга, державший в девяностые весь Автозавод. Но серьезная ходка, тубик, синька, а главное, предательство корешей сломили некогда авторитетного мужика. Он просто доживал свой век, ни с кем не общаясь. Но за Ромку вступился. Поэтому после того, как тот вышел из больницы, никто больше к нему не цеплялся.

… А Наташа тем временем уехала с семьей на юг.

Об этом Ромка узнал от очкастого паренька с узкими плечами, брюшком и невероятными волосами: рыжевато-русыми, волнистыми, собранными в хвост на макушке. На Мончаге за такую прическу пацану прилетело бы тут же. Да и в центре за нее можно было отхватить, стоило только свернуть с туристических улиц во дворы.

– Фигасе у тебя прича, – не сдержался Ромка. У него рука была загипсована, а бровь зашита, но он уже отлично себя чувствовал.

– Что, прости? А, ты о волосах! Я, может, мню себя Самсоном… – И усмехнулся надменно. – Но где тебе знать, кто это?

– Герой мифологии. Его сила заключалась в кудрях.

– О, начитанный гопник. Надо же.

– Нарываешься? – Почему-то «Самсон» не вызывал в Ромке раздражения. – Хочешь без волос остаться? Могу устроить.

Он шутил, но парень этого не понимал. И все равно продолжал хамить:

– Рука не отсохнет? Смотрю, одна уже недееспособна. Кого-то до меня стричь намеревался?

Ромка замахнулся ею. Бить парня он не собирался. Даже пугать. Он скорее шутил. Но тот вдруг сжался весь, поник. Плечи дрогнули. Он как будто хотел защититься, но не смог…

– Да я прикалываюсь, ты чего? – Ромке стало за себя стыдно. – Подружиться хотел, а ты на меня бочку катишь. Как тебя зовут?

– Генрих.

– Опять выдумываешь?

– Нет, меня на самом деле так зовут, – устало выдохнул парень.

– А фамилия какая? Корнелиус?

– Розенберг. Мой дед был пленным немцем, строил в Нижнем, тогда еще Горьком, заводские цеха «Красного Сормова». – Он почесал макушку. – А кто такой Генрих Корнелиус?

– Великий оккультист и богослов прошлого, – уел того Ромка. – Он же Агриппа. – И без перехода: – А ты Наташе кем приходишься?

– Другом.

– Или соседом?

– Одно другого не исключает. Живем мы в одной коммуналке, но нас там четыре семьи. В каждой есть дети, однако дружит Наташа именно со мной.

– И куда она уехала?

– Я же тебе сказал, на море.

– А конкретнее?

– В Абхазию. Их семья в Гагру каждый год ездит. Там живет мать дяди Миши…

– А дядя Миша…

– Папа Наташи.

– Михайловна она, значит. И когда Михайловна вернется?

– Я не знаю точно. Но максимум через десять дней, ведь учебный год начинается.

– Она в какой класс идет?

– В девятый.

– Как и я.

– А я, к сожалению, уже в одиннадцатый.

– Ты не слишком мал для выпускного?

– Пошел в школу в шесть и перескочил через класс.

– Умник?

– Бери выше – гений.

– Ты серьезно сейчас?

– Мои родители так считают. Серьезно! И я с ними не спорю. – Генрих снял очки, чтобы протереть их, лицо сразу стало растерянным, очень детским. – У меня фотографическая память. Написать контрольную или диктант для меня раз плюнуть. Готовлюсь к этому пять – десять минут. Я сдам ЕГЭ в следующем году и смогу поступить куда угодно… Только я не знаю, куда мне угодно!

– А ты завали экзамен. Даже не так, перестань хорошо учиться. – «А я начну», – продолжил про себя Рома. – Пусть тебя на второй год оставят! Может, за это время решишь, кем хочешь стать.

– Родители расстроятся. Они привыкли к тому, что их сын гений.

Он собирался развивать эту мысль, но Ромчик ему не дал:

– Наташа ничего тебе обо мне не рассказывала? Как другу?

– Нет. Но я знаю, что она ждала от какого-то парня звонка. День, два, пять… На море уезжала измученная, с красными глазами! – Генрих сердито посмотрел на Ромчика. – Почему ты не звонил? Ведь это ты дал Наташе обещание? – Тот понуро кивнул. – Кинул ее, получается. А как же ваш дворовый девиз: «Пацан сказал – пацан сделал»?

– Я не смог позвонить. – И ткнул пальцем здоровой руки в гипс.

– Ее оторвало? Пришивали? Нет, просто сломана. Даже так можно было потыкать в кнопочки…

– Я в реанимации четверо суток провел. Ко мне даже мать не пускали! Когда перевели в общую палату, сразу попросил телефон. Не принесли, потому что он стационарный, а свой сотовый никто не одолжил. Смог добраться до аппарата только на шестой день, но трубку никто не взял.

– Бабка вместе с ними укатила.

– Я думал, в коммуналке один телефон на всех.

– Когда-то так и было. Сейчас у каждой семьи свой. Но, как я думаю, скоро все начнут от них отказываться, поскольку сотовые телефоны становятся все доступнее…