– Слышишь что-нибудь?

– Нет, ничего, – выдохнул Ваня, – а что?

И услышал.

Весь дворец словно превратился в огромный колокол: стены, окна, двери, колонны – шумело, звенело и стучало. Яркий белый свет залил все кругом. Веста, воя, металась по каким-то коридорам и переходам, натыкалась на стены, скулила и взбрыкивала так, что Ивана порядочно растрясло. Внезапно проснулась птица, пару раз тоненько пискнула и вдруг взвыла страшным голосом, да так, что Ваня, опешив, не удержал ее в руках, выронил, упал следом и, ничего не видя перед собой, слепо шарил руками в слабой надежде на то, что птица не вырвалась из покрывала и лежит где-то рядом. Вместо птицы он наткнулся на чьи-то огромные сапоги, изумленно охнул и тут же взлетел в воздух, поднимаемый сильной рукой. Он почувствовал, что его куда-то ведут, толкая в спину, потом несут, взявши за руки и за ноги, бросают на пол…

– Встать!

Иван попытался встать, но не смог. Шум тем временем смолк, свет угас. Ваня лежал на полу в большой полутемной зале, озаряемой только несколькими факелами на стенах. Зрение возвращалось к нему постепенно, он уже смог различить сводчатый потолок, расписанный чудными цветами, огромные окна, куда проникал лунный свет, который слюдяная мозаика рассекала на множество лучей. В самом конце залы на троне сидел человек, в котором Ваня сразу признал царя Далмата. Несмотря на внушительные габариты, царь вовсе не казался грозным, очевидно, его только что подняли с постели. Лицо заспанное, а в длинной белой бороде застряли птичьи перья, скорее всего из подушки. Ясные голубые глаза царя были полуоткрыты, спутанные пряди седых волос падали на грудь. Одет царь Далмат был в длинный голубой кафтан, небрежно наброшенный поверх какого-то халата, кушак царь и вовсе держал в руке. Ваня уставился на босые ноги царя с невероятно длинными нестрижеными ногтями. Далмат смутился и постарался как можно грознее стукнуть кулаком по колену. Видимо, переборщил, поморщился от боли и спросил сдавленным голосом:

– Кто ты, похитник?

– Я Иван, – честно ответил Ваня, – я не похитник, я несчастный человек.

– Да-да, – ворчливо сказал царь, – все вы горемыки несчастные, калики перехожие, а как огнецветку воровать, так откуда только что берется! Ну, выбирай.

– Чего выбирать? – удивился Иван.

– Ну как чего, – Далмат задумчиво почесал пятку, – какой тебя смерти предать.

– То есть как это смерти, – опешил Ваня, – зачем смерти?!

– Положено! – отрезал царь. – Ты птицу похищал? Похищал. Другое дело, что не похитил, но это уже твои личные трудности. Главное – попытался. Не отпускать же тебя!

– Батюшка царь! – взвыл Ваня, уже мысленно прощаясь и с головой и со Светлоярой. – Да как же это так!

– А так, – равнодушно пожал плечами царь Далмат. – Эй, стража!

Дверь отворилась, но вместо стражи в зал ворвалась взлохмаченная царевна Калина. Прямо с порога она быстро затараторила:

– Отец! Не губи этого доброго молодца! Я сама во всем виновата, сама ему огнецветку отдала!

– Зачем? – изумился царь, но тут же погрозил дочери пальцем. – Эге!.. Чай, понравился молодец, вот и решила на себя вину взять?

Царевна покраснела и смутилась, но тут же нашлась:

– А хоть бы и так! Неужто пойдешь супротив моего желания?

Далмат смутился. Видимо, доченька у него была еще та штучка, с такой спорить себе дороже. Но царь решил пойти на принцип:

– А понравился, нет ли, мне что за дело! И чем это Ванька тебе глянулся? Птицу и ту добыть не сумел, весь дворец на ноги поставил, неумеха! Небось, вместе с клеткой ухватил?

– Да нет же! – Калина гневно взмахнула рукой. – Это я! Я уронила клетку! Ко мне в светелку Будислав вломился, начал меня целовать-миловать, я от него бежать вздумала и ненароком задела столик с клеткой!

– Будислав?! – Царь так и подскочил. – Будислав тебя целовал? Да как он посмел? – Далмат задыхался от злости. – Позвать Будислава! Ко мне! Живо!

Далмат, не в силах сдерживать себя, вскочил с трона и, путаясь в полах халата, бросился к Калине:

– Девка распутная! Мало тебе, что половину войска мне попортила, не солдаты, а барышни кисейные! Каждый второй в зятья метит! Так еще и до верных богатырей моих добралась! Признавайся, дурная, зачем на парня напраслину возвела? – И царь махнул рукой в сторону Ивана.

Ваня растерялся, но нашел-таки в себе храбрости защитить царевну:

– Ваше царское высочество… величество! Клянусь, твоя дочь – достойнейшая девушка! Я сам, я сам во всем виноват!

– А ты помолчи! – Далмат грозно замахнулся рукой. – Помолчи! Когда нужно будет, тогда и говори, а сейчас дай мне спокойно заняться наконец воспитанием дочери!

Иван решил, что умнее всего будет не вмешиваться в семейные дела. Тем временем стражи привели Будислава. Тот был напуган, бледен, но молчал.

– Так-так, голубчик, – иронически начал царь, – значит, полюбилась тебе моя Калинушка-краса?

– Полюбилась, царь-батюшка! – поклонился богатырь. – Мочи нет, как полюбилась!

– И, значит, как водится, пирком да за свадебку? Совет, мол, да любовь?

– Э… – Будислав был явно не готов к такому повороту событий. – С-свадебку?

– Да-да, – кивнул Далмат, – все как положено, а?

– Да, – с готовностью согласился Будислав, – сделай такую милость! Одним словом… Благослови, батюшка!

Царь аж взвизгнул от такой наглости:

– Ах ты, собачий сын, холоп! Себя не помнишь?! Знай свое место, щенок! Стража. – Далмат хлопнул в ладоши. – В темницу! Чуть рассветет – повесить на городской площади!

Стражники, до сих пор хранящие молчание, хором ответствовали: «Будет исполнено, батюшка царь», – и увели богатыря. Далмат, немного переведя дух, пробормотал:

– Ишь ты! Благословить его!

Он разгладил бороду, с отвращением выдернул из нее перья, стыдливо прикрыл халат кафтаном и посмотрел на Калину:

– Ты чего стоишь? Ты чего ждешь? Ну-ка быстро в постель, ночь на дворе!

Царевна поклонилась и быстро пошла прочь. Проходя мимо Ивана, она хитро улыбнулась ему и шепнула что-то вроде: «Ах ты, эдакий душка».

Калина ушла, стражи пока не возвращались. Царь молчал, Ваня смотрел куда-то в пол и думал о том, казнят ли его, как и Будислава, на рассвете или же царь отложит это мероприятие до вечера. Несколько минут в зале царила полная тишина.

– Замуж мою девку взять не хочешь? – неожиданно поинтересовался царь Далмат. – А то я таким манером всех своих богатырей перевешаю.

Ваня ошарашенно покачал головой. Царь, казалось, несильно и расстроился.

– Ну и ладно, это уж не твоя забота. Хотя, ты подумай как следует: девка даром что беспутная, зато первая красавица в Серебряном царстве, ну и… приданое, само собой. Полцарства не дам, но пару торговых городов – это я тебе обещаю. Чего? Не хочешь? Ну и ладно, не хочешь как хочешь. – Он помолчал, пожевал губами. – Сказывай, за какой надобностью тебе огнецветка-то сдалась? Чай, дорого не продашь, пользы от нее никакой, разве что по ночам светить заместо лампады. Да и ест много – поди, поболе всей моей дворни за день лопает. Оно, конечно, диковинка, да только теми диковинками в наше время не больно кого и удивишь. Ну? Зачем?

Ваня вздохнул и решил, что терять ему нечего:

– Батюшка царь! У царя Елисея есть дочь, Светло-яра…

– Светлояра? – оживился Далмат. – Знаю, красивая девка. И что?

– Она моя невеста, – смущенно сказал Иван, – вот ее батюшка и затребовал…

И Ваня поведал царю Далмату свою историю от начала и до конца. Царь слушал внимательно, не перебивал, спросил только под конец:

– А от меня-то ты что хочешь?

Ваня повалился ему в ноги:

– Ваше царское! Не вели казнить! На что тебе птица-огнецветка, сам говоришь, не велика в ней корысть! А мне за нее царь Елисей мою Светлояру вернуть обещался!

– Невеста, говоришь, – задумчиво протянул владыка Серебряного царства. – Невеста – это штука хорошая. Особенно если такая девица распрекрасная, как твоя несравненная Светлояра. Я бы тебе птицу за так отдал, попроси ты меня по-хорошему, я же не зверь какой, понимаю. Сам когда в женихах ходил, каких только тягот на себя ни принял. Но и ты меня пойми… – Далмат подошел к Ване и тронул его за плечо. – Да ты встань, чего валяешься-то?