Типично еврейские лица… загаженные мухами каморки… географическая карта Европы… Голос диктора за кадром: «Евреи расползлись по всей Европе, как тараканы…»

«Опять тараканы».

Снова еврейские лица, на сей раз — бандиты, сутенеры, проститутки… «Язык международных преступников — это смесь древнееврейского языка с идишем…». «Между европейскими евреями и палестинскими нет никакой разницы…». Евреи с черными коробочками на лбу молятся у Стены плача… «Эти узурпаторы и спекулянты проложили себе путь в Землю обетованную и ограбили местных жителей…». Опять географическая карта, покрытая паутиной, которой оплели весь мир еврейские пауки… «Из каждых ста финансистов шестьдесят — евреи…». «Средняя сумма сбережений немцев — восемьсот десять марок, евреев — десять тысяч марок…». «Еврей Эйнштейн занимался своей псевдонаукой, чтобы скрыть ненависть к Германии…».

— Сейчас будет хорошая сценка, — шепнул Вельбах.

Корова с выпученными от страха глазами жутко мычит. Рядом — перемазанный кровью бородатый еврей поигрывает длинным ножом и проверяет, острый ли он, на своем ногте… резкий удар по горлу коровы — и она захлебнулась в крови, а еврей улыбается и снова заносит нож… Евреи собрались над тушей зарезанной коровы. Пошел следующий сюжет. Заседание рейхстага… На трибуне — фюрер: «Уничтожим всю еврейскую расу в Европе!»

Овации в зале. Домет аплодировал вместе со всеми и увидел свои руки. Волшебное средство профессора Фляйшера! Но в своих «Разговорах по душам» Домет не упоминал евреев, подобных профессору Фляйшеру. Его не покидал вопрос: «Кто меня слушает?»

Служба радиоперехвата ХАГАНЫ регулярно слушала Домета, и на этих материалах построил свою статью в газете «Махар» Авигдор Амеири:

«Двадцать лет назад среди нас был поэт-араб, уроженец Хайфы, писавший по-немецки. Был он большим другом еврейского народа. Его вклад в пропаганду сионистского движения в Эрец-Исраэль трудно переоценить. И вдруг как снег на голову по нацистскому радио передают цикл лекций на превосходном арабском языке, автор которых ратует за то, чтобы изгнать евреев из Палестины. Наши слушатели ушам своим не поверили, когда узнали, что автор этих передач не кто иной, как Азиз Домет».

23

Иерусалимскому муфтию было уже под пятьдесят. Спасаясь от англичан, он бежал в Ливан, оттуда — в Ирак, где приложил руку к пронацистскому государственному перевороту и к еврейскому погрому в Багдаде, затем в Иран, где укрылся в японском посольстве, выдав себя за «религиозного вождя, преследуемого за веру», из Ирана бежал в Турцию, потом в Болгарию, оттуда в Италию и наконец обосновался в Берлине по приглашению правительства Третьего рейха.

В Берлине муфтия приняли с королевскими почестями, поселили в роскошной вилле и создали под его руководством «Арабское бюро», которое при щедром финансировании немцев должно было завоевать Германии поддержку со стороны миллионов мусульман Советского Союза, Балкан и Ближнего Востока. Муфтий возлагал большие надежды на радиопропаганду, на шпионаж, на создание мусульманских военных подразделений в оккупированных странах и арабских легионов под немецким контролем.

Спустя три недели после прибытия муфтия в Берлин ему устроили аудиенцию у фюрера. С самого начала чуть было не разразился скандал: немец-переводчик муфтия осторожно заметил фюреру, что на Востоке правила вежливости требуют предложить гостю кофе. Гитлер рассвирепел, заорал, что он не пьет кофе, вскочил с места, выбежал из кабинета и хлопнул дверью, но через несколько минут вернулся с офицером СС, который нес два стакана лимонада.

Муфтий заверил Гитлера, что любит лимонад, и перешел к тому, что весь арабский мир боготворит фюрера великого германского рейха. Арабы, торжественно заявил муфтий, не могут не быть искренними друзьями и верными союзниками Германии, потому что у них с Германией общий враг — евреи и англичане. Собеседники проявили полное взаимопонимание в этом вопросе, и Гитлер начал рассказывать гостю о «еврейской проблеме, которую необходимо решить поэтапно, но чем быстрее, тем лучше».

Муфтий внимательно слушал перевод и не задавал вопросов: решимость в глазах фюрера красноречивее слов говорила о том, что еврейская проблема в Европе скоро будет решена.

Тут-то муфтий и выразил свое пожелание:

— Хотелось бы надеяться, что, когда доблестная армия фюрера захватит Ближний Восток, фюрер поможет арабам решить еврейскую проблему в Палестине и в других арабских государствах так же, как он решает ее в Европе.

— Разумеется. Моя борьба с евреями направлена и против еврейского Национального очага в Палестине, — быстро проговорил Гитлер. — Ясно, что притязания евреев на Палестину безосновательны: достижения в Палестине стали возможны благодаря арабам, а не евреям.

Муфтий не отрывал глаз от Гитлера: перед ним сидит человек, которому по плечу сделать то, чего не удалось сделать ему, Великому муфтию.

— А как фюрер великого немецкого рейха смотрит на то, чтобы опубликовать декларацию о поддержке Германией требований арабов получить независимость и уничтожить еврейский Национальный очаг? — спросил муфтий. — Такая декларация помогла бы нам поднять весь арабский мир на войну против евреев, что в свою очередь помогло бы великой Германии добиться ее священной цели — очистить от евреев весь мир.

— Я вам отвечу, но пока мой ответ следует хранить в строжайшем секрете, — сказал Гитлер. — Суть моего ответа сводится к тому, что освобождение арабов под вашим руководством настанет не раньше, чем мы достигнем Кавказа. Тогда и придет самое время опубликовать предлагаемую вами декларацию.

— А если сделать ее секретной? — спросил муфтий.

— Документ, известный нескольким лицам, не может оставаться секретным, — сухо заметил Гитлер. — Но вы можете положиться на мое слово: оно надежнее любых деклараций.

Аудиенция продолжалась полтора часа. Муфтий был приятно удивлен тем, что фюрер знает о нем все, включая побег и скитания.

На Гитлера же муфтий произвел сильное впечатление своей сдержанностью, за которой угадывалась твердая воля.

Когда муфтий ушел, Гитлер вызвал стенографистку и начал диктовать:

«Во всем, что касается политики, Великий муфтий реалист, а не мечтатель. Он — хитрая лиса. Чтобы выиграть время на обдумывание своих ответов, он не раз просил перевести ему мои слова и на французский, и на арабский. Он тщательно взвешивает каждое слово. Его мудрость можно сравнить разве что с мудростью японцев. Его светлые волосы и голубые глаза наводят на мысль, что у него в роду были арийцы».

Кончив диктовать, Гитлер отослал стенографистку и вызвал министра иностранных дел Риббентропа.

— Муфтий со своими арабами нам нужен. Составьте для него такое письмо за вашей подписью, которое заверит его в нашей поддержке. Но об уничтожении евреев во всем мире писать не надо, ограничьтесь Палестиной. Вы меня поняли?

— Так точно, мой фюрер, — ответил Риббентроп.

В тот же вечер берлинское радио сообщило в сводке новостей, что «фюрер принял Великого муфтия из Иерусалима, одного из самых влиятельных людей в арабском мире. Муфтий подвергался преследованиям англичан, которые установили за его голову награду в размере двадцати пяти тысяч фунтов стерлингов. С большими трудами муфтию удалось бежать в Германию».

Через два дня муфтий получил письмо на бланке Министерства иностранных дел за подписью Риббентропа: «Германия готова оказать необходимую поддержку угнетенным арабским странам в их справедливой борьбе против британского владычества, равно как и за уничтожение еврейского Национального очага в Палестине, а также за право Палестины стать независимым государством».

У муфтия были бы все основания для радости, если бы не последний абзац: «В соответствии с достигнутой договоренностью содержание данного письма должно храниться в строжайшей тайне».

Не обошел муфтия своим вниманием и рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер. Он написал арабскому вождю ободряющее письмо в годовщину Декларации Бальфура.