Эйхман позвонил Гробе. Майор вскочил со стула и встал по стойке смирно.

— Так точно, герр обер-штурмбанфюрер. Премного благодарен, герр обер-штурмбанфюрер.

Гроба уже две недели искал своего исчезнувшего референта по всем моргам, подключил к делу влиятельных знакомых, ничего не помогало, а тут сам начальник еврейского отдела гестапо Адольф Эйхман!

На следующий день Домет был на свободе.

Придя домой, он включил в прихожей свет. На вешалке висел плащ, в котором он вернулся из посольства. Домет посмотрел в зеркало.

«Это не я. Это — номер 5725. Вон на нем еще следы искусства Гладкого и Пианиста».

В ванне Домет лежал так долго, что вода остыла. Только тогда он с трудом вылез, закутался в махровый халат и еле дотащился до кровати.

18

Задумавшись, майор Гроба так долго и сосредоточенно протирал пенсне, что, казалось, забыл о Домете, сидевшем по другую сторону стола.

Наконец майор надел пенсне, достал не торопясь носовой платок, громко прочистил нос, убрал платок, переложил на столе бумаги и посмотрел на Домета.

— Плохо выглядите, Домет. Как себя чувствуете?

— Благодарю, герр майор. Уже получше.

— Они вам ничего не сломали?

— Только зуб выбили.

— Вам повезло. Могли через «мясорубку» пропустить. Знаете, что такое «мясорубка»?

— Бог миловал. То есть никак нет.

— Это такой транспортер. На нем барабаны, а на них — стальные шипы. Человека раздевают догола и швыряют на шипы. Барабаны сжимают тело сначала не сильно, потом посильнее, потом еще сильней, и вращаются в разные стороны. Один оборот — и с транспортера сходит человеческий фарш.

Домет вздрогнул.

— Раз не «мясорубка» — значит, хотели только попугать.

— Так я же ни в чем не виноват. Поверьте мне, герр майор. Могу поклясться на Библии.

— А я и не думаю, что вы виноваты. Это наши министры друг с другом счеты сводят. Вместе с вами гестапо арестовало еще двух наших сотрудников, и они, разумеется, тоже ни в чем не виноваты. Одному из них повезло меньше, чем вам: вам всего-навсего сломали зуб, а ему выбили глаз. Мне, конечно, пришлось поднажать на разные рычаги…

— Герр майор, я вам… у меня нет слов… если бы не вы…

— Ладно, ладно, не раскисайте. Вас освободили, и это — хорошая новость. А есть и плохая: историей с гестапо воспользовались мои враги, чтобы подложить мне свинью. И вам тоже. Меня переводят в Вену, а тому, кто пришел на мое место, не нужен референт. Он привел своего.

— Так я уволен, герр майор?

— Я же сказал, не раскисайте. В Вену я вас взять не могу. Но, слава Богу, у меня есть связи, и я для вас кое-что подыскал. В Министерстве пропаганды тоже есть ближневосточный отдел, и там как раз требуются специалисты. Само собой, рекомендацию я написал вам отличную, поговорил кое с кем, так что не волнуйтесь. Правда, там ваша должность будет пониже и жалованье поменьше, зато работа поспокойней. Вот вам конверт, в нем — рекомендация, а на конверте — фамилия начальника отдела кадров Министерства пропаганды.

— А там не узнают, что на меня заведено дело в гестапо?

— Эх, Домет, Домет, вы совсем не разбираетесь в хитросплетениях ведомственных интриг. Чтобы насолить Гейдриху, Геббельс с удовольствием возьмет на работу хоть дьявола. Решение о вас уже принято. Так что разберите ящики вашего стола и перед уходом зайдите в бухгалтерию для окончательного расчета.

— А мне засчитают те дни, что я сидел в гестапо, герр майор?

— Да. Мы их оформим… как работу в библиотеке.

Майор вышел из-за стола и по-отечески положил руку Домету на плечо.

— Дай вам Бог удачи. Хайль Гитлер!

— Хайль Гитлер, герр майор!

Министерство пропаганды находилось в летнем дворце императора Леопольда. Свернув с Потсдамштрассе на Вильгельмштрассе, Домет миновал отель «Адлон» и оказался на небольшой круглой площади перед длинным двухэтажным зданием с колоннами и с фронтоном. Справа сквозь зелень виднелся чуть наклонившийся вперед бронзовый император в шляпе, в распахнутом камзоле и со шпагой на боку. Казалось, он тоже собирается войти в свой дворец.

Поднявшись по широким ступеням мраморной лестницы, Домет попал в полутемный вестибюль. Гардеробщик взял у него плащ и объяснил, как пройти в отдел кадров. Длинные коридоры с ответвлениями, высокие двери и окна чем-то напомнили школу «Шнеллер».

Первый рабочий день Домета начался с обязательного просмотра фильма для сотрудников. В уютном кинозале собралось десятка полтора новых сотрудников с университетскими значками.

Погас свет, и на экране крупным планом появилась мерзкая крысиная мордочка. Крыса к чему-то принюхивалась. Потом камера отъехала, и оказалось, что крыс очень много. Они копошились, противно попискивали и влезали друг на друга. Под ними одна за другой пробежали четыре строчки: «Крысы — разносчики заразы». «Евреи — крысы». «Евреи — разносчики заразы». «Евреев надо травить, как крыс». В следующем кадре крыс сменили тараканы. Их тоже было великое множество, и скоро весь экран превратился в огромную копошащуюся кучу. На экране появились такие же четыре строчки, как и в первом кадре, с той разницей, что «крыс» заменили «тараканы». В голове Домета пронеслись слова, которые много лет назад он услышал от банщика Фарида: «Они, как тараканы, по всему дому расползутся. Давить их надо!» Кто бы мог подумать! Третий рейх цитирует банщика Фарида!

Когда в зале зажегся свет, на небольшую трибуну поднялся невзрачный человек в штатском. Осмотрев зал, он сказал:

— Здравствуйте, господа, я — начальник организационного отдела Министерства пропаганды. Поздравляю вас с началом работы в нашем министерстве. Прежде чем вы разойдетесь по своим рабочим местам, хочу сказать вам, что наше министерство ведает: политической пропагандой, прессой, радио, книгоиздательством, культурой и надзором за моральным состоянием общества. Одним словом, мы занимаемся воспитанием народа. Следовательно, нам нужно объяснить народу, кто наш враг. Мы с вами знаем, что наш враг — международное еврейство, и народ должен это знать. А еще народ должен знать, что наш враг сильный и хитрый, что борьбу с ним мы ведем не на жизнь, а на смерть, что для достижения цели все средства хороши, и мы ими пользуемся. Фильм, который вы только что видели, — наглядное пособие к нашей пропаганде.

Лекция была короткой, но внушительной. Когда она окончилась, Домет поднялся на второй этаж. В отделе кадров ему сказали, что он будет работать в отделе зарубежного радиовещания Третьего управления.

Начальник отдела зарубежного вещания Эрнст Цоллер провел Домета по нескольким залам, разделенным на отсеки высокими перегородками, где в гробовой тишине сидели люди в наушниках, а рядом с ними медленно крутились магнитофонные бобины.

— Здесь сидят «слухачи», — сказал Цоллер. — Они слушают передачи на иностранных языках, вылавливают из них все, что представляет для нас интерес, и записывают. С арабским языком у нас дело обстоит неважно, так что ваш приход очень кстати. А чем вы раньше занимались?

— Был референтом заместителя начальника ближневосточного отдела Министерства иностранных дел.

Цоллер посмотрел на него с уважением.

— На каких странах специализировались?

— Главным образом на Палестине.

— У вас вполне радиофонный голос. Но для начала поработайте «слухачом», а потом попробуем вас на передачах. Вы умеете печатать?

— Да, и очень быстро, — ответил Домет.

— Превосходно. Я уверен, что мы с вами сработаемся.

— А что это такое? — спросил Домет, показав на висевшую в рамке табличку, на которой было написано «Во всем виноваты евреи».

— Это — лозунг недели. Каждую неделю в рамку вставляют новый.

Цоллер привел Домета в пустой отсек, показал, как пользоваться магнитофоном, соединенным с радиоприемником, дал программу передач английского радио на арабском языке из Палестины и список частот.

— Нас больше всего интересует все, что касается Германии, а уже потом — информация военно-политического характера. Но сводки новостей записывайте все без исключения. Точно отмечайте, из какого источника информация. А сейчас, — Цоллер вынул из кармана бланк, — небольшая формальность. Поскольку гражданам рейха запрещено слушать иностранное радио, нужно дать подписку о неразглашении того, что вы слушаете. Вот сюда, где пропуск, впишите, пожалуйста, вашу фамилию, а тут внизу поставьте подпись.