Брюнетка обернулась.

— Познакомьтесь, дорогая. Драматург Азиз Домет. Элен Мэтьюз из «Чикаго трибюн». Элен, вы довольны политикой мандатных властей в Палестине?

— Конечно нет, — решительно ответила та. — Торчу в этой дыре уже целый месяц, и за все это время ни одного нового голливудского фильма, не с кем поиграть в теннис да еще из города в город приходится ездить в броневике, как на войне;

— А тут и есть война, миссис Мэтьюз, — сказал Домет.

— Мисс, — поправила его Элен.

— Простите.

— Партнера для тенниса я вам найду, — сказал Крайтон. — Жена американского вице-консула играет очень неплохо.

— Глэдис? — вырвалось у Домета.

— А вы с ней играли? — удивился Крайтон.

— Нет, мы только что познакомились. Как вы думаете, мисс Мэтьюз, — Домет тщательно подбирал слова, — кто прав в споре между арабами и евреями?

— О, это слишком сложный вопрос. Я здесь всего месяц и пока только присматриваюсь. Буду рада, если вы поделитесь со мной своими соображениями. Мне они очень пригодятся в работе. Вот вам номер моего телефона.

Домет положил записку в то отделение портмоне, где уже лежала визитная карточка вице-консула.

Крайтона отозвали в сторону, Элен пригласили танцевать, а Домет пошел по залу. Иногда он останавливался и прислушивался к разговорам.

«…не трудно понять, почему англичане предпочитают проводить время не с евреями, а с арабами-христианами. Вы только посмотрите на этот особняк!»… «Я не торопился бы с такими мрачными прогнозами, немцы — не варвары…»… «Что вы! Утреннюю маску нужно делать из огурцов!»… «Не могу понять русских евреев: зачем они едут сюда, где их убивают арабы. Жили бы себе в России, о которой американские газеты пишут с таким восторгом…»… «Слышал от весьма сведущего человека, что мистер Гитлер — хладнокровный политик да еще с обезоруживающей улыбкой и с личным обаянием…»… «Супруга наместника устроила ужасно милый раут, а ее кузина показала нам новый танец…»… «Муфтий давно мог положить всему этому конец. — Так в чем же дело? — В том, что он не хочет…»… «От здешней жары можно сойти с ума…»… «Холодным британцам далеко до арабских мужчин…»… «…когда эти евреи вышли из синагоги, закутанные в белые покрывала с черными полосами, я чуть в обморок не упала со страху: настоящие привидения».

13

Никто не знал точно, когда Бенци Чечкис поселился в Хайфе. Его жизнелюбие, словоохотливость и радушие помогли ему быстро найти работу. Какое-то время он служил бухгалтером в Управлении железных дорог, потом около года — на Кипре и наконец стал начальником отдела сбыта компании «Немецкое храмовое общество», которая экспортировала в Европу палестинские апельсины.

Кляйншток познакомился с Чечкисом в Тель-Авиве, когда они встретились в доме управляющего «Немецким храмовым обществом» Рудольфа Вайленда.

В Немецкой колонии Сарона, которую основала христианская секта темплеров, Чечкис и Кляйншток были впервые и не скрывали своего восхищения. По обе стороны чисто выметенной улицы стояли добротные двух- и трехэтажные каменные дома под красной черепичной крышей. Немцы строили на века. Перед домами зеленели палисадники, а кругом — сосны, эвкалипты, пальмы. Колонисты жили на Святой земле зажиточно. Евреев они сторонились и отказывались продавать им землю.

Над дверью дома Вайленда красовалось изречение из устава темплеров: «Благословенны выполняющие обеты — они идут прямым путем». Колония была закрытым мирком, где, впрочем, всего хватало. Там были свой винокуренный заводик, своя аптека и свое кладбище.

Попивая шнапс домашнего приготовления, гости слушали хвастливые разглагольствования хозяина дома, который ругал арабов и говорил, что по-настоящему умеют работать только немцы.

В приоткрытую дверь за взрослыми с интересом подглядывал сын Вайленда, тощий и белобрысый Курт. С раннего детства ему внушали, что от евреев надо держаться подальше. Но папа сидит с герром Чечкисом за одним столом, а мама вчера спросила папу: «Зачем тебе водить дела с этим евреем?», и папа ответил: «Этот Чечкис — полезный еврей». Курт получше присмотрелся к «полезному еврею»: когда тот говорил, у него над губой подергивался маленький шрам.

— Эй, — крикнул отец, услышав шорох за дверью, — а ну-ка иди сюда!

Покрасневший Курт вошел в комнату.

— Прошу любить и жаловать, — гордо сказал Вайленд. — Мой сын Курт, член «Гитлерюгенда». Как нужно приветствовать гостей?

— Хайль Гитлер! — Курт вскинул вверх руку.

Кляйншток одобрительно потрепал мальчика по щеке, а «полезный еврей» спросил:

— Где ты учишься?

— В Немецкой школе, — тонким голоском ответил Курт, смущенный общим вниманием.

— В Тель-Авиве? — поинтересовался Кляйншток.

— Нет, — ответил Вайленд вместо сына. — Школа в Иерусалиме, и Курт ездит туда на поезде. Рад до чертиков. Правда, ты рад?

— Да, — быстро ответил Курт.

— Иди поиграй во дворе, — Вайленд ласково подтолкнул сына к двери и налил гостям еще шнапса.

Кляйншток с большим интересом слушал рассуждения Чечкиса о нелегальной иммиграции евреев в Палестину, о перспективах создания в ней еврейского государства и о необходимости установить связи с противниками Британии, в первую очередь — с Германией. Для начальника отдела сбыта этот Чечкис был поразительно хорошо осведомлен о планах сионистского руководства, о еврейской жизни в разных странах и вообще знал многое из того, о чем в газетах не пишут.

Когда Кляйншток предложил отвезти Чечкиса в Хайфу на своей машине, тот с радостью согласился. Пока они ехали, Кляйншток успел узнать, что его собеседник родился в Черновцах, окончил немецкую гимназию и «впитал сионизм с молоком матери». Слушая его болтовню, Кляйншток уловил, что, задавая невинные вопросы, Чечкис весьма профессионально его прощупывает. «Очень интересно! Похоже, герр Чечкис совсем не тот, за кого себя выдает?»

— Вы здесь с семьей? — спросил Чечкис.

— У меня нет семьи.

— Без семьи человеку одиноко. Приползешь домой после целого дня работы, а дома пусто.

— Да я, знаете ли, привык к холостяцкой жизни. Сам себе хозяин, никто тобой не командует.

— Вы, наверно, часто ездите по стране? — спросил Чечкис.

— Такая у меня работа. Если гора не идет к Магомету…

— Эх, если бы она только к Магомету не шла! — вздохнул Чечкис. — Но она и к Бенци Чечкису не идет. Вот мне и приходится много разъезжать.

— Проверяете урожай на плантациях?

— А как же! Я проверяю урожай — вы ищете покупателей велосипедов.

— Мне их не нужно искать: хороший немецкий велосипед хотят купить многие. Вы согласны?

— Конечно. Думаю, что не только велосипеды, все немецкие товары высокого качества. Представляете, какая тут была бы жизнь, если бы мандат на Палестину получили не англичане, а немцы?

— Один раз немцы тут уже побывали. Вместе с турками. Но дело кончилось не в нашу пользу. Думаете, сейчас немцам повезло бы больше?

— А вы как думаете?

— Я давно обратил внимание на странную привычку евреев отвечать вопросом на вопрос.

— Я думаю, герр Кляйншток, что у евреев с немцами общие интересы.

— Несомненно. Вы очень здравомыслящий человек. С вами приятно беседовать. Вот моя визитная карточка. Позвоните мне, пожалуйста.

Вернувшись домой, Кляйншток задернул шторы, надел пижаму, завел будильник, взял лист бумаги, написал донесение о встрече с Бенци Чечкисом, зашифровал его, сжег черновик и пошел чистить зубы.

В голове всплыли слова Чечкиса «Приползешь домой после целого дня работы, а дома пусто».

Кляйншток попросил Домета взять у Чечкиса интервью для «Аль-Кармель» об успешной деятельности «Немецкого храмового общества».

— Порасспросите его поподробнее о компании, а главное — о нем самом. И не стесняйтесь задавать любые вопросы: читатель падок на подробности.

Одновременно Кляйншток направил по следу Чечкиса недавно завербованного Маркуса Зоммера — немецкого еврея, работавшего в пресс-отделе Еврейского агентства.