Несколько мгновений две компании внимательно глядели друг на друга, оценивая состояние и перспективы. Армия казалась меньше, к тому же из девяти человек половина была условно боеспособной. Однако даже эта половина обещала неприятности. Предводитель военного отряда был издерганным дядькой средних лет, которому дорожные приключения казались не в жилу, однако обстоятельства не позволяли просто так разойтись.

— Назовитесь! — потребовал из-под кривого наносника вождь пришельцев. Руку он держал на топорике у седла, однако не спешил вытягивать оружие из ременной петли.

— Благородный господин Отайго изволит странствовать в сопровождении свиты! — неожиданно и складно сообщила Гамилла. — Теперь вы назовите себя.

Гаваль чуть-чуть восхитился спутницей — арбалетчица почти не исказила имя Артиго, но выговорила на юго-западный манер, гнусавя и растягивая слоги, так что звучало неузнаваемо. Вслед за тем юноша почувствовал угол стыда и обиды на самого себя — ведь все это он вполне мог сказать и сам. Более того, должен был бы, как летописец, лицо, приближенное к императору, одаренное милостью и так далее.

Под командирским шлемом явно происходила напряженная мыслительная работа. Не требовалось знание физиогномики, чтобы понять: кавалер пытается соотнести отсутствие лошадей и нормальной свиты со странным видом компании, непохожей на мародеров и бандитов. Наконец кавалер пришел к каким-то выводам и провозгласил без особого почтения, но (пока, во всяком случае) избегая открытого вызова:

— Я Арнцен из Бертрабов. Всадник в пятом поколении, господин этих земель, ограниченных межевыми камнями по старинным договорам и справедливым традициям. Я стерегу и уберегаю мое владение по воле Господа и семьи аусф Куммец, коих признаю заступниками и покровителями. Сейчас мы охотимся на грабителей и дезертиров, что чинят по округе всяческие беспорядки. К какой семье вы принадлежите? Я вижу именуемого Отайго и не вижу его герб, чтобы воздать почести сообразно положению.

— Сейчас мы не хотели бы демонстрировать флаг и во всеуслышание называть семью, в которой издал первый крик новорожденный Отайго, — попробовала сымпровизировать Гамилла. — У нас есть причины странствовать… конфиденциально.

— Правда? — уже не скрывая подозрений, вопросил кавалер.

Один из конных сопровождающих — молодой человек, столь юный, что вряд ли был знаком с бритвой — подъехал к вождю бок о бок и зашептал на ухо. Делал он это с драматической громкостью, так что неприятное слово «самозванцы» услышали все.

Арбалетчица замялась, не зная, что сказать. Темные глаза всадника в пятом поколении сощурились, рука сжалась на топоре. Его разношерстное воинство тоже напряглось. Кадфаль громко шмыгнул носом и покачал головой, растягивая шею и плечи перед боем. Бьярн крепче взялся за рукоять меча. Теперь схватка была неминуема.

— Господа!

Хель решительно вышла вперед, оказавшись меж двух отрядов, готовых броситься друг на друга.

— Господа, — тише, но все также уверенно повторила рыжеволосая. — Во-первых, это сделали не мы.

Она указала на дым за холмами, как бы напоминая встречным об их цели.

— Во-вторых, у человека чести может быть сотня причин для того, чтобы странствовать в любом виде, который он сочтет нужным. От имени моего господина я со всей учтивостью прошу вас высказать уважение к его желаниям.

Хель с непроницаемым лицом поклонилась, остальные сочли за лучшее последовать ее примеру, кроме, разумеется, Артиго. Мальчишка выдал рафинированного аристократа от всей души, разве что не испепеляя взглядом низкородную сволочь.

— В третьих, мы с должной учтивостью высказываем уважение вам, господину земель, ограниченных… камнями по воле Господа.

Хель выпрямилась, чуть отставила назад левую ногу и произнесла на одном дыхании, как завзятый юрист или герольд:

— В нынешнее время, когда расшатаны устои, нарушены правила, и чернь забывает свое место, носителям благородной крови следует держаться друг друга. Позвольте же моему господину, в знак глубокого благоволения вам, достойно влача… несущему гордую фамилию, сделать подарок. От одного человека чести другому. После мы продолжим свой путь и покинем ваши земли.

Очевидно, Хель успела как-то договориться с Раньяном, потому что мужчина выступил вперед, без костыля и сильно хромая, в руках у него лежал кригмессер, тот, который носила Хель прежде чем обзавелась прямым клинком. Надежное, простое оружие без украшений, в деревянных ножнах.

Взятка, понял Гаваль. Обычная, безыскусная взятка, только преподнесенная со всем уважением. Монеты или другую ценность кавалер мог бы взять, однако, не при собственном воинстве. Нельзя так явно продаваться на глазах черни. А вот оружие — подарок достаточно ценный сам по себе и вполне достойный военного человека. Хель как-то обмолвилась, что купила мессер за двадцать коп. Немалые деньги, такова стоимость, например, десяти недель работы хорошего каменщика или десяти дней службы обычного, не знаменосного рыцаря. Оружие, считающееся более подходящим для простолюдинов, однако, судя по вопиющей бедности амуниции Бертраба, ему и такой простецкий клинок за счастье будет. В самый раз хватит, чтобы закрыть глаза на какие-то несообразности. Если только военный человек не дурак, не ревнитель устоев, не любитель подраться без причины и так далее.

Что ж, сейчас увидим…

Раньян дохромал до всадника и протянул ему дар снизу вверх. Мессер лежал рукоятью влево, прогибом клинка в сторону будущего владельца, то есть наиболее почтительным и безопасным образом. Кавалер понял и оценил это, скривился, мрачно поглядел на странников, затем на столб дыма, который стал немного пожиже, показывая, что все, чему стоило сгореть, уже развеялось по ветру. Молодой человек снова что-то забормотал, уговаривая старшего. Тот еще немного подумал. Хель скрестила руки на груди, Бьярн опустил меч острием в дорожную пыль, всем видом отображая немой вопрос «ну что, может, начнем, в конце концов?».

— Удачного пути господину… Отайго, — махнул рукой кавалер. На стеганой перчатке расползлось несколько швов, и набивка лезла наружу клочьями.

Повинуясь кивку предводителя, молодой человек принял оружие. Воинство двинулось вперед, растягиваясь на ходу в виде большой драной гусеницы, спеша к дыму. Маленькая армия, в свою очередь, споро зашагала по дороге, торопясь уйти как можно дальше от места непрошенной встречи. Какое-то время шли молча, с тревожными оглядками. Затем Хель уставилась куда-то выше линии горизонта, будто желая узреть в облаках ответ на значимый вопрос бытия. И протянула:

— Та-ак…

Гаваль тяжело вздохнул, поскольку хорошо знал это выражение ее лица, предрекающее разные интересные события и повороты.

— Так, — повторила женщина более твердо. — Нам нужна легенда. Так откупаться — мечей не хватит. Да и может не повезти в следующий раз. Стоит придумать что-нибудь складное. И выучить наизусть.

— Легенда? — приподняла бровь Гамилла и тут же кивнула, будто сообразив, что хотела сказать собеседница. — Ну да, конечно…

— Артиго — сын благородного семейства в творческом поиске саморазвития. Примерно как Барнак из Гигехаймов, — начала рассуждать вслух рыжеволосая, без запинки сыпля яркими словесами. Затем пробормотала себе под нос непонятное «дездичадо».

— Я не стану укрывать свое имя, — набычился упомянутый сын, закладывая руки за спину и выпятив колесом впалую грудь, будто готовясь принять на нее все упреки. Именоваться какой-то «дездичадой» он определенно не собирался.

— И не надо, — пожала плечами Хель. — Мы его просто никому не скажем. Поэтому и не солжем.

—?

— Это имя слишком известно, чтобы его называть, — пафосно вымолвила женщина, и всем показалось, что это цитата из неведомого источника. — Молодой человек отправляется посмотреть жизнь и поучиться у достойных людей разному. Он желает остаться неузнанным, на что имеет право как дворянин, «соль земли», чье хотение преимущественно над всем, — развивала идею Хель. — Но при этом не собирается отказываться от почестей, достойных своего положения. На что опять же имеет все права.