– Ну, не прочитаю я этого вашего Толстого, и что будет?

– Что? Вы будете иначе мыслить, говорить другим языком. Вы пойдёте на другую работу. Выберете себе в друзья других людей. Станете другим человеком.

– Круто! – В голосе Макса сквозила откровенная издёвка. Демонстрируя отличное знание высказываний Толстого, Князев спросил: – А если я не хочу рваться и метаться?

– Да, можно не рваться, не зарываться. Вырасти вроде человеком и собирать компромат на своих товарищей.

Это было грубо. Паша, как ни силился держать лицо, не смог сохранить его нормальный цвет. Очень грубо! Маленький рот Линды превратился в красную проволоку. «Забила гол в собственные ворота. Два – один», – усмехнулся про себя Гека. Вот теперь Мымре придётся рваться и метаться. Такие, как Паша, помнят обиды долго и тяжело. Это Гека понял по тому, что багровое лицо «психа» стало особенно добрым. И только глаза на этой раскалённой сковороде серели, как необыкновенно стойкие ледышки.

После звонка, проходя мимо ребят, психолог кивал им «спасибо», «спасибо», точно в цирке за яркое представление благодарил.

Остановился у стола литераторши, заполнявшей журнал.

– И вам спасибо, Марина Владимировна. – Она не ответила. Головы даже не подняла. – А насчёт кляуз… Вы всё не так понимаете. Я хочу помочь. Да. И «Войну и мир» я читал.

– А я вас и не имела в виду, – продолжая писать, усталым голосом отозвалась литераторша.

– Что ж, кто не читал Толстого, тот сексот? – В голосе Мишани слышалась обида.

– Тут всё шире. – Паша ещё не знал, что до объяснения чего-либо Мишане опускаться не надо. Они сидели в его кабинете, по форме напоминающем колбу. Обсуждали, так сказать, результаты первого боевого дня. – Ну, это как если бы к вам в группу «ВКонтакте» Толстой затесался. Да ещё бы в авторитеты продвигался. С одной стороны, Марина Владимировна как бы желает вам добра. – Он пощипал себя за бороду. – Кстати… Я тут человек новый… Как вы её между собой называете?

– Старая Мымра! – с готовностью отозвался Дэн.

– Старая, – озадаченно проговорил Паша. – Как вы круто берёте! Этак и я вам стариком покажусь.

И при этом почему-то покосился на Линду. Она улыбнулась короткой улыбочкой. Поднялась со своего места и стала у окна, рядом с психологом, точно брала его под своё высокое покровительство. Гека смотрел на неё, прищурив глаза. Как на солнце.

– Впрочем, в вашем прозвище есть здравый смысл. Да. Она действительно старая, древняя. В том смысле, что учит детей так же, теми же словами, что и двадцать, и тридцать лет назад. Честное слово! Я будто в своём десятом классе на уроке побывал. Те же посылы! Те же выводы! Кошмар! А страна-то, а люди – совсем другие! И те же эпизоды она, я уверен, разбирает. Вот говорила она вам о дубе?

Ребята растерянно запереглядывались. Наконец Макс, не отрываясь от смартфона, бросил:

– Говорила. Роль дуба в духовном преображении князя Андрея. Смирнова, ты ж это сегодня говорить пыталась.

Никто не слушал сегодня Смирнову. Все были поглощены начинающейся великой битвой. Да, впрочем, все старались по возможности каждый день не слушать.

А Паша, блестя глазами, заходил по кабинету.

– Вот на чём мы построим нашу защиту. Да. Мы будем читать. Но и вы, уважаемая Марина Владимировна, потрудитесь. И вы сделайте так, чтобы нам было интересно читать эти ваши батальные сцены, а не тянуло сделать выжимку из романа. Оставить только эпизоды вроде того, как Наташа Ростова сигает в сани к Анатолю.

Паша просто летал по своей «колбе».

– Вы сами как полководец, – из-за смартфона подал ироничный голос Макс.

– В некоторой степени так оно и есть.

– И кем же вы хотите быть на поле брани? Кутузовым? Или Наполеоном? – Макс, как Александр Македонский, всё успевал, продолжал шарить в Интернете и в то же время держал в напряжении класс.

Ребята настороженно смотрели на психолога. «Сейчас срежется!» – со сладостью в груди подумал Гека. Ему хотелось, чтобы «псих» срезался.

Психолог подошёл к Князеву. Пальцем отодвинул в сторону смартфон. И когда парень поднял на него ироничные глаза, произнёс:

– Наполеоном. Конечно же Наполеоном. И думаю, – обвёл сразу размякший класс пристальным взглядом, – все тут мечтают именно о блестящей карьере мировой звезды. А стесняться правды нечего. Да. Высоким призванием гордиться надо. Плох тот солдат и тэ дэ и тэ пэ. А теперь к делу, друзья! Ваши предложения: как нам заставить нашу устаревшую модель работать по-новому?

Дэн почесал за ухом:

– У меня дружбан в седьмой школе. Так их там физкультурник гонял! По-чёрному. Ну, они собрались. Подстерегли его вечером. И… – Козлов двинул себя кулаком по скуле. – Мистер Физ-ра после ночного урока как шёлковый стал.

Мишаня хмыкнул:

– Бить тётку… – и покачал большой своей тупой головой.

– К сожалению, в наши дни в школах зафиксированы случаи рукоприкладства. Причём – не со стороны педагогов, как в былые дни. А именно – со стороны воспитанников. – Паша говорил с нотками оратора, слегка дурачась, потому что после предложения Козлова все как-то слегка призадумались. – Но, я думаю, вы другого поля ягоды. Настоящий эффект будет, если вы победите Старую Мымру в подкованном, как конь Александра Македонского, споре. Если сумеете доказать, почему вы отказываетесь читать тексты девятнадцатого века в полном объёме. Не оттого, что у Толстого борода неровно подстрижена, а по глубоко продуманным веским причинам.

Все повернули головы к Максу. Прямо – спаситель класса! Впрочем, Гека тоже понимал, что доказывать и аргументировать на высоком уровне способен только Князев. От осознания этого темнота, копившаяся внутри его в последнее время, стала гуще.

– Ладно. Рассчитывайте на меня. – Макс не рисовался. Он был просто невыносим в броне из своей самоуверенности.

– Но ты понял суть? – Паша наклонил голову. – Нужно заставить её сделать непростительную ошибку.

– Конечно, я всё понял. – Макс говорил с психологом как с маленьким.

Голос подал молчун Егор:

– А если она не поддастся? Не сделает этот самый ход?

– Никуда она не денется. – Психолог перестал кружить по кабинету. Сел. Вытянул на столе руки. Сцепил пальцы. – Уж я-то хорошо знаю эти устаревшие модели.

И глаза его снова стали как две серые ледышки. Гека видел: психолог уязвлён выходкой Старой Мымры гораздо больше, чем пытается показать. А Линда улыбается ему своей очаровательной короткой недоброй улыбкой. Чувствуя, как его начинает бить сильная внутренняя дрожь, Гека подался вперёд:

– А чего больше всего боялись ваши мама и папа?

Он так и сказал: «мама» и «папа». Линда метнула на Генку злой уничижающий взгляд. Психолог посмотрел на него очень внимательно, точно видел впервые. Да и вправду, наверно, только разглядел в мелькании интересных лиц непрезентабельную его физиономию. Воронкой раскрылась тишина, в которую по песчинкам сползал холм, и на нем Наполеоном высился Паша.

Наконец психолог открыл рот и будто неохотно ответил:

– Потерять партбилет.

– Что? Серьёзно? – гоготнул Дэн.

– Шучу, – улыбнулся Паша. – Это я о деде. А родители – люди уже другого времени. Без этой… – он покрутил у виска, – мути.

Все загалдели радостно, захохотали. Нет! Он всё-таки крутой, их плюгавенький Паша. Только Гека заметил, как ловко психолог обвёл всех вокруг пальца: и посмешил, и тайну вроде раскрыл, и от ответа ушёл. Да, у этого парня действительно есть чему поучиться.

Сегодня литературу ждали. Сегодня все приготовились, как могли, чтобы, если возникнет нужда, подстраховать Макса. Он, конечно, не нуждался в жалких ассистентах, но те жаждали занять своё место на сцене. Только Гека не стал заниматься ерундой. Как всегда, сунул так и не раскрытый им том в рюкзак. Лежит на столе – и пусть Мымра радуется, что он его до школы дотянул.

– Может, кто-то хочет ответить? – Литераторша произнесла дежурную фразу.

Макс поднял два пальца:

– Я.

Старая Мымра неодобрительно уставилась на эту букву V. Гека видел, что ей мучительно хочется сделать Князеву замечание, но она овладела собой, кивнула сухо: