— Думаю, что с юга идет лишь легкий бриз, сир, — ответил он. — Предстоит ясная ночь, луна будет отлично видна.
"Интересно, ясная ночь нам на руку или нет?» — подумала Женевьева. Казалось, на Бонапарта никакого впечатления не произвело сообщение Доминика, и по дороге в дом они говорили о том о сем, словно ничто в этой жизни их не беспокоило. Может быть, безлунная ночь больше подходит для того, чтобы незамеченными пройти через заслоны?
Она незаметно взяла под локоть Делакруа, шагавшего рядом с императором. Доминик улыбнулся и накрыл ладонью ее пальцы Женевьеве стало так тепло от этого прикосновения.
Казалось, что с той последней ночи в Вене Доминик к ней очень переменился.
Капер взял с нее слово, что впредь Женевьева никогда не будет действовать без согласования с ним, когда речь идет о делах, касающихся его, и никогда не будет сомневаться в его готовности помочь, если речь идет о ее безопасности.
Делакруа ничего не обещал ей взамен, но Женевьева определенно чувствовала ауру безопасности, которой капер окружил ее, и ауру нежности, какую прежде чувствовала с ним только в моменты любви. Женевьева не знала, что все это значит, но чувствовала себя во сто крат счастливее. Раз или два в ее мечты вторгались мысли о будущем, но она с легкостью отбрасывала их «на потом». В настоящем было слишком много дел, оно сулило столько счастья! И ничто не предвещало, что можно лишиться того и другого.
Во время бесчисленной, смены блюд за изысканнейшим обедом Доминик поймал себя на том, что каждую минуту смотрит па Женевьеву. Словно ему постоянно необходимо убеждаться: с ней все в порядке, ей не скучно, тарелка ее не пуста и в бокале есть вино. Правда, о последнем беспокоиться не приходилось. Как большинство умных людей, Женевьева умела учиться на собственных ошибках и более не выказывала склонности подвергать себя алкогольному отравлению.
Как всегда, вокруг мадам Делакруа толпились восторженные поклонники, но ее естественное кокетство Доминика больше не злило — теперь он знал, что фея не способна идти до конца. Доминик вздрогнул, вспомнив о том, что приходилось ей переживать в те вечера, когда он топил свои подозрения в бренди, слишком эгоистичный, чтобы понять, что Женевьева никогда не сможет до конца выполнить план, так наивно и бездумно одобренный им. Просто Женевьева изо всех сил старалась стать такой, какой, по ее мнению, капер хотел ее видеть, быть настоящим товарищем в его авантюрах.
Господи, ведь она и теперь именно так рассматривает их отношения! При этой мысли взгляд его затуманился. Доминик знал, что Женевьева его еще не любит. Она слишком молода, слишком неопытна в житейских делах, поэтому и затеял долгую любовную игру, которая ему самому, к великому удивлению, показалась увлекательной.
За Розмари он вовсе не ухаживал — любовь в один миг накрыла их, словно снежная лавина, а с Анжеликой ухаживания были просто неуместны, их не понимают в мире, где единственная цель — доступ к открытому кошельку. Но в нежной, капризной, любовной покорности этой тигриноглазой феи Доминик Делакруа неожиданно открыл для себя новое чувство. Она безупречно вела себя после отъезда из Вены, и ему не составляло труда придерживаться принятого решения.
— Мы встретимся в моем кабинете, месье Делакруа, — прервал его размышления Наполеон Бонапарт, говоривший решительным голосом, по-прежнему вызывавшим безоговорочное повиновение.
Доминику предстояло выполнить рискованнейшую в его жизни миссию, всем участникам которой грозила смертельная опасность, и он не мог позволить себе хоть на йоту утратить ясность мысли и оплошать. Не важно, что ему уже заплатили, не важно, что, когда Наполеон окажется на свободе, миссия капера будет считаться выполненной, независимо от того, что ждет императора в дальнейшем. Доминик почувствовал себя причастным к его судьбе, гордость креола оказалась поставленной на кон. А гордость значила для Доминика больше, чем сколь угодно толстый кошелек. Капитан Делакруа за недолгий срок знакомства с Наполеоном Бонапартом проникся уважением к величию этого человека и сочувствием к превратностям его судьбы. Закоренелый прагматик был побежден.
— Я хотел бы отправить Женевьеву обратно на корабль, сир. После этого я немедленно присоединюсь к вам. — Получив благосклонный кивок в ответ, Доминик пересек комнату и подошел к Женевьеве в тот момент, когда она собиралась отправиться в сад под руку с лордом Джоном Расселом.
— Дорогая, могу я отвлечь тебя на минуту? — Он дружески улыбнулся лорду Джону, и тот поспешил вернуть мадам Делакруа мужу. — Ты должна вернуться на «Танцовщицу», фея, — Доминик говорил по-английски, приглушенно и быстро, чтобы слуги-французы и итальянцы не могли его понять. — Я останусь здесь, провожу императора в бухту, где он сегодня вечером сядет на корабль.
— А почему мне тоже нельзя при этом присутствовать?
— Если случится нечто непредвиденное, я не хочу, чтобы это коснулось и тебя. Сайлас отвезет тебя на «Танцовщицу», а сам вечером примет командование «Святым Духом».
— Это действительно случится сегодня вечером? — Желто-карие глаза весело заблестели. — Даже при ясной луне?
— Уверяю тебя, темная ночь была бы предпочтительнее. Но ветер нам благоприятствует, Кэмпбела нет, и корабли готовы. Завтра может не быть луны, но и ветра тоже. Словом, надо пользоваться тем шансом, какой предоставляется.
— А войска уже погрузились на корабли?
— Надеюсь, это происходит как раз в эту минуту. Гости собираются на экскурсию в горы, чтобы осмотреть место для занятий спортом, так что до вечера никто яз них здесь не появится. А из подданных императора на острове никто и глазом не моргнет, даже если заметит что-то необычное.
— Тогда не должно быть никаких неожиданностей! — сделала вывод Женевьева с присущей ей логикой. — Я бы предпочла остаться здесь, с тобой, и принять участие в волнующем событии.
Глаза Доминика сузились:
— Надеюсь, вы не забыли, мадемуазель Латур, что, плавая на моем корабле, вы безоговорочно подчиняетесь мне.
Женевьева вспыхнула: это замечание разбудило былые воспоминания. Она действительно забыла, что хозяин фрегата — хозяин и всего, что на нем есть. Просто в последние дни у Женевьевы не было повода думать об этом.
— Ну пожалуйста, — умоляющим голосом попросила она, используя другую тактику, которая с новым, покладистым Домиником могла бы рассчитывать на больший успех, но не в данной ситуации.
— Нет. Я не хочу, чтобы ты путалась у меня под ногами.
— Чтобы тебе не пришлось обо мне беспокоиться? Но я не…
— Женевьева!
Побежденная, она сникла. Женевьеве все равно не переломить его, следовательно, глупо нарушать установившееся между ними согласие бессмысленными спорами.
— Тогда я пойду соберу вещи.
— Сайлас уже собрал. Он ждет тебя в спальне. Как только гости отбудут в горы, вы отправитесь в порт, — Доминик вдруг рассмеялся и ущипнул ее за щеку. — Не будь так неутешна, фея. Ты еще много чего увидишь интересного.
— Но я не хочу, чтобы меня убирали с дороги, как беспомощную, — насупилась она. — Я не твоя подопечная.
Его теперешняя терпимость была безгранична: Доминик лишь спокойно повторил:
— Пока ты плаваешь со мной, ты моя подопечная. На земле, полагаю, мы равные партнеры, но на корабле все подчиняются мне. Все. Меня ждет Бонапарт, и будет неловко объяснять свое опоздание тем, что пришлось урезонивать ярую спорщицу, которая не знает слова «нет».
— О, конечно, я понимаю, что это не прибавит тебе авторитета. — Женевьева озорно улыбнулась. — Но ты уверен, что не хочешь пойти со мной? Я могу придумать гораздо более интересные способы провести день, чем сидеть взаперти с Наполеоном или наблюдать за тем, как грузится на корабли его армия.
— Ты распутница, — не без удовольствия констатировал Доминик. — Я вообще-то тоже, но подобные предложения могут помешать мне сосредоточиться на главном. Так что прочь отсюда. Можешь потратить остаток дня на то, чтобы придумать развлечение для меня, когда я вернусь. — Он коснулся пальцем кончика ее носа и зашагал к выходу, но у самой двери обернулся: