Я сжала посох:
– Ну?
– Пошли, – он поднялся. – Надо добраться до замка раньше, чем начнется жара.
Я попыталась встать – и снова села на холодный песок:
– Не могу. Погоди.
– Довоевалась? – спросил он едко. – Напарилась в небесной высоте?
На его месте Оберон – или хотя бы Гарольд – протянули бы руку у меня над головой и поделились собственными силами. Максимилиан делал вид, что понятия не имеет о таком простом заклинании «Оживи!». А может быть, и в самом деле не знал; так или иначе, просить у него помощи я не собиралась.
Я мысленно прикинула расстояние до замка – над песками, над скалами, над озером. Сжала кулаки, чувствуя, как струятся песчинки между пальцами. Нет, не долететь. Через час начнется жара, а мы не взяли с собой даже фляги…
– Так и будем сидеть? – Максимилиан широко зевнул. – Я тоже спать хочу… Но не дрыхнуть же посреди пустыни, под солнцем, под носом у Саранчи?
– Нет, – я лихорадочно соображала. – Вот что… Давай перейдем ко мне. В мой мир. Здесь время остановится… А мы отдохнем, выспимся… и ты мне расскажешь подробнее про изнанку мира.
* * *
– Мама, это Макси… Максим. Ему негде ночевать, можно, он переночует у нас одну ночь?
Я проговорила все это, глядя в пол. Мама будет не просто удивлена – она будет шокирована; только усталость заставила меня пойти на поводу у Максимилиана и явиться домой с незнакомым парнем под ручку.
Первые несколько секунд все шло, как я предполагала: мама глубоко вздохнула, посмотрела на меня, на Максимилиана… и вдруг замерла. Я обернулась; за моей спиной стоял парень лет пятнадцати, худющий, лопоухий, в тонких очках, очень смущенный. Он попятился, будто испугавшись, и скороговоркой пробормотал:
– Нет, извините, Лен, не надо, я же говорил… Я лучше на вокзале…
У мамы расслабилось лицо. Неожиданно для меня она вдруг улыбнулась:
– Ну, почему же нет? Бывают в жизни всякие случаи… Правда, у нас тесно, но можно поставить раскладушку на кухне, будет удобно…
Братья, Петька и Димка, глазели на Максимилиана, разинув рты. Я прошла в комнату, стянула с себя одежду и рухнула на кровать; все провалилось в яму, стоило мне закрыть глаза. А когда я их открыла, за окном высоко стояло солнце, и несколько секунд я была абсолютно уверена: это сон, странный, страшный, дурацкий…
Потом я резко села на кровати.
На кухне разговаривали. Я узнала голос Максимилиана – негромкий, очень мягкий, он журчал, как ручеек. Что-то говорила мама, ласково смеялась. Потом она сказала: «Петя, давай чашку», – значит, Петька и Димка тоже на кухне… Но их, против обыкновения, не слышно.
Я протерла глаза. Конец августа, солнце за окном, скоро в школу…
Это не сон. Оберона забыли в Королевстве.
Из зеркала в ванной на меня глянуло бледное, растрепанное чудище. Я убила пару минут на то, чтобы привести себя в порядок. Постояла, прислушиваясь к голосам; Максимилиан заливал так, что любой соловей утопился бы от зависти. Мама у него главный бухгалтер на какой-то там фирме, отец – компьютерный дизайнер, и вот сейчас они оба в Крыму, а он вернулся из Англии, где был по обмену, там белки с черными хвостами, вороны, полисмены, он потерял ключи на вокзале, придется ехать в Крым к родителям…
Не могу сказать, что он врал уже совсем неправдоподобно. Я заглянула на кухню; Максимилиан, в черной футболке и джинсах, восседал на лучшем месте за столом – месте отчима, спиной к двери. Мама, Петька и Димка смотрели на него как зачарованные – я видела их горящие глаза и разрумянившиеся щеки. Им будто показывали любимое кино – до того они выглядели увлеченными и довольными.
Мне стало неприятно. В моем мире, у меня дома некромант морочил головы моим родным – и морочил блестяще.
– Максим!
Он обернулся: улыбка от уха до уха, ямочки на щеках, на носу все те же тоненькие очки.
– Доброе утро, Лена!
– Доброе утро, – благодушно подхватила мама. – Ты уже умылась? Садись завтракать, остывает курица…
Максимилиан смотрел на меня, по-прежнему улыбаясь. Вчера я, наверное, лишилась рассудка от усталости: как можно было привести в родной дом некроманта?!
– Нам с Максимом надо идти, – сказала я деревянным голосом.
– Куда это? Ты еще не ела! Петя, Дима, подвиньтесь, пусть Лена сядет… А Максим пусть погостит еще, дождется родителей из Крыма…
Я запихивала в себя горячие ломти тушенной с картошкой курицы и слушала, как Максимилиан втирается в доверие к моим родным. Впрочем, в доверие он втерся еще вчера, а теперь обманным путем пробирался маме в душу. Непостижимым образом он чуял, какие слова ей приятно будет услышать, и раз за разом попадал в яблочко:
– Очень люблю читать. Не понимаю этих геймеров – все бы сидеть носом в экран… Спина колесом, сколиоз вырабатывается…
– Совершенно верно, – мама смотрела на него, будто он был ее любимым старшим сыном. – В наши времена…
Я запила картошку крепким горячим чаем. Мельком глянула на часы на стене: уже почти десять. Долго же я валялась в постели.
– Вот это была жизнь, – некромант вздохнул. – Не было этой очумелой беготни, как белка в колесе: работать на трех работах, чтобы как-то тянуть семью, а на жизнь уже и времени не остается…
Я разинула рот: Максимилиан повторял собственные мамины слова, которые она, бывало, в плохом настроении говорила соседкам. Мама не насторожилась – наоборот, закивала с готовностью.
– А этот гламур, – продолжал Максимилиан, глядя маме в глаза. – Эта пошлость… Невозможно стало включить телевизор…
– Нам пора, – я встала, чуть не опрокинув табуретку. – Максим, пошли.
– Лена, что за командный голос? – Мама нахмурилась. Петька и Димка исподтишка перебрасывались куриными костями за ее спиной.
Я выразительно посмотрела на Максимилиана.
– Извините, Евгения Павловна, – Максимилиан поднялся. – Мне надо сегодня сдать книгу в библиотеку. Прямо сейчас.
* * *
– Никогда не смей так делать.
– Как?
– Не смей колдовать у меня в доме! Не смей издеваться над моими родными!
– Издеваться? Колдовать?! Лена, такому колдовству обучен любой разумный младенец…
– Ты понял, о чем я говорю, – сказала я, как отрезала. – И хватит!
В пустыне светало. На песке виднелись, не занесенные ветром, наши вчерашние следы; впрочем, какие они вчерашние, ведь здесь, в пустыне у границ Королевства, время не сдвинулось ни на секунду.
Саранча еще заканчивает ночной переход. Но скоро уже остановится, чтобы разбить лагерь – днем варвары отдыхают, укрывшись от солнца в шатрах и палатках.
– Хватит так хватит, – пробормотал Максимилиан, обернулся черной птицей и взмыл в небо.
Я взлетела за ним, тяжеловато, но уверенно. Лететь навстречу рассвету – приятно; из-за горизонта показался край солнца, я прищурилась. Ветром меня подбрасывало, как лодку на волнах, впереди показалась зубчатая кромка гор, пески внизу сменились лугами, потом перелесками…
Какое оно красивое, мое Королевство. Какие синие горы, какие желтые и синие луга. Как живописно бегут ручьи по камням, будто нарисованные. Какими яркими белыми лентами тянется прибой вдоль морского берега… И какая страшная опасность надо всем этим нависла.
Замок некроманта щетинился башнями. Я приземлилась на самую высокую – как божья коровка на кончик черного пальца. Перевела дыхание.
Горело под солнцем озеро. Вода у берега волновалась. Присмотревшись, я различила колоссальное белое брюхо, то всплывавшее, то снова уходившее в глубину.
– Что там?
– Рыба-зомби, – Максимилиан на лету превратился из птицы в человека, шлепнул подошвами кроссовок о каменный зубец. – Страж озерных ворот.
– Почему вверх брюхом?
– Потому что дохлая!
– Где ты взял эту гадость?
– Где взял, там больше нет!
Вниз с башни вела узкая лестница. Из стен справа и слева торчали стальные штыри.
– Это зачем?
– Тут у меня будут живые мертвецы прикованы.
– Как тогда развернуться на такой узкой лестнице? Как в автобусе в час пик?