«Широко шагаешь, Рекс, – думает он. – Потише. Мы еще далеко от цели».

Имена, сказал Рук, имена и цифры. Джонатан приводил их в изобилии. Для несведущих его информация могла показаться тривиальной: имена и клички, списанные с карточек на обеденном столе, подслушанные отрывочные разговоры, увиденное мельком письмо на столе Роупера, короткие памятки шефа: кто, сколько, когда и как. По отдельности эти обрывочные данные сильно уступали сделанным скрытой камерой фотографиям Флинна, запечатлевшим спецназовских наемников, прибывающих в аэропорт Боготы, или отчетам Амато о тайных безобразиях Коркорана в притонах Нассау, от которых волосы вставали дыбом, или перехваченным финансовым документам, свидетельствующим о том, что десятки миллионов долларов вложены весьма респектабельными банками в связанные с Роупером компании в Кюрасао.

Но в целом сообщения Джонатана складывались в такую разоблачающую картину, которая была почище всякого триллера. Берр, посидев над ними ночь, объявил, что у него морская болезнь. Гудхью, посидев две, заметил, что не удивился бы, если бы прочел, что его собственный банкир появился на Кристалле с чемоданом, набитым деньгами клиентов.

Впечатляли не столько щупальца осьминога, сколько его способность проникать в чтимые всеми святилища. Замешанными оказались такие структуры, которые даже Берр считал до сих пор вне подозрений, самые, казалось бы, безупречные люди.

Гудхью казалось, что блеск и слава Англии меркнут у него на глазах. По дороге домой он останавливался и смотрел на полицейскую машину, задаваясь вопросом, насколько правдоподобны байки газетчиков о коррупции и насилии в полиции. В клубе он, заметив знакомого банкира или биржевого маклера, вместо того чтобы приветливо махнуть ему рукой, как три месяца назад, наблюдал за ним исподлобья, мысленно спрашивая: «И ты такой же? Ты тоже? Один из них?»

– Я сделаю ход конем, – объявил он, изменив своей обычной сдержанности, на одном из ночных заседаний триумвирата. – Я решил. Созову комитет. Мобилизую для начала Министерство иностранных дел. Они всегда готовы сразиться с силами Даркера. Мерридью поддержит, и к нему прислушаются. Я уверен.

– Почему это он поддержит? – с сомнением спросил Берр.

– А почему нет?

– Брат Мерридью – большой человек в «Джейсон-Уорхоул», насколько я припоминаю, Рекс, – возразил Берр. – А «Джейсон» на прошлой неделе приобрела пятьсот облигаций компании с Кюрасао, каждая по полмиллиона.

– Прости меня, старина, – прошептал Гарри как бы из глубины того мрака, который, казалось, окружал его со всех сторон.

– За что, Гарри? – ласково спросил Гудхью.

Затравленные глаза Пэлфрея смотрели мимо Гудхью на дверь. Они сидели в пивнушке, выбранной Пэлфреем в северной части Лондона, неподалеку от домика Гудхью в Кентиш-Таун.

– За то, что запаниковал. Позвонил тебе в офис. Всполошил. Как ты так быстро добрался?

– На велосипеде, конечно. Что случилось, Гарри? Ты выглядишь так, словно встретил привидение. Надеюсь, они не угрожали твоей жизни?

– На велосипеде, – прошептал Пэлфрей, глотнув виски и тут же вытерев рот платком, как бы уничтожая следы преступления. – На велосипеде – это лучшее, что можно придумать. Пешим не догонишь, а на машине нужно объезжать квартал кругом. Пойдем в другую комнату? Где больше шума.

Они устроились в биллиардной, где музыкальный автомат заглушал их разговор. Два мускулистых, стриженных ежиком мальчика играли на биллиарде. Пэлфрей и Гудхью сидели рядом на деревянной скамье.

Пэлфрей чиркнул спичкой и не без труда прикурил.

– Ситуация накаляется, – пробормотал он чуть слышно. – Берр подошел слишком близко. Я предупреждал их, но они не слушали. Пришла пора играть без перчаток.

– Ты предупреждал их, Гарри? – переспросил Гудхью, как всегда потрясенный сложностью системы предательства Пэлфрея. – Кого ты предупреждал? Не Даркера ли? Не хочешь ли ты сказать, что предупреждал Даркера, а?

– Приходится, старина, действовать на два фронта. – Пэлфрей наморщил нос, нервно озираясь по сторонам. – Единственный способ выжить. Приходится, чтобы тебе продолжали доверять. И здесь и там. – Он улыбнулся как безумный. – Прослушивают мой телефон, – объяснил Пэлфрей, показывая на ухо.

– Кто?

– Джеффри. Люди Джеффри. «Морячки». «Флагманцы».

– Откуда ты знаешь?

– Узнать это невозможно. Никто не может. В наше время. Если только устройство допотопное. Или если это делает полиция со своими медвежьими манерами. Иначе никак невозможно. – Он выпил, покачав головой. – Это уж чересчур, Рекс. Переходит границы. – Он опять выпил маленькими глотками. Пробормотал «твое здоровье», хотя уже говорил это. – Мне намекают. Секретарши. Старые приятели из юридического отдела. Видишь ли, они не говорят. Говорить не нужно. Нет. «Извини, Гарри, мой босс прослушивает твой телефон». Только намеки. – У стола двое мотоциклистов в кожаных куртках молча начали партию. – Давай пойдем куда-нибудь отсюда?

Траттория напротив кинотеатра была пуста. Время шесть тридцать. Официант-итальянец поглядел на них с презрением.

– Они еще и квартиру мою обыскали, – хихикнул Гарри, словно рассказывая непристойный анекдот. – Ничего не свистнули. Мой хозяин сказал мне. Два моих кореша. Сказали, я им дал ключ.

– А ты давал?

– Нет.

– А кому-нибудь другому?

– Сам знаешь. Девочки, и прочее. Большинство возвращает.

– Значит, я был прав. Они угрожали тебе. – Гудхью заказал пару порций спагетти и бутылочку «Кьянти». Официант скорчил рожу и крикнул тем, кто был на кухне. Пэлфреем владел невыразимый страх, подобный ледяному ветру, от которого подгибаются колени и спирает дыхание.

– Тяжело вот так открываться, Рекс, – сказал Пэлфрей извиняющимся голосом. – Привычка – вторая натура. Зубную пасту не затолкаешь снова в тюбик. Проблема. – Он нагнулся к стакану и потянул в себя вино, чтобы оно не перелилось через край. – Нужна помощь. Извини.

Как это часто бывало в разговорах с Пэлфреем, Гудхью казалось, что он слышит испорченную запись, в которой понятны лишь отдельные слова.

– Не могу ничего обещать тебе, Гарри. Ты это знаешь. В жизни подачек не бывает. Все нужно заработать. Я так считаю. Думаю, ты тоже.

– Да, но у тебя характер, – возразил Гарри.

– А у тебя осведомленность, – отрезал Гудхью.

Глаза Пэлфрея широко распахнулись.

– И Даркер так же сказал! Ух! Слишком большая осведомленность. Опасная осведомленность. Это мое несчастье! Ты сразил меня, Рекс. Черт ясновидящий.

– Итак, ты говорил с Джеффри Даркером. О чем?

– Ну, скорее, он говорил со мной. Я только слушал.

– Когда?

– Вчера. Нет, в пятницу. Пришел ко мне в кабинет. Без десяти час. Я как раз надевал плащ. «Где ты обедаешь?» Я подумал, что он собирается пригласить меня, и говорю: «Меня вроде бы ждут в клубе, но я могу и отменить». А он: «Хорошо. Отмени». И я отменил. Потом мы говорили. В обеденный перерыв. В моем кабинете. Никого не было. Не было даже стаканчика «Перье» или печенья всухомятку. Зато хорошая торговля. Джеффри всегда хорошо торгуется. – Он опять ухмыльнулся.

– И он сказал? – настаивал Гудхью.

– Он сказал, – Пэлфрей глубоко вздохнул, как будто собирался нырнуть, – он сказал, что пора хорошим людям прийти на помощь партии. Сказал, что братишки хотят явного участия в «Пиявке». Они могут взять на себя американскую уголовную полицию, но рассчитывают, что нашу мы попридержим сами. Хотел убедиться, что я на корабле.

– А ты сказал?

– Да. На сто процентов. Да, я на корабле. Разве нет? – Он внезапно завелся. – А ты хотел бы, чтобы я послал его подальше? Боже!

– Конечно, нет, Гарри. Ты должен поступать, как для тебя лучше. Я понимаю это. Итак, ты сказал, что ты на корабле, и что он на это?

Пэлфрей снова впал в агрессивную угрюмость.

– Ему нужна юридическая оценка соглашения Ривер-Хауз с агентством Берра по разграничению сфер влияния до среды, до 5 часов дня. Соглашение, которое я для тебя готовил. Я взялся сделать это.