– Куда я поеду?

Вскочив, Коркоран спустился по ступенькам сада к пляжу, словно не желая больше находиться в обществе Джонатана. Он поднял камень и, невзирая на тяжесть, бросил в темнеющую воду.

– На три буквы, вот куда ты поедешь! – закричал он. – Какие-то сволочи здорово расстарались! Те, которые за тобой стоят, так мне кажется!

– Корки, ты что, все через жопу пропускаешь?

Коркоран некоторое время оценивал сказанное Джонатаном.

– Не знаю, старина. Хотел бы кое-что и пропустить, – он опять бросил камень. – Я глас вопиющего в пустыне. Шеф, пусть никогда и не признается в этом, неисправимый романтик. Роупер верит в свет в конце туннеля. Беда в том, что и трахнутый мотылек в это верил, – тяжело хрюкнув, он запустил следующий камень. – А Корки закоренелый скептик. Ты же, с моей личной и профессиональной точки зрения, наживка, – еще камешек, и еще один. – Я говорю ему, что ты – наживка, а он не верит. Он выдумал тебя. Ты выхватил из пламени его чадо. В то время как Корки благодаря неким анонимным лицам – твоим друзьям, как я подозреваю, – отставлен. – Он допил пиво и швырнул банку на песок, ища глазами новый булыжник, который Джонатан услужливо ему подал. – Ну ладно, милый, давай начистоту, кое-кто собирается «заложить» мальчика?

– По-моему, один мальчик сам чересчур много закладывает, Корки, – сказал Джонатан.

Коркоран отряхнул песок с рук.

– Господи, как тяжело быть преступником, – пожаловался он. – Люди и шум. Грязь. Быть там, где тебе не хочется. У тебя не так? Конечно, нет. Ты ведь выше таких мелочей. Вот это я и твержу шефу. И слушает он меня? Куда там!

– Ничем не могу помочь, Корки.

– О, не волнуйся. Как-нибудь разберусь. – Он зажег сигарету и с удовольствием затянулся. – А теперь вот что, – сказал он, махнув рукой в сторону дома Вуди. – Две ночи без сна, доносят мои шпионы. Мне, конечно, хотелось бы настучать шефу. Нет ничего приятнее. Но я не могу поступить так с госпожой Кристалла. Хотя и не могу отвечать за остальных. Кто-нибудь все равно проболтается. Всегда кто-нибудь пробалтывается. – Силуэт острова Мисс Мейбл четко вырисовывался на фоне луны. – Не могу, не перевариваю вечер. Ненавижу трахальщиков. По той же причине терпеть не могу утра. Все проклятый похоронный звон. Если ты Корки, больше десяти сносных минут в день тебе не отпущено. Еще по одной, за королеву?

– Нет, спасибо.

Отправлялись явно не на увеселительную прогулку. Собрались у аэродрома на горе Мисс Мейбл на рассвете, как заправские беглецы. Джед была в темных очках и намеренно никого не замечала. В самолете, не снимая очков, она сидела сгорбившись сзади между Коркораном и Дэниэлом, а Фриски и Тэбби занимали передние места по обе стороны от Джонатана. Когда они приземлились в Нассау, Макартур торчал у турникетов. Коркоран протянул ему паспорта, в том числе и паспорт Джонатана, и всех пропустили без проблем.

– Джед сейчас стошнит, – гордо объявил Дэниэл, когда они уселись в новенький «роллс-ройс». Коркоран велел ему заткнуться.

Особняк Роупера представлял собой украшенное лепниной здание в стиле эпохи Тюдоров, все увитое зеленью и поражающее своей запущенностью.

Днем Коркоран повел Джонатана по магазинам во Фритауне. Он был немного не в себе, несколько раз останавливался в мерзких забегаловках, чтобы привести себя в чувство – Джонатан пил «кока-колу». Здесь, казалось, все знают Коркорана, некоторые даже чересчур хорошо. Фриски следовал за ними на некотором расстоянии. Они купили три очень дорогих строгих итальянских костюма – брюки чтоб были подогнаны уже вчера, будь добр, Клайв, а то шеф разъярится. Потом полдюжины рубашек, носков и галстуков им под стать, ботинки, ремни легкий морской плащ, белье, льняные носовые платки, пижамы, чудесный кожаный мешочек с электробритвой и двумя великолепными щетками для волос с серебряными "Т":

– Мой друг признает только то, что специально помечено буквой "Т", правда, сердце мое? – А когда они вернулись во дворец, Коркоран с видом творца, доводящего свое произведение до совершенства, извлек бумажник из свиной кожи, полный кредитных карточек на имя Томаса, «черный дипломат», золотые часы Пьяже и золотые запонки с инициалами «ДСТ».

Так что к тому времени, когда все собрались в гостиной, чтобы пропустить по рюмочке – Джед и Роупер пылающие и разомлевшие, – Джонатан превратился в образцового современного служащего.

– Что мы можем о нем сказать, дорогие мои? – вопросил Коркоран, явно гордясь созданным им шедевром.

– Чертовски хорош, – отозвался Роупер без эмоций.

– Великолепен, – произнесла Джед.

Потом они отправились в ресторан Энцо на острове Парадиз, и Джед заказала салат из омаров.

И только-то. Всего лишь салат из омаров. Заказывая его, Джед обнимала Роупера за шею. И не переставала обнимать, пока Роупер передавал се заказ хозяину. Они сидели рядышком, потому что это был последний проводимый ими вместе вечер, и, как все знали, они любили друг друга до умопомрачения.

– Милые мои, – начал Коркоран, поднимая бокал. – Вы прекрасная пара. Поразительно красивая. Пусть же вас никто не разлучит. – Он залпом опрокинул бокал, после чего хозяин-итальянец, оскорбленный в своих лучших чувствах, выразил сожаление, что салат из омаров кончился.

– Телятины, Джедс? – предложил Роупер. – Pollo – это неплохо. Возьми pollo. Нет, не надо. Много чесноку. Будешь благоухать. Рыбы? Принесите ей рыбу. Джедс, хочешь рыбы? Морской язык? Какая у вас есть рыба?

– Любая рыба, – сказал Коркоран, – будет неравноценной заменой.

Джед ела рыбу вместо омаров.

Джонатан тоже попробовал рыбу и нашел ее восхитительной. Джед согласилась, рыба великолепна. Их поддержали Макдэнби, которые по первому свистку слетелись, чтобы занять свое место в свите Роупера.

– По-моему, не так уж и великолепна, – поморщился Коркоран.

– О, Коркс, намного лучше, чем омары. Моя самая любимая рыба.

– Но в меню – омары, весь остров кишит омарами, почему же у них нет омаров? – не унимался Коркоран.

– Просто они не рассчитали. Коркс. Не все такие гении, как ты.

Роупера это нисколько не занимало и не раздражало. Его мысли были далеко, а рука – на бедре Джед. Но Дэниэл, которому скоро предстояло отбыть в Англию, решил вернуть отца к действительности.

– Роупер в задумчивости, – объявил он посреди неловкого молчания. – У него на мази грандиозная сделка. Из-за нее он будет вне досягаемости.

– Дэнс, закрой варежку, – нежно сказала Джед.

– Что это такое – коричневое и сучье? – вопросил Дэниэл. Никто не знал. – Сучок.

– Дэнс, старина, заткнись, – попросил Роупер.

Зато в тот вечер не было никакого спасу от Коркорана. Он завел рассказ о своем дружке, консультанте по вложению капиталов, по прозвищу Уилкинс Блицкриг, который в самом начале ирано-иракской войны сказал клиентам, что она закончится через шесть недель.

– Что с ним случилось? – спросил Дэниэл.

– Боюсь, Дэн, сидит сложа руки. На мели почти все время. Живет за счет старых дружков. В общем, мой портрет, через пару годиков. Вспомни обо мне, Томас, когда поедешь на своем «роллере» и увидишь знакомое лицо в канаве. Брось монетку ради доброго старого времени, ладно, солнышко? Доброго здоровья, Томас. Долгих лет жизни, сэр. Чтобы у всех у вас жизнь была долгой. За ваше здоровье.

– И за тебя, Корки, – добавил Джонатан.

Один из Макдэнби тоже попытался о чем-то рассказать, но Дэниэл снова вмешался:

– Как сохранить мир?

– Скажи, старина, – проныл Коркоран. – Умираю – хочу знать.

– Истребить человечество.

– Дэнс, сколько можно? – не выдержала Джед. – Ты просто невыносим.

– Я только сказал, истребить человечество. Это же шутка! Вы что, шуток не понимаете? – Он поднял руки и расстрелял всех сидящих за столом из воображаемого пулемета. – Бабабабах! Вот так! Теперь мир сам собой сохранится. Ведь в нем никого нет.

– Томас, пойди погуляй с Дэном, – скомандовал Роупер. – Приведи его, когда он научится вести себя.